Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут - Хелен Браун

Она уткнулась носом мне в шею и спросила, можно ли ей улететь домой вместе со мной. И пожить с нами какое-то время.

Путешествие на Шри-Ланку многому меня научило. Во-первых, я совершенно зря волновалась по поводу примитивных туалетов, вегетарианского карри и кровожадных комаров. Ужасный остров слез оказался оазисом восхитительных контрастов. Более того, он пробудил во мне искательницу приключений, которой я была когда-то.

Но что важнее всего, этот прекрасный остров помог мне обрести взаимопонимание с дочерью. Я осознала, что напряжение между нами происходило из-за нашего сходства, а не различия.

Небо окрасилось в алый, а затем пурпурный цвет.

– Я ужасно виню себя за то, что уехала, когда ты заболела, – прошептала Лидия, утирая слезы.

– Зато ты вернулась, когда была нужна мне больше всего, – возразила я. – И замечательно ухаживала за мной. Спасибо Стиву за то, что оплатил перелет.

Лидия выпрямилась и удивленно моргнула:

– Это не папа заплатил за билет, а Учитель.

– Твой Учитель? – ахнула я. – Я думала, он пытается удержать тебя здесь!

Дочь покачала головой:

– Нет, он этого никогда не делал. В то время он вообще отказывался меня чему-либо учить. На самом деле, он со мной почти не разговаривал. И ясно давал понять, что мое место рядом с тобой. Для буддистов чрезвычайно важна семья.

Да, самый большой сюрприз Остров счастливых откровений приберег напоследок. Обаятельный монах, которого я подозревала в том, что он пытается заманить мою дочь к себе в монастырь, на самом деле был человеком воистину великодушным и понимающим. Мне стало не по себе из-за того, что я так плохо о нем думала. Учитель ни на секунду не забывал об интересах нашей семьи. Неудивительно, что Стив не ответил на мою благодарственную открытку.

Но несмотря на смятение мыслей и чувств, я ясно понимала одно: моя дочь решительно настроена сделать свой вклад в этот мир.

Нас окутала непроницаемая тропическая темнота; голоса монахов стихли вдали. На смену им пришли ночные птицы и насекомые, которые в свою очередь принялись петь о счастье жить.

43

Завершение пути

Счастье – это кот на коленях и довольная дочь

Когда такси подъехало к Ширли, в небе появилась двойная радуга. В нижней цвета были настолько яркими и живыми, что я без труда могла выделить их по одному. Никогда не видела такой четкой радуги. Та, что расположилась выше, была слегка расплывчатой. Она перекинулась через первую заботливой дугой, словно мама-радуга, присматривающая за своей дочкой и радующаяся ее красоте.

В окне гостиной мы заметили знакомый силуэт. Едва завидев нас, Джона выгнул спину и замахал хвостом. Прижав морду к окну так, что даже с улицы был заметен синий блеск глаз, он не сводил с нас пристального взгляда.

– Кто-то очень рад тебя видеть, – сказала я Лидии.

Пока она бежала по дорожке к дому, Джона спрыгнул с окна и поспешил к входной двери. Вскоре мы услышали требовательное мяуканье. Лидия повернула ключ в замке, и Джона протиснулся в открытую дверь, чтобы забраться на руки к хозяйке.

– Ох, как же я по тебе соскучилась! – воскликнула она, прижимаясь лицом к теплому меху.

Джона мурлыкал так звучно, что я невольно вспомнила пение монахов на закате. А еще о мастере, который сшил туфли для Учителя, и кошке, которую он называл своим монахом. Да, Джона с радостью взял бы на себя роль наставника Лидии.

* * *

Вернуться к нормальной жизни оказалось не так просто. Посвятив себя достижению духовного совершенства, Лидия отодвинула в сторону очень много вещей. Дома она первым делом обновила страницу на Facebook. Старый профиль с фотографиями из монастыря и с мероприятий по сбору средств для общества буддистов доводил ее до слез.

– Я здесь сама на себя не похожа! – всхлипывала она.

Закрывшись в ванной на двадцать минут, Лидия сделала макияж и сунула мне в руки фотоаппарат. Я сидела, погрузившись в работу, поскольку недавно принялась за новую книгу и не хотела отвлекаться. Но что-то в голосе дочери заставило меня передумать. Мы вышли на задний двор, Лидия встала под деревом и смущенно улыбнулась. В отличие от сверстников, которые растягивали губы до ушей и фотографировали себя на телефоны, моя дочь забыла, как держаться перед камерой. После импровизированной фотосессии она удалила большую часть снимков. Хотя я видела, что Лидия светится изнутри, и считала ее редкой красавицей, признайся я в этом, она бы только недовольно отмахнулась. У меня же в голове звучали слова Учителя: «Если и есть в мире самая дорогая жемчужина, то это наша Лидия».

Возвращение к прежнему кругу общения оказалось довольно болезненным. Многие друзья Лидии в основном пили, болтали и смеялись, и она чувствовала себя неуютно в их компании. Пару раз она возвращалась домой в слезах, вновь коря себя за то, как провела последние годы. Я пыталась убедить дочь, что пусть сейчас она этого и не осознает, но опыт прошедших пяти лет несомненно ее обогатил и останется с ней до конца жизни.

Как-то в субботу вечером мы с ней гуляли по Чепел-стрит. Лидия скользила по тротуару, не замечая восхищенных взглядов проходящих мимо мужчин. Когда я подтолкнула ее в бок и спросила, что она думает о симпатичном парне, который пытался встретиться с ней глазами, она посмотрела на меня с искренним недоумением. Какой еще парень?

К нашей общей радости, Лидия снова начала ходить в оперу, слушать мюзиклы и даже выбиралась в кино на низкопробные фильмы. Во время острой религиозной фазы она решительно отвергала развлечения, поскольку они отвлекали ее от занятий. И было чудесно видеть ее в вещах не из благотворительного магазина. К моему удивлению, она стала поклонницей бутиков, специализирующихся на консервативных нарядах из кашемира и кожаных аксессуарах. Особенно доволен был Джона: стоило Лидии отвернуться, как кот бежал в ее комнату, чтобы стащить новый шарф.

– Стыдно признаться, – сказала как-то дочка, – но у меня страсть к животным принтам.

Я купила ей сумку из искусственной леопардовой кожи. Джона решил, что это для него, и гордо таскал ее по всему дому.

Тем временем Лидия демонстрировала кулинарные таланты, поднявшись на новый уровень.

Она не только в совершенстве повторила мамины имбирные печенья, но и сделала Джулию Чайлд[35] и Найджелу Лоусон[36] частыми гостями на нашей кухне. Едва Лидия открывала шкаф с кастрюлями, Джона тут же оказывался рядом. Ведь заветное звяканье означало одно – пришло время для игры! Можно запрыгивать на кухонный стол, ждать, когда тебя прогонят, и запрыгивать обратно! Лидия нашла мирный выход из ситуации: она принесла на кухню самую высокую когтеточку, чтобы Джона мог обозревать происходящее с высоты своего трона. Пока она готовила, он все время с ней разговаривал: отвечал мяуканьем на каждый вопрос, щелкал языком, а если ему что-то не нравилось, характерно фыркал.

– Я здесь только поваренок! – смеялась Лидия.

Замерев однажды на последней ступеньке лестницы, я вдруг поняла, что почти скучаю по запаху ладана. Дочь больше не медитировала. Я подумала, что, может быть, ей не стоило так резко от всего отказываться.

С тех пор, как Катарина переехала в общежитие при колледже, в доме стало гораздо тише. Теперь мы жили втроем, точнее, вчетвером, считая Джону. Через пару месяцев Лидия решилась переехать на съемную квартиру. Они с подругами нашли подходящую над картинной галереей в Карлтоне. Солнечная, просторная, эта квартира была идеальным вариантом. Учитывая, что Лидия намеревалась стать магистром психологии, ей предстояло прожить там несколько лет.

Она уехала в один из ясных дней, которыми изредка радует нас зима. Мы решили, что ей стоит забрать с собой кровать – та выглядела и пахла вполне достойно после того, как Филипп выпилил кусок дерева, особенно приглянувшийся Джоне в то время, когда он метил территорию.

Грузчики тащили к машине стол, кресло и коробки с одеждой, а яблоня, предчувствуя скорое расставание с одной из обитательниц дома, печально покачивала голыми ветвями. Когда грузовик с вещами уехал, Лидия позвала меня наверх. В ее комнате не осталось ничего, кроме пустого книжного шкафа. Я пробежала рукой по абрикосовым стенам. От них по-прежнему веяло чем-то потусторонним.

– Неплохое у нас вышло приключение, – улыбнулась я, поднимая с пола подушку для медитаций. – Не возьмешь?

– Можешь оставить себе, если хочешь, – покачала головой Лидия.

– Медитация, – сказала я, задумчиво повертев подушку в руках, – иногда помогает мне прий ти в себя, когда я работаю над книгой.

– Ты же не думаешь о том, чтобы стать монахиней? – хихикнула Лидия.

Я улыбнулась в ответ. Лидия положила руки мне на плечи и притянула к себе:

– Спасибо за все, мам.

У меня покраснели уши. Неужели я и правда это услышала? Неужели моя строптивая, упрямая дочка, которая всегда называла меня по имени, наконец-то сказала слово «мама»?…