Я иду искать... Книга первая. Воля павших - Олег Верещагин

О том, что стоит ночь, говорило только молчание птиц. Олег шагал через лес без цели, никуда не спеша и просто посматривая по сторонам — так ведут себя иногда на последней прогулке те, кто приговорен к смертной казни. Из дальних кустов можжевельника выглянула чешуйчатая мордочка лешего — Олег лениво шуганул его, леший бесшумно канул в заросли, застрекотал, заухал обиженно неподалеку, потом — все дальше и дальше. Мальчишка вздохнул и неожиданно для самого себя отчаянно заорал:

В заколдованных болотах там кикиморы живут —Защекочут до икоты — и на дно уволокут!Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают!А уж лешие — так по лесу и шастают!Страшно — аж жуть!

— Да перестань же орать, — произнес вроде бы над самым ухом звонкий голос, заставивший Олега подпрыгнуть, хватаясь за автомат. — На твои вопли сюда примчатся даже с Невзгляда!

Кругом никого не было, и, прежде чем мальчишка догадался посмотреть наверх, с толстого сука дуба спрыгнул и встал перед Олегом человек.

Это оказался рослый юноша немногим постарше его самого — плечистый, с лицом красивым и гордым, типично славянским. Русые волосы в беспорядке падали на плечи, обтянутые кожаной курткой. Повязки не было, как не было и меча, зато на поясе висели камас, большая сумка вполне современного вида и деревянная кобура маузера. Мальчишка слегка оперся на палку, поставленную между ног, обутых в горские «сапоги». За спиной угадывались гусли в кожаном чехле. Этот тип беззастенчиво рассматривал Олега большущими зелеными широко расставленными глазами — очень знакомо, такие взгляды Олег частенько ловил на Земле и означали они одно: тот, кто смотрит на тебя, уверен в своих силах. Однако, грубое вмешательство в переживания Олега возмутило:

— Не нравится, как я пою? — воинственно спросил он. — Заткни уши и не слушай!

— Пожалей птиц и зверей — им-то за какие грехи эта кара? Они-то не могут заткнуть уши, — насмешливо ответил парнишка. Говорил он, кстати, по-городскому, несмотря на одежду и ловкое поведение в лесу.

— Пожалей лучше себя, — посоветовал Олег. — Тут неподалеку ярмарка, а ты ночуешь в лесу — поневоле поинтересуешься, от кого ты прячешься и за кем следишь?

— А, вот оно что! То-то всю ночь мне мешали уснуть какой-то вой и визг! Теперь понял. — Парень облегченно шлепнул себя по лбу. — Горцы подпевали рожкам и волынкам. Угадал?

— Скажи лучше — ты струсил и не смог заснуть от страха, потому и влез на дерево, — предположил Олег.

— Для горца ты недурно остришь по-городскому.

— Для мужчины ты слишком молод, поэтому я еще разговариваю с тобой.

Это была чистейшей воды наглость — как уже заметил Олег, парень был постарше его. Но тот не отреагировал на оскорбительное замечание, а продолжал прикалываться:

— Лучше уж разговаривай со мной — так ты, по крайней мере, не отравляешь своим пением жизнь Миру.

— Ты можешь петь лучше? — осведомился Олег.

— Господи, да я еще в сопливом возрасте пел лучше! — С этими словами незнакомец воткнул палку в землю, ловко перебросил в руки чехол, извлек небольшие гусли и, умело аккомпанируя, весело запел чистым, звонким голосом:

А как выйдешь ты —Будем до свету гулять,Встретим солнце мы —Я тебя-то провожу,А не хочешь домой —Так и не ходи,Мы пойдем с тобойДо крыльца моего…

Ничего худшего гусельщик сейчас и выбрать не мог. Тоска, заглушенная спокойствием леса, ожила в Олеге, и он буркнул:

— Песня под стать хозяину — охи и вздохи, вопли и сопли.

— Ты чего-то хочешь? — обиделся наконец незнакомец — не за себя, а за песню.

— А ты что-то можешь? — ехидно осведомился Олег.

— Могу поучить тебя и пению, и хорошему поведению. И еще многим вещам, недоступным горцу.

— Мне кажется, нам на этой тропинке не разойтись даже боком, — задумчиво сказал Олег.

— Нагнись, и я через тебя перепрыгну, — предложил незнакомец, убирая гусли.

— Ты усугубляешь свое положение. Скажи мне, как тебя зовут, чтобы я знал, кому выразить соболезнования по поводу твоей долгой нетрудоспособности. Убивать тебя я не стану.

— Меня зовут Чужой, — любезно представился гусельщик. — Твоего имени я не спрашиваю — не думаю, что кто-то будет сожалеть о человеке с таким голосом.

— Видит бог, я этого не хотел, — вздохнул Олег, пошевелив пальцами забинтованной руки — боли почти не было. — Погоди, я отыщу подходящую дубинку.

— Дубина, вооруженная дубинкой — здорово!

— Куда ни пойдешь — везде натыкаешься на нахалов, прямо рвущихся к тому, чтобы их проучили, — философски заметил Олег, вырубая камасом подходящую палку и прикидывая ее в руках.

— Готов? — вежливо спросил Чужой (то ли по имени, то ли по сути, то ли от балды). Он по-прежнему просто опирался на свою дубинку. Олег, ловко перекрутив выбранное оружие в правой руке, сообщил:

— Я сегодня уже одного очень умного отметелил. Поздоровей тебя. Готов!

— Атакую, — предупредил Чужой — и палка в его руке исчезла. Растворилась в воздухе, как тень в сумрачный день, только мгновенно.

Вот когда спасло Олега чутье земного фехтовальщика, привыкшего реагировать на молниеносные движения противника! Именно этим чутьем Олег УГАДАЛ направление удара — сверху по голове! — и чисто по-фехтовальному взял пятую защиту, отбросил палку Чужого и, продолжая движение, сильно ударил его по левому боку. Но тот ответил мощным батманом — и, прежде чем Олег успел опомниться, палка жестко толкнула его в грудь, крутнулась, подсекла под колени…

Он лежал на спине, а Чужой стоял над ним, глядя с веселым удивлением. Грудь болела — ее сверху треснул автомат.

— Очень неплохо, — оценил Чужой. — Но там, где ты учился, я преподавал. Сам встанешь?

— Встану. — Олег, сцепив зубы, поднялся прыжком.

Чужой одобрительно кивнул, сказал:

— Заметь, имени все еще не спрашиваю.

— Вольг Марыч, — представился Олег. Никакой злости он не испытывал — парень казался интересным.

— Городской беженец? — понимающе кивнул Чужой.

— Ага, — не стал его разочаровывать Олег. Ногой поддел палку, перебросил ее в ладонь и зашвырнул в кусты.

— Будь другом, покажи на ярмарке, где Рыси остановились, — попросил Чужой. — Дело у меня к ним.

— Пошли, — сказал Олег ровным голосом, — их я знаю… А поешь ты хорошо, соврал я. Просто песня не под настроение.

— Это у меня наследственное, — скромно признался Чужой. — Еще как мой дед гусли в руки брал, так вся веска собиралась — и в лес. Но дед все тропинки в лесу знал, поэтому музыка все-таки находила своего благодарного слушателя… Хороший человек был дед, но всего до ста двадцати прожил — безвременно скончался.

Олег искренне засмеялся, а про себя подумал, что дальше с этим странным посетителем пусть разбирается Йерикка…

…Йерикка и был первым, кого Олег увидел, когда они с Чужим выбрались из леса. Рыжий горец почти бежал навстречу со злым лицом — и с ходу заорал на Олега, не обращая внимания на поотставшего Чужого:

— Ты где ходишь?! Смотрю — тебя нет! Думал, ты с Бранкой, а она спит…

— Почему я с Бранкой? — смутился и ощетинился Олег.

Но Йерикка даже не заметил этого:

— Я невесть что подумал! Давай беги к нашим, скажи, что нашелся, а то тебя там человек двадцать ищут, с ног сбились!

— Я по лесу гулял, — независимо ответил Олег. — Вот, встретил — Рысей ищет. — Он кивнул на Чужого, равнодушно стоявшего шагах в десяти и, понизив голос, добавил: — В лесу ночевал.

— Разберусь, — пообещал Йерикка. — А ты иди, иди, волнуются же…

— Может, помочь чем? — уточнил Олег.

— Иди. — Йерикка подтолкнул его в спину. — Нужен будешь — заору.

— Ладно. — И Олег, не оглядываясь, зашагал к лагерю.

Неспешным шагом Йерикка подошел к Чужому. Несколько секунд смотрел ему в лицо. Потом оглянулся — Олега уже не было видно, пропал среди повозок. Тогда Йерикка обнял пришельца со словами:

— Здравствуй, Ярослав. Здравствуй…

* * *

— Не зови меня Ярославом. Чужой я и есть Чужой.

Йерикка подкинул в руке сухую веточку, искоса посмотрел на старого друга. Согласился:

— Не буду, — и запустил веточку между деревьев.

Мальчишки шли в шаге друг от друга. Под ногами пружинил мягкий белый мох.

— А где же Сновид? — спросил Йерикка, касаясь ладонью ствола дуба, мимо которого они проходили.

Чужой повел рукой:

— На юге. Далеко… Я приехал за него.

Снова долгое молчание, становившееся с каждым мигом все тягостнее — Йерикка ощущал его, словно за плечами все тяжелел и тяжелел груз… Ожидание стало невыносимым, и он спросил почти умоляюще:

— Что? Говори, пожалуйста…

— Не обманешь, — печально улыбнулся Чужой. — Зря ты не захотел с нами.