Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Александр Дюма

– А, вот что! Вы живете как вельможа, и пятнадцать-шестнадцать тысяч ливров в год проходят у вас сквозь пальцы? Притом на вас лежат разные обязанности: вы непременно должны принимать…

– Но, мне кажется, вы точно такой же вельможа, как я, мой друг, и ваших денег вам только-только хватит.

– Триста тысяч ливров!.. Тут две трети лишних!

– Извините, но мне показалось, будто вы говорили… мне послышалось… я вообразил, что у вас есть компаньон…

– Ах, черт возьми! Правда! – вскричал д’Артаньян, покраснев. – У меня есть Планше! Клянусь честью, я забыл о Планше… Вот и отходит часть моих денег. Жаль, сумма была круглая, и цифра выглядела славно. Правда ваша, Атос, я вовсе не так уж богат. Какая у вас память!

– Да, порядочная, слава богу!

– Добрый Планше не прогадал, – пробормотал д’Артаньян. – Неплохое предприятие, черт возьми! Ну, давши слово – держись!

– Сколько придется на его долю?

– О, – сказал д’Артаньян, – он славный малый, и я рассчитаюсь с ним на совесть; не забудьте, ведь я много хлопотал, много издержал, все это надо внести в счет.

– Друг мой, я не сомневаюсь в вас, – проговорил Атос спокойно, – и нисколько не боюсь за добряка Планше. Его деньги сохраннее в ваших руках, чем в его собственных. Но теперь, когда вам уже нечего здесь делать, уедем поскорее. Поблагодарите его величество – и в путь! Через неделю мы увидим башни собора Парижской богоматери.

– Да, мой друг, мне самому очень хочется уехать, и я сейчас же пойду проститься с королем.

– А я, – сказал Атос, – пойду повидаться со знакомыми, и потом я к вашим услугам.

– Одолжите мне вашего Гримо.

– Извольте… Зачем он вам?

– Он нужен мне для очень простого дела, которое не затруднит его: я попрошу его покараулить мои пистолеты, которые лежат на столе, вот здесь, возле этих сундуков.

– Хорошо, – отвечал Атос хладнокровно.

– И он никуда не уйдет?

– Он останется здесь с пистолетами.

– Тогда я пойду к королю. До свидания!

Д’Артаньян явился в Сент-Джемсский дворец, где Карл II, писавший в это время письма, заставил его ждать целый час.

Д’Артаньян прогуливался вдоль галереи от дверей до окон и обратно; вдруг в передней промелькнул плащ, очень похожий на плащ Атоса. Не успел д’Артаньян посмотреть, кто там, как его позвали к королю.

Карл II, потирая руки, принял изъявления благодарности мушкетера.

– Шевалье, – сказал он, – вы напрасно так благодарите меня. Я не заплатил и четверти настоящей цены за историю с ящиком, в который вы запрятали нашего храброго генерала… я хочу сказать, нашего милого герцога Олбермеля.

И король громко расхохотался.

Д’Артаньян не счел нужным прерывать его величество и скромно молчал.

– Кстати, – продолжал Карл, – действительно ли любезный Монк простил вам?

– Да, надеюсь…

– О, но шутка была жестокая… odds fish! Закупорить, как селедку в бочонок, первое лицо английского королевства! На вашем месте я не был бы так спокоен, шевалье.

– Но…

– Монк называет вас своим другом, я знаю… Но по глазам его видно, что память у него хорошая. И к тому же он очень горд, об этом говорят его высокие брови! Знаете, большая supercilium.[9]

«Обязательно выучу латынь», – подумал д’Артаньян.

– Послушайте! – весело продолжал король. – Я должен устроить ваше примирение; я сумею взяться за дело так, что…

Д’Артаньян закусил ус.

– Разрешите сказать откровенно вашему величеству?

– Говорите, шевалье.

– Ваше величество очень пугаете меня… Если вы пожелаете уладить это дело, то я человек погибший: герцог велит убить меня.

Король снова расхохотался: от его смеха страх д’Артаньяна перешел в ужас.

– Ваше величество, сделайте милость, обещайте, что позволите мне самому уладить это дело; и если я больше не нужен вам…

– Нет, шевалье. Вы хотите ехать? – спросил Карл с веселостью, вселявшей в мушкетера все большее и большее беспокойство.

– Если ваше величество ничего не хочет приказать мне…

Карл стал почти серьезен.

– У меня есть к вам просьба. Повидайтесь с моей сестрой Генриеттой. Она знает вас?

– Нет, ваше величество. Но такой старый солдат, как я, – скучное зрелище для веселой и молодой принцессы.

– Я хочу, чтоб сестра моя знала вас, чтоб она в случае надобности могла положиться на вас.

– Все, что вам дорого, для меня священно.

– Хорошо!.. Парри! Добрый Парри!.. Войди сюда.

Боковая дверь отворилась, и вошел Парри. Увидев д’Артаньяна, он очень обрадовался.

– Что делает Рочестер? – спросил король.

– Он на канале с дамами, – отвечал Парри.

– А Бекингэм?

– Там же.

– Очень хорошо. Ты отведешь господина д’Артаньяна к Виллье, – так зовут герцога Бекингэма, шевалье, – и попросишь его представить господина д’Артаньяна леди Генриетте.

Парри поклонился королю и улыбнулся д’Артаньяну.

– Шевалье, – продолжал король, – это ваша прощальная аудиенция. Можете ехать, когда вам будет угодно.

– Благодарю, ваше величество.

– Но только помиритесь с Монком…

– Непременно!

– Вы знаете, что я предоставил корабль в ваше полное распоряжение?

– Ваше величество осыпаете меня милостями, но я не допущу, чтобы офицеры вашего величества беспокоились ради меня.

Король потрепал д’Артаньяна по плечу:

– Вы никому не причиняете хлопот, шевалье, я отправлю во Францию посла, которому, я думаю, вы охотно будете спутником, потому что коротко знакомы с ним.

Д’Артаньян взглянул на короля с изумлением.

– Посол мой – некий граф де Ла Фер… тот самый, которого вы называете Атосом, – прибавил король, оканчивая разговор, как и начал, взрывом веселого смеха. – Прощайте, шевалье, прощайте! Любите меня, как я вас люблю!

Спросив знаком у Парри, не ждет ли его кто-нибудь в соседнем кабинете, король прошел туда, оставив д’Артаньяна в величайшем изумлении от такой странной аудиенции.

Старик дружески взял его под руку и повел в сад.

XXXV. На канале

Вдоль наполненного мутной зеленоватой водой канала с мраморными берегами, изъеденными временем и поросшими густой травой, величественно скользила длинная лодка под балдахином, украшенная флагами с английским гербом и устланная коврами, бахрома которых свисала до самой воды. Восемь гребцов, плавно налегая на весла, медленно подвигали ее вперед; она плыла так же грациозно, как лебеди, которые, заслышав шум, издали смотрели на это великолепие, невиданное в их старом приюте. В лодке сидели четыре музыканта, игравших на лютне и на гитаре, два певца и несколько придворных в одеждах, расшитых золотом и драгоценными камнями. Придворные приятно улыбались, чтобы угодить прелестной леди Стюарт, внучке Генриха IV, дочери Карла I, сестре Карла II, которая сидела в этой лодке на почетном месте под балдахином.