Тёплая птица - Василий Гавриленко

            -Ахмат, - негромко сказал отец Никодим (похоже, здесь он почувствовал себя неуютно). – Постарайся не выкинуть коленец, как в теплице. Я, конечно, все понимаю, но Лорд-мэр - это не овощи, которых нужно будить.

            -Обещаю, ваш крест.

            Глава ОСОБи подошел к двери с проржавевшей табличкой (черные буквы «ДИРЕКТОР» едва читались), взялся за круглую ручку, взглянул на меня и повернул ручку.

            Я вошел следом за ним в полутемный кабинет, заставленный шкафами с полуистлевшими бумагами, со статуэткой мальчика, играющего на трубе, с широким столом и креслом у единственного окна. Огляделся, нащупывая за пазухой нож.

            В кабинете кроме меня и отца Никодима никого не было.  

            Глава ОСОБи устало опустился в кресло.

            -Но где же Лорд-мэр, ваш крест?- спросил я, уже смутно догадываясь об истине.

            -Андрей, - вздохнул отец Никодим. – Островцев Андрей, какой ты, в сущности, мальчик. Глупенький мальчик, - он кивнул на статуэтку. – Дудишь-дудишь, а зачем, почему – тебе невдомек. Лорд-мэр перед тобой.  

            Я выхватил нож. Протиснувшийся в окно солнечный луч сверкнул на лезвии.

            Дверь кабинета распахнулась, сильный толчок в спину бросил меня вперед, на стол. Отец Никодим вскочил, прижал мою голову к столешнице. Сзади кто-то выкрутил мне руку и забрал нож.

            -Накинь на него браслеты, - брезгливо сказал Лорд-мэр, - что-то  распетушился не в меру.

            Запястья сдавил холодный металл. Сильные руки оторвали меня от столешницы и усадили на пол. Киркоров, ухмыляясь, уставился на меня, а через его плечо… Через его плечо на меня смотрела Марина.

            Киркоров размахнулся и ударил. Рот наполнился соленым. Я не следил за ним, а глядел на Марину. На ее лице отразилась боль, когда кулак Киркорова врезался мне в губы: почему, если она с ними заодно?

            Черт подери! Только сейчас я разглядел черный ошейник на шее Марины и цепочку, тянущуюся к запястью Киркорова. Лютое бешенство овладело мной. Что было сил, я боднул Киркорова в живот. Он отшатнулся, врезался спиной в шкаф. Прелые бумаги полетели ему на голову. Цепочка натянулась, Марину швырнуло на пол.

            -Андрей, не надо! Они убьют тебя!

            Крик Марины отрезвил меня. Я прислонился к стене.

            Она выглядела изможденной, под глазами – синие круги, щеки ввалились. Я вдруг осознал, что физически ощущаю ее боль.

            -Марина, - прошептал я, не замечая ничего вокруг. – Девочка моя.

            Она смотрела на меня; две чистые полоски появились на ее запачканных щеках.

            -Лорд-мэр, - прошипел Киркоров с искривленной от злобы рожей, - позволь я перережу ему глотку?

            -Успеешь, - сказал отец Никодим и обратился ко мне. – Ну, угомонился?

            Я не ответил.

            -Ну вот, и замечательно.

            Он поднялся с кресла.

            -Итак, Андрей Островцев, ты пришел убить Лорд-мэра. Верно? Молчишь? И правильно, Киркоров давно мне обо всем рассказал.

            -Тварь, - процедил я, глядя на бывшего соратника. – Как только Христо не раскусил тебя?

            Киркоров осклабился, сплюнул на пол желтой слюной.

            -Тварь, конечно, но он поступил разумнее, чем ты. Какой смысл стучать лбом в бетонную стену? У Киркорова есть своя Серебристая Рыбка. Так, кажется, вы, возрожденцы, называете мечту? Киркоров хотел петь… А-аве Ма-ария-а!

            Голос отца Никодима сорвался на высокой ноте. Он откашлялся, посматривая на меня.

            -И Лорд-мэр предоставил ему такую возможность. Теперь Киркоров будет выступать перед стрелками…

            Я захохотал. Киркоров будет выступать перед стрелками. Ну, надо же!

            -А вы стрелкам-то сообщили эту радостную новость?

            Физиономия Киркорова перекосилась от ненависти.

            -Заткни гнилую пасть, пидар.

            -Да, Андрей, - миролюбиво проговорил Лорд-мэр.- Не стоит дразнить Орфея. Ты недооцениваешь прошлое. Оно довлеет над каждым из нас. Вот, ты, например. Человек, руками которого был устроен День Гнева…

            Всполох: Андрюшка, ЯДИ, Анюта, лабиринт Василиска, Звоньский, сто тысяч долларов… Я уже почти позабыл все это… Но, как отец Никодим… Он что, проник в мой мозг?

            -Вижу, ты растерян, Андрей.

            Лорд-мэр приблизился ко мне.

            -Вглядись в мое лицо. Борода, шрамы, - отринь это.

            Я уставился на Лорд-мэра. Черт! Да как же я раньше-то не узнал?

            -Невзоров, - прошептал я. – Директор ЯДИ в Обнинске.

            Он кивнул.

            -Здравствуй, Островцев.

            … Избитый Андрюшка - на полу. Директор вытирает платком лоб, говорит:

«Проклятая жара. Прямо Бангладеш. Даже кондиционеры не справляются»…

            -Это ведь ты, - сказал я, смотря Невзорову прямо в глаза. – Ты спровоцировал Андрюшку продать американцам образец.

            Невзоров отвел взгляд.

            -Не спорю. Андрюшка оказался под рукой как раз вовремя. Неопытный сотрудник, отягощенный семейными проблемами, когда-то имевший точки соприкосновения с диссидентом… Американцы находились на взводе из-за военного конфликта в Азии и, получив из твоих рук неопровержимое доказательство выработки Россией невзория, просто не могли не нанести превентивных мер. Так начался День Гнева…

            -И ты его творец, - проговорил я.

            -И ты, Островцев.

            Последнее замечание я пропустил мимо ушей.

            -Но зачем?

            -Что – зачем? Зачем – День Гнева?

            Невзоров дружески хлопнул меня по плечу.

            -Ты чудак, Андрей. Если б апокалипсис не случился тогда, он неминуемо произошел бы позже, но в более изощренной форме. Люди заигрались, превратились в мусор. Нужен был веник. Ты помнишь Президента?

            -Нет.

            -А я помню. Это не всполох, я помню – и все. В отличие от тебя, в отличие от всех, мне не пришлось спать…

            -Ну, конечно, ведь ты состряпал апокалипсис и, конечно, позаботился об укрытии для себя.

            -Умный ты парень, Андрей, - засмеялся Невзоров. – И словечко «состряпал» как нельзя лучше подходит… Так вот, президента избрали на волне всеобщего желания «очистки». Его ждали как мессию, в вожди записали, в Моисеи, а он оказался сумасшедшим… Какая трагическая нелепость! Все его ужимки, блеск глаз, речи во время предвыборной кампании, принимаемые нами за признак гениальности, за огонь, оказались просто-напросто признаками шизофрении. Но это еще полбеды. Беда в том, что президент не был человеком.

            Я перестал понимать Невзорова.

            -В такие моменты народ исторгает из своего терзаемого тела гения. Этим гением  волей судьбы оказался я. Видит Бог, я не желал этого. Мир стоял на пороге порабощения Искусственным Интеллектом… Внешне это никак не проявлялось, но я говорю тебе, как ученый. И единственным способом избегнуть диктата машин – было ввергнуть человечество в доисторический хаос и дикость. Новый мир уже создан, Андрей, и твои старания тщетны.

            Усталость одолела меня. Хотелось сесть на пол, прислониться к шкафу и, ни о чем не думая, просидеть так до утра. Или уже утро?

            -Ну, что скажешь?

            -Ваш крест, или как тебя там, - проговорил я. – Ты создал этот мир, так пользуйся им на здоровье. Я устал, и больше не попытаюсь поставить палку в колесо.

            -Отрадно. Но я хотел бы иного. Я хотел бы, чтобы ты присоединился ко мне.

            -Этого не будет, ваш крест.

            -Почему?

            -Я же сказал, что устал.

            Невзоров поиграл желваками.

            -Жаль, черт подери. Ты мог бы быть мне полезен.

            -Отпусти нас, ваш крест. Мы просто уйдем в Джунгли.

            Он бросил взгляд на Марину.

           -К сожалению, это невозможно. Вы несете угрозу Резервации и будете казнены.

            -Мразь, - проговорил я, не испытывая никаких эмоций. – Просто мразь.

            И опустился на пол.   

 9   ДВЕ КЛЕТКИ   

Откуда-то сверху прилетела ржавая холодная капля и распласталась по щеке. Я словно и не заметил этого. Держась за железные прутья, смотрел перед собой. Там, в зарешеченной каменной нише, освещенной тусклой лампочкой, стояла Марина, так же как и я, ухватившись за шершавые от ржавчины прутья. Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга. Наконец, Марина сказала: