Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ланжерон же считает, что Беннигсен был свидетелем кончины государя, хотя и не принимал участия в убийстве. М. Фонвизин: «В начале этой гнусной, отвратительной сцены Беннигсен вышел в предспальную комнату, на стенах которой были развешаны картины, и со свечой в руке спокойно рассматривал их».
Великий Гёте, проявлявший большой интерес к «романтическому императору» и пристально изучавший все обстоятельства его трагической гибели, о чем свидетельствуют записи в его дневнике и бумагах, назвал Беннигсена «Длинным Кассиусом» — как известно, он и Брут были убийцами Цезаря. В дневнике Гёте имеется следующая запись от 7 апреля 1801 года — в этот день он узнал о трагической гибели императора Павла I: «Фауст. Смерть императора Павла».
Наполеон Бонапарт, вспоминая минувшее на острове Святой Елены, был еще более выразителен: «Генерал Беннигсен был тем, кто нанес последний удар: он наступил на труп императора». Он, как и его приятель Пален, тоже немец, но из Ганновера. До 28 лет служил в армии Фридриха II, потом поступил в русскую армию. Это типичный кондотьер, наемник-профессионал, но из старинного графского рода, готовый сражаться за каждого и против каждого.
А теперь попробуем восстановить картину цареубийства со слов других очевидцев и современников. В половине первого ночи двенадцать заговорщиков ворвались в спальню императора. История сохранила их имена: Платон и Николай Зубовы, их камердинер — француз, Беннигсен, офицеры гвардии: Яшвиль, Скарятин, Гордонов, Бологовский, Бороздин, Аргамаков, Татаринов, Мансуров и генерал Чичерин. Вместо последнего принц Евгений Вюртембергский ошибочно называет князя Вяземского.
Перепуганного царя Беннигсен находит за ширмой. А. Чарторыйский: «Павла выводят из прикрытия, и генерал Беннигсен в шляпе и с обнаженной шпагой в руке говорит императору: «Государь, вы мой пленник, и вашему царствованию наступил конец; откажитесь от престола и подпишите немедленно акт отречения в пользу великого князя Александра»».
«Павел не отвечал ничего; при свете лампы можно было видеть все замешательство и ужас, которые выражались на его лице. Беннигсен, не теряя времени, сделал верный осмотр в его комнатах…»
Здесь следует почти полное совпадение во всех рассказах. Платон Зубов вышел из комнаты, часть офицеров отстала, другие, испугавшись шума при их появлении, выскочили из комнаты, и какое-то время Беннигсен остается с Павлом один. Фоку Беннигсен сообщает кратко: «Я с минуту оставался с глазу на глаз с императором, который только глядел на меня, не говоря ни слова. Мало-помалу стали входить офицеры из тех, что следовали за нами… Павел поглядел на меня, не произнося ни слова, потом обернулся к князю Зубову и сказал ему: «Что вы делаете, Платон Александрович?» Царь естественно обращается к самому высокому чину, игнорируя Беннигсена и менее важных…»
А. Коцебу: «Зубов вынимает из кармана акт отречения. Конечно, никого бы не удивило, если бы в эту минуту, как многие уверяли, государь поражен был апоплексическим ударом. И действительно, он едва мог владеть языком и весьма внятно сказал: «Нет, нет, я не подпишу». «Что же я вам сделал?» Приняв одного из заговорщиков за сына Константина, восклицает: «И Ваше Величество здесь?»»
М. Фонвизин: «Павел смял бумагу… резко ответил. Он отталкивает Платона Зубова, обличает его неблагодарность и всю его дерзость. «Ты больше не император, — отвечает князь, — Александр наш государь». Оскорбленный этой дерзостью, Павел ударил его; эта отважность останавливает их и на минуту уменьшает смелость злодеев. Беннигсен заметил это, говорит, и голос его их одушевляет: «Дело идет о нас, ежели он спасется, мы пропали».
…Несколько угроз, вырвавшихся у несчастного Павла, вызвали Николая Зубова, который был силы атлетической. Он держал в руке золотую табакерку и с размаху ударил ею Павла в висок, это было сигналом, по которому князь Яшвиль, Татаринов, Гордонов и Скарятин яростно бросились на него, вырвали из его рук шпагу: началась с ним отчаянная борьба. Павел был крепок и силен; его повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, задавили шарфом Скарятина. В начале этой гнусной, отвратительной сцены Беннигсен вышел в предспальную комнату, на стенах которой развешаны были картины, и со свечкою в руке преспокойно рассматривал их. Удивительное хладнокровие!»
Н. А. Саблуков: «Князь Платон Зубов, действовавший в качестве оратора и главного руководителя заговора, обратился к императору с речью. Отличавшийся обыкновенно большою нервностью, Павел на этот раз, однако, не казался особенно взволнованным и, сохраняя полное достоинство, спросил, что им всем нужно.
Платон Зубов отвечал, что деспотизм его сделался настолько тяжелым для нации, что они пришли требовать его отречения от престола.
Император, преисполненный искреннего желания доставить своему народу счастье, сохранять нерушимо законы и постановления империи и водворить повсюду правосудие, вступил с Зубовым в спор, который длился около получаса и который, в конце концов, принял бурный характер. В это время те из заговорщиков, которые слишком много выпили шампанского, стали выражать нетерпение, тогда как император, в свою очередь, говорил все громче и начал сильно жестикулировать. В это время шталмейстер граф Николай Зубов, человек громадного роста и необыкновенной силы, будучи совершенно пьян, ударил Павла по руке и сказал: «Что ты так кричишь!» При этом оскорблении император с негодованием оттолкнул левую руку Зубова, на что последний, сжимая в кулаке массивную золотую табакерку, со всего размаху нанес рукою удар в левый висок императора, вследствие чего тот без чувств повалился на пол. В ту же минуту француз-камердинер Зубова вскочил с ногами на живот императора, а Скарятин, офицер Измайловского полка, сняв висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил его им. Таким образом его прикончили…
Итак, произнесенные Паленом за ужином слова «сначала надобно разбить яйца» не были забыты и, увы, приведены в исполнение.
Называли имена некоторых лиц, которые выказали при этом случае много жестокости, даже зверства, желая выместить полученные от императора оскорбления на безжизненном его теле, они толкали его ногами, топтали и на всякие лады уродовали несчастный труп, так что докторам и гримерам было нелегко привести тело в такой вид, чтобы можно было выставить его для поклонения, согласно существующим обычаям. Я видел покойного императора, лежащего в гробу. На лице его, несмотря на старательную гримировку, видны были черные и синие пятна. Его треугольная шляпа была так надвинута на голову, чтобы по возможности скрыть левый глаз и левый висок, которые были у него разбиты.
…Так умер 12 марта 1801 года один из государей, о котором история говорит как о монархе, преисполненном многих добродетелей, отличавшемся неутомимой деятельностью, любившем порядок и справедливость и смиренно набожном».
Его последние слова:
«Господа, во имя неба пощадите меня! Дайте мне помолиться Богу».
Н. Греч: «Как тати прокрадываются они в спальную храмину ближнего своего человека, царя (для многих из них он был и благодетелем), осыпают его оскорблениями и предают мучительной смерти. Россия этого не хотела и не требовала. Зато и пропитались они всю жизнь свою, как Каины, с печатью отвержения на челе».
А. Чарторыйский: «Найдись хоть один человек, который бы явился от имени Павла к солдатам, — он был бы, быть может, спасен, а заговорщики арестованы».
Точно рассчитав время, фон Пален идет по коридорам и лестницам к заветным комнатам. «…В случае неудачи он принял все меры для того, чтобы арестовать великого князя Александра со всеми заговорщиками и выступить в качестве спасителя Павла».
Раздаются крики: «Павел больше не существует!» «Заговорщики не стесняясь громко высказывают свою радость, позабыв о всяком чувстве приличия и человеческого достоинства. Они толпами ходят по коридорам и залам дворца, громко рассказывают друг другу о своих подвигах, и некоторые проникают в винные погреба, продолжая оргию, начатую в доме Зубовых». Беннигсен пытается унять разошедшихся офицеров, но ему это не удается, и он посылает за Зубовым. «Князь Платон останавливает их: «Господа, мы пришли сюда, чтобы избавить отечество, а не для того, чтобы дать волю низкой мести»».
* * *Александр не имел мужества сам участвовать в заговоре и тем спасти отца.
Т. ШиманнОбуреваемый сомнениями и страхом, он лежал одетым на кровати и прислушивался к каждому шороху. В соседней комнате находились Уваров, Волконский и адъютант Николай Бороздин. Первым вошел Николай Зубов, взъерошенный, возбужденный вином и только что совершенным убийством, в смятой одежде. Александр лежал, повернувшись к стене. «Ваше величество, ваш отец скончался», — тихо произнес Зубов. Ужасная гримаса исказила его лицо, Александр вскочил, покачнулся и, наверное бы, упал, если б не полковник Бороздин, подхвативший наследника. Сумев овладеть собой, Александр подошел к окну; только сейчас он до конца осознал, что произошло непоправимое.
- Александр Пушкин и его время - Всеволод Иванов - История
- Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855 – 1879 - Дмитрий Оболенский - История
- Парадоксы гениев (СИ) - Казиник Михаил Семенович - История
- Всеобщая история кино. Том 1 (Изобретение кино 1832-1897, Пионеры кино 1897-1909) - Жорж Садуль - История
- «Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля» - Александр Тюрин - История
- История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов - История
- Русская Америка: слава и позор - Александр Бушков - История
- Философия истории - Юрий Семенов - История
- Вехи русской истории - Борис Юлин - История
- Русь и Рим. Реконструкция Куликовской битвы. Параллели китайской и европейской истории - Анатолий Фоменко - История