Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

уж это-то умозаключение было очевидным.

– Зелье-то свое сварили?

Ксандер вздрогнул, но вспомнил – нет, про приворотный яд он вслух не сказал, только то, что нечто им соорудить надо, а что именно, это Адриано никак не волновало. Венецианец при одном упоминании махнул рукой, мол, и вникать не буду.

– Пока нет, – признался фламандец. – Там еще надо кое-что найти. Вербену вот…

– Вербену-то найти легко, – отмахнулся Адриано.

Ксандер, не ожидавший со стороны друга каких бы то ни было познаний в травах и медицине, так изумленно на него уставился, что венецианец почувствовал, что стоит объясниться. Правда, сделал он это странно: оттянул свой ворот и демонстративно понюхал.

– Ну, духи же! – наконец выпалил он, когда на лице Ксандера не отразилось просветления. – Вербена – первое дело для духов. Мои вот, как думаешь, чем пахнут? Можешь не сомневаться, точно она, я у отца их стащил, а Дали всегда говорила, что отец вербеной пахнет.

В этом Ксандер, в ароматах не очень разбиравшийся, был готов поверить Адриано на слово, тем более, что его осенило.

– Так это же здорово! Духи!

– Я могу тебе хоть весь пузырек отдать, только вот не знаю, насколько тебе это поможет, – сказал Адриано с некоторым сомнением. – Там же наверняка не только вербена, а тебе ж надо чистую?

– Это неважно, – нетерпеливо пояснил Ксандер. – Взять чистую я найду где!

– Духи? – с сомнением переспросила Мерит-Птах.

Она сидела на небольшом, ею любимом стульчике, но на его двойника, такого же изящного и похожего на треножник, Ксандер садиться не рисковал: уж больно невесомым тот выглядел. Заметив еще на первом уроке сомнения ученика, миниатюрная целительница завела в своих владениях и обычный стул под фламандскую стать, так что сейчас ей приходилось смотреть на него почти настолько же снизу вверх, как когда они оба стояли.

– Впереди же Рождество, – пояснил Ксандер. – Я бы хотел сделать подарок.

Мерит-Птах прищурилась, но встала и потянулась к одной из полок. Это было удачно: ни одна бутылочка и ни один мешочек в ее богатой коллекции не были подписаны – как объясняла она сама, для того чтобы если кто что-то и брал, то только то, что может сам опознать. Частично поэтому Ксандер и решил попросить ее напрямую, сомневаясь в том, что духи Адриано так уж верно дадут ему представление об искомой вербене.

– Никак не пойму, почему вас, северян, так тянет на всякую траву, – пожаловалась тем временем целительница. – Другое дело, если масляную пирамидку на голову – вот это, я понимаю, настоящие духи, и не выветриваются! Хотя конечно, у вас тут совсем не так тепло…

Ксандер представил себе, как ходит по окрестностям с вымазанной растаявшим маслом шевелюрой, вздрогнул и поспешил забрать благоухавший мешочек, рассыпаясь в благодарностях, к которым его маленькая учительница испытывала слабость.

– Духи, значит? – улыбнулась она, когда он забирал из ее пальцев мешочек. – А вы знаете, как они делаются, кстати?

Ксандер понятия не имел и приготовился уже мычать что-то невразумительное под проницательным взглядом бездонно-темных глаз, когда выяснилось, что ответа от него никто и не ждал.

– Ничего, научитесь, – утешила его Мерит-Птах, все еще лукаво улыбаясь. – Дело молодое. Когда же, в самом деле, вам еще и… делать духи, как не сейчас.

Следующими в списке и, собственно, замыкающими были загадочная бриония и цветки папоротника. С цветками папоротника было совсем плохо, несмотря на то, что он знал, где был по крайней мере один.

– …и передай Ксандеру привет, – услышал он, подходя к двери спальни сеньоры.

Тот, кому этот голос принадлежал, был, пожалуй, единственным человеком в семье Альба, от кого такие слова Ксандера бы не напрягли. Может быть, после событий прошлой ночи такое можно было бы услышать и от дона Луиса, но приветов серьезный наследник дома Альба никому никогда не передавал. Зато его сын не видел в этом ничего неподобающего.

Дон Фелипе встретил Ксандера своей солнечной широкой улыбкой, едва тот перешагнул порог, и сам пошел ему навстречу. Должно быть, он приехал тоже прошлой ночью и успел отдохнуть, потому что его привычная хромота была еле заметна: вечером или от усталости он куда заметнее припадал на раненую четыре года назад ногу и не мог порой обойтись без трости. Целым в родовое гнездо он, впрочем, тоже не являлся: сейчас его правая рука была вся перебинтована и на перевязи.

– Вот и сам герой, – радостно заявил он и тут же посерьезнел. – Ты вчера спас моего отца, Ксандер. Спасибо.

Ксандер молча поклонился. Отвечать на такое было особенно нечего.

– Смотри, что Фелипе мне подарил!

Он повернулся и замер. Белла торжествующе и при этом бережно держала в ладонях… огонь?

Нет, никогда свет от огня не бывает таким умиротворяющим, как закатное солнце, добрым и притягательным, так что Ксандер, сначала было шагнувший назад, и думать забыл о том, чтобы отшатнуться подальше. Прищурившись, он разглядел в этом золото-алом сиянии цветок о нескольких длинных лепестках, размером, пожалуй, с его кулак. Заодно Ксандер увидел, что цветок не висел в воздухе между ладонями Беллы, а чуть покачивался в хрустальной склянке.

– Цветок папоротника, – гордо заявила Белла.

– Вы же вчера сказали, что ходили за ним, – улыбнулся Фелипе. – А дядя Франко сказал, что вы соврали.

– Мы и правда соврали, – призналась Белла со вздохом, не отрывая глаз от цветка.

Ксандер ее понимал: ему и самому не хотелось отводить взгляда от его сияющей красоты.

– Даже если бы и нет, его найти нелегко, – уточнил Фелипе. – А вот мне посчастливилось, и я подумал, мне-то он зачем, на самом деле, я хотел его не себе, разве что дяде Алехо… ну, неважно. А тут услышал, что вам сказал дядя Франко, и подумал: а ну как он утром придет тебя еще пробрать, Белита, а тут и окажется, что цветок есть! Хорошо я придумал?

С точки зрения Ксандера, лучше просто было некуда. Белла тоже расцвела, но тут же усомнилась:

– А если не придет?

– А ты на завтрак цветочек приволоки, – подмигнул ей Фелипе. – У него самого в этом году такого нет, я точно знаю!

Какое-то время Белла только что не спала со склянкой в обнимку – таскала ее с собой всюду, то и дело любуясь, а ночами устраивала ее в изголовье. Но через пару недель склянка переместилась на полку, пусть и на почетное место, а к тому времени, как им пришла пора ехать в Академию, и Белла отчаянно собиралась, стараясь