Отверженные мертвецы - Грэм Макнилл

— Я могу чем-то помочь? — спросил Кай.

— Ты можешь вернуться назад, Кай. Ты можешь вернуться в мир бодрствования и принести мне послание, переданное Сарашиной.

— Я боюсь туда возвращаться, — сказал Кай. — Мне кажется, я умру, если вернусь.

— Боюсь, что ты действительно умрешь, — согласился человек в черном одеянии.

Внутри у Кая все сжалось в холодный ком, и страх, охвативший его на борту «Арго», вернулся с новой тошнотворной силой. Небо потемнело, и он услышал, как в подтверждение его страха откуда-то далеко забормотали голоса.

— Ты просишь меня пожертвовать собой ради тебя?

— Нет такой жертвы, которая была бы слишком велика, если речь идет о выживании человечества, — сказал человек.

Холодный туман клубился над многочисленными полками с лабораторным оборудованием, и гул генераторов пробивался сквозь герметичные стены низкого зала. На стеллажах с оборудованием, достойным места в залах марсианского генетика, жужжали центрифуги, вращающиеся сосуды с редкими материалами, инкубаторы оберегали драгоценные яйцеклетки, а емкости с обогащенной жидкостью лелеяли сложные протеины и энзимы.

В самом существовании подобной лаборатории на Терре не было ничего удивительного, но обнаружить нечто подобное в самом сердце Города Просителей было бы равносильно обнаружению в археологическом раскопе Старой Земли полностью функционирующего космического корабля.

Бабу Дхакал наклонился над серебряным инкубационным цилиндром, в котором кипела жизнь, поддерживаемая особым химическим составом. Оседающая влага затуманила доспехи владыки клана, его омертвевшее лицо покрылось морозной изморосью. Он больше не чувствовал холода, как не чувствовал ни боли, ни тепла, ни удовольствия. Радости, придававшие смысл его существованию, умирали одна за другой.

И он сам тоже умирал.

Бывший хозяин Дхакала позаботился о том, чтобы этот человек стал больше, быстрее и сильнее, чем любой другой воин из варварских кланов, боровшихся за господство над колыбелью человечества. Тогда Дхакал был солдатом, призванным вывести людей из пропасти анархии. То были золотые дни, и знамя, украшенное орлом и молниями, вело за собой непобедимые армии воинов грома.

Сражения продолжались недели напролет, счет погибших шел на миллионы, а поединки могущественных полководцев потрясали горы и раскалывали континенты. Сейчас рассказы о тех победах считают хвастливыми гиперболами, и историки отказываются верить в возможность таких крупномасштабных столкновений. Он не мог понять, почему их слепое скудоумие не повлекло соответствующего наказания, но в глубине души знал, что мрачная новая эпоха не в состоянии признать правдивость легенд, не осудив бурю и натиск тех бурных и кровавых дней.

Дхакал припомнил, как голыми руками опрокинул Лазуритовую башню. Интересно, как бы отреагировали на его рассказ об этом ярком дне Империума жалкие нынешние летописцы?

Звонок стоявшего перед ним устройства заставил Бабу Дхакала отвлечься от воспоминаний о славных днях и вернуться к насущным проблемам. Серебристая стальная труба зашипела выпускаемым охлаждающим газом, а затем послышалось бульканье питательной жидкости, уходящей по гофрированному шлангу. Верхняя часть цилиндра приподнялась, открывая подставку из тонкой сетки, на которой поблескивал выращенный орган. Сеть искусственных капилляров насыщала его обогащенной кислородом кровью, но на поверхности уже появились темные некротические пятна.

— Опять неудача, — прошептал Бабу Дхакал, сжимая кулаки. — Я пытаюсь исправить то, что исправить невозможно.

Он осторожно закрыл инкубационный цилиндр и сделал глубокий вдох, стараясь подавить бушующую в груди ярость. Казалось, он должен был бы уже привыкнуть к таким неприятностям, но такому человеку, как Дхакал, смирение давалось нелегко. Разве прошел бы он через сражение против пяти батальонов Дробильщиков, если бы легко мирился с поражением? Смог бы он устоять против сверкающего молота Железного Царя, если бы не его самоуверенность?

Он сжал могучими руками край столешницы и в яростном разочаровании согнул его. Бабу Дхакалу хотелось дать выход растущей злобе — сбросить со стеллажей все оборудование, разгромить лабораторию, так долго обманывающую его надежды, но колоссальным усилием воли он сдержал этот порыв. Его организм постепенно слабел, и вместе с другими органами слабел и самоконтроль, так что Дхакал оказался на волосок от превращения в того злобного варвара, каким считали его люди. Да, он убивал людей, он терроризировал население целого города, оказавшегося в его власти, но разве все это он делал не ради высокой цели?

Вспыхнула красная лампа, и вслед за этим раздался грохот герметичной заслонки. В это помещение, где были собраны давно забытые людьми чудеса, было разрешено входить только одному из подданных. Бабу Дхакал повернулся навстречу Гхоте и сразу заметил удрученный вид бойца. Даже его глаза, красные от крови, заметно потускнели.

— Ты пришел с известием о поражении, — сказал Бабу Дхакал, и непривычное слово оставило во рту привкус пепла.

— Да, мой субадар, — ответил Гхота. Опустившись на колени, он поднял голову и открыл вздувшиеся на шее вены. — Моя жизнь принадлежит тебе. И ты волен ее оборвать.

Бабу Дхакал спустился с помоста, откуда наблюдал за работой приборов, достал из ножен на бедре длинный кинжал с зубчатым лезвием и приставил его к пульсирующей артерии на шее Гхоты. Некоторое время он тешил себя намерением довести дело до конца, хотя бы ради того, чтобы ощутить теплую влагу человеческой крови.

— Еще день назад я бы без колебаний снес твою голову.

— И я бы с радостью подчинился твоему решению.

Бабу Дхакал убрал кинжал в ножны.

— Наступила новая эпоха, Гхота, и нас осталось слишком мало, чтобы придерживаться старых методов, — сказал он. — Пока я хочу, чтобы твое сердце оставалось в груди.

Гхота поднялся и ударил себя кулаком по груди. Этот салют давно уже вышел из употребления, но для воинов забытых времен он сохранил свое значение.

— Приказывай, субадар! — воскликнул Гхота.

— Что с людьми, которых ты повел с собой?

— Все мертвы.

— Это не страшно, — сказал Бабу Дхакал. — Все они были результатом неудачных экспериментов. Расскажи мне об этих космодесантниках. На что они похожи?

Гхота усмехнулся и расправил плечи, хотя и не имел на это права.

— Они нам не ровня, но это воины, достойные нести знак орла.

— Так и должно быть, — ответил Бабу Дхакал. — Они достигли величия, стоя на наших плечах. Без нас их бы вообще не было.

— Но они лишь бледная тень по сравнению с нами, — заметил Гхота.

— Нет, это новая ступень в эволюции супервоинов, это мы — бледные тени по сравнению с ними. Да, мы сильнее и крепче, чем они, но наше генетическое наследие недолговечно. Хоть Долгая Ночь и закончилась, для нас наступает новая ночь. Мы были созданы не для того, чтобы жить после Объединения. Тебе об этом известно?

— Нет, мой субадар.

— Наши гены с самого начала несли в себе изъян, хотя я и не могу сказать, было ли это сделано намеренно или стало результатом несовершенства технологии. Я надеюсь на второе, хотя подозреваю первое. Повелитель этого мира легкомысленно относится к своим созданиям. Интересно, знают ли его примархи, что он откажется от них в угоду смертным, едва цель будет достигнута? Боюсь, они, как ангелы древности, не могут допустить даже мысли о такой возможности.

Гхота ничего не ответил, ссылка на древние легенды ему ни о чем не говорила.

— Сколько же воинов там было? — спросил Бабу Дхакал.

— Семеро, но двое уже мертвы, мой субадар, — ответил Гхота. — Так что их осталось пятеро.

— Ты сам убил этих двоих?

— Только одного, второй и так уж был почти мертв.

— Тогда мы должны отыскать их, Гхота, — заявил Бабу Дхакал.

С ближайшего стола он взял металлическое устройство и прикрепил его к верхней части рукавицы. Из многочисленных отверстий с легким жужжанием показались иглы, лезвия и разные другие хирургические инструменты. Бабу Дхакал улыбнулся.

— Мы постепенно умираем, но с их генетическим материалом я смогу найти способ преодолеть неминуемое разрушение наших тел. Ты понимаешь, насколько это важно?

— Понимаю, мой субадар, — сказал Гхота.

Бабу Дхакал кивнул.

— Где теперь могут быть эти пятеро воинов? — спросил он.

— Они отправились на восток, — ответил Гхота. — За ними следят мои люди, и они будут нас извещать об их маршруте.

— Хорошо, — одобрил его Бабу Дхакал. — Мы все сделаем сами, мой ямадар. Ты и я. Мы вырвем из их живой плоти кровоточащие прогеноиды и обретем то, в чем Император нам отказал.

— Жизнь, — произнес Гхота, наслаждаясь вкусом этого слова.