Знамение змиево - Елизавета Алексеевна Дворецкая

книги, сияющие дорогими окладами…

– Где ты мог его видеть? – Еленка пришла в изумление.

– В Лихом логу… – Воята опустил глаза, жалея, что проговорился, и понимая, что теперь придётся рассказывать всё.

Пока он пересказывал события той осенней ночи, Еленка не сказала ни слова. Только закусила губу, когда он заговорил о её отце, и на глазах заблестели слёзы. Поглядывая на неё, Воята невольно отмечал: не дивно, что отец Касьян до сих пор заботится о беглой жене и, наверное, не прочь её вернуть. Самому Вояте Еленка годилась в матери, но он близок был к мысли, что за всю жизнь не видел такой красивой женщины. Красота её была неяркая, да и годы съели свежесть и краски, однако лицо с тонкими морщинами словно источало потаённый свет. А главное – глаза; при взгляде на них в сердце проливалась отрада. Рядом с нею было хорошо, как на тёплом пригорке расцветшей весны, ещё не жаркой, с первыми жёлтыми цветами и едва раскрывшимися листочками, ещё таящей в закромах всё богатство цветов и зелени, но уже готовой закрома раскрыть на радость людям.

– И это ведь он, Плескач, тебя туда отправил, упырям в зубы? – В голосе Еленки звучало сочувствие Вояте, а в глазах отражался гнев на второго участника событий.

– Отправил? Да нет. – Раньше Вояте не приходило в голову так на это взглянуть. – Я сам хотел пойти… он ещё отговаривал меня.

– Отговаривал! – Еленка покачала головой на его простоту. – Зачем Меркушку в Лихой лог-то повезли? Ты же его отчитал! Раз он помогал тебе – стало быть, отчитал, душу спас?

– Выходит, так…

– Так и зачем его было с упырями класть? Положили бы на жальнике.

– Ну, может, отец Касьян не верил, что я истинно отчитал…

– А может, хотел, чтобы ты с Меркушкой в Лихой лог поехал и там по косточкам разорвали тебя.

– Зачем ему надо, чтобы меня разорвали? – Вояту стал раздражать этот нелепый наговор.

– А зачем ему здесь чужой человек, да ещё новгородец? Да ещё бойкий такой! Сгинул бы ты, он и опять в волости полный хозяин. Когда ещё у владыки новый парамонарь сыщется, да и кто поедет сюда, когда прежний и двух месяцев не прожил!

– Да ладно тебе!

Воята про себя подивился бабьей злобе на мужа, не угасшей даже за десять или больше лет жизни врозь. Однако что-то скреблось в душе – отец Касьян ведь и вправду был вовсе ему не рад и явно раздосадован этим «подарком» от владыки. Но чтобы намеренно послать парня в зубы упырям – да что он, отец Касьян, коркодил какой?

– Чего я не пойму, – заговорил опять Воята, – как же отец Македон две книги мне показывал? Одной у него не было, Псалтири, она в монастыре хранилась. Ну а вторая-то – Апостол? Где он?

Произнеся название Апостола вслух, Воята ощутил тревожную дрожь. В последний раз эта книга упоминалась в той его беседе с отцом Касьяном, после Никольщины и явления белых старцев на озере, когда отец Касьян открыл ему губительную тайну этих книг и запретил даже думать о них.

Вспомнил, что осенью уже заводил с Еленкой разговор об этом, и тогда она сказала, что ничего не знает.

– У моего отца был Апостол Панфириев, – чуть слышно прошептала Еленка. – По-славянски писанный.

– И ты знаешь, где он? – Воята впился взглядом в ее лицо.

По этому лицу побежала тень колебания. Воята и сам не был уверен, что ему стоит об этом спрашивать. Отец Касьян наказал держаться от Панфириева наследства подальше. Но и велел передать ему, если что прослышит про Апостол…

– Указать могу… – так же тихо ответила Еленка.

– Погоди! – Воята поднял перед собой ладони. – Господи Иисусе, помилуй мя, грешного!

Он замотал головой, пытаясь привести мысли в порядок, хотя от этого они могли только больше спутаться. Зачем ему Апостол? Панфириевы книги хранят тайну освобождения Смока, змия лютого, огненного.

– Да зачем мне этот Апостол? Ведь гибнет каждый, кто к этим книгам прикоснётся! – в отчаянии воскликнул Воята, уже не зная, за добрую женщину считать Еленку или за ведьму, хранительницу губительных тайн. – Отец Ерон погиб! Отец Македон погиб!

– Через Апостол он погиб, – едва шевеля губами подтвердила Еленка.

– Ну и зачем он мне?

– Говорили старые люди, что, если кто все Панфириевы книги в одних руках соберёт, сумеет Великославль-град из пучины водной освободить.

– С бесами всеми? Со Смоком поганым? Чтобы вся волость сгинула?

– Кто тебе наплёл – про бесов? – Глаза Еленки возмущённо сверкнули.

– Отец Касьян!

– Отец Касьян! – Еленка тоже повысила голос, и стало видно, что бывший муж вызывает у неё скорее гнев, чем страх. – Ты его слушай больше!

– Да как же мне его не слушать! – Воята тоже возмутился. – Он иерей, священник у Власия! Единственный на всю волость! Кому же знать, как не ему!

Еленка фыркнула:

– Да уж! Про бесов он получше других знает. А я про него знаю поболее твоего.

От этих слов на Вояту накатил испуг. Промелькнул в памяти рассказ Миколки – как отец Касьян, ещё будучи в поганстве, сгубил родного брата… из любви к девушке… До Вояты вдруг дошло очевидное, будто в лоб ударило: да вот же она, та самая девушка! На двадцать лет постаревшая, сидит перед ним! Еленка знает всё – о соперничестве Касьяна с братом, о цене его победы… Победы, которой она не была рада – другой жених нравился ей больше… Воята не хотел погружаться в эти жуткие события двадцатилетней давности. Какое ему дело? Он уже знал об отце Касьяне кое-что такое, чего лучше бы не знать, и ясно понимал: сейчас ему может открыться нечто ещё хуже.

– Я за ним замужем была, – подтверждая его мысли, заговорила Еленка, мимо Вояты глядя в сторону оконца. – Семь лет с ним прожила. Жили мы невесело – как ляжем спать, волк на дворе взвоет. Хоть из дому беги, да от себя и за морем не скроешься. И я знала, что за волк, за что нас так Бог наказал. Родилась у меня дочка… Прошло семь лет… Волк вроде отстал от нас… я думала, миновало проклятье. А только стала я с тех пор замечать…

Она повернула лицо к Вояте и взглянула на него своими широко раскрытыми нежно-голубыми глазами. От этого взгляда его пробрала дрожь, будто вдруг коснулся хладной руки мертвеца.

– Что муж-то мой… во сне не дышит.

* * *

Воята перекрестился.

Она безумна, мелькнуло в мыслях. Красота Еленки – как тонкий покров зелёной травы, таящий чёрную