Берегись, Ангел! - Иоланта Палла

на меня, — бесполезно. Цветкова не ответит. Хоть ты сто раз ей позвони.

Уж мне точно не светит разговор с Ангелочком.

Чтобы добиться внимания, нужно будет придумать что-то сверхестественное.

Только мысли крутятся хаотично, и я не могу сосредоточиться на предстоящей беседе с "другом".

— Бардачок открой, — сворачиваю на главную дорогу, сжимая оплетку и проглатывая идиотское чувство, — бумажку возьми. — Останавливаю машину на обочине и включаю свет, чтобы Круг смог прочитать, что там написано.

Макс тянется к бардачку, открывает и берет листок, сложенный пополам. Разворачивает и меняется в лице уже через пару секунд.

— Это что? — Спрашивает, глядя на меня и тыча листком в лицо. — Шутка такая?

— Нет, — пожимаю плечами, — я таким шутить не собираюсь, — усмехаюсь, глуша мотор, — брат.

Глава 61

Данияр

Круг будто в другом измерении находится. Смотрит на меня в упор, но не видит. Думает.

Через пару секунд бросает бумажку мне и выскакивает из тачки, громко хлопая дверкой. Слышу, как посыпались маты, и кажется, он пару раз пнул колеса споркара.

Сижу на месте, выключив свет в салоне, и жду, когда Макс чуток успокоится.

Минут пяти хватило.

Выбираюсь из машины и обхожу ее.

Сидит около капота и смотрит перед собой.

Внутри все утихло, будто вымерли все эмоции, которые раньше распаляли злость.

Сейчас хочется помочь ему, но не знаю, как и чем. И возможно ли вообще в этом случае что-то изменить?

— Поднимайся, — подхожу ближе к Круглову и смотрю, как он качает головой, — давай, отрывай задницу от земли. Пройдемся до одного места.

Пыхтит, но встает.

— Не верю. — Цедит сквозь зубы и шагает вперед, следуя за мной.

— Мне такая правда тоже не по вкусу, — усмехаюсь, проверяя взял ли пачку для очередного ритуала, — прими и живи дальше.

— Кто бы говорил. — Фыркает обиженка позади меня, но идет. — Не учи тому, что сам не можешь сделать.

— Это была дежурная фраза, придурок. — Пожимаю плечами и помещаю руки в карманы спортивных штанов. — Был здесь хоть раз? — Киваю на ворота, а Макс тяжело вздыхает.

— Нет.

— Пришла пора, — открываю и прохожу на знакомую дорожку, останавливаясь около сторожки и ожидая охранника, который, увидев меня, подает фонарик, — спасибо.

— Если ты не заметил, то сейчас ночь. В такое время на кладбище не ходят. — Хмуро вещает умник позади, а я ухмыляюсь.

— Для нас круглосуточные часы посещения, брат. — На последнем слове делаю акцент, понимая, что сейчас не время для стеба или подколов, только ничего не могу с собой поделать.

Наверное, такова моя защита — нападение на других.

— Не произноси это слово. От тебя звучит, как оскорбление. — Говорит Макс и заходит вместе со мной к Алиске.

Стопорится, когда я кладу фонарик на могилу, чтобы он освещал нам окружающее пространство. Стоит, словно тот памятник, и не шевелится. В темноте нет ничего страшного. Я уже не раз сюда приходил в темное время суток и не считал подобное психическим расстройством. Только так мог немного успокоиться и не натворить чего-то страшного. Бокс и кладбище — вот жизнь последние два года, если исключить травлю Цветковой.

Сажусь на лавочку и достаю пачку с сигаретами. Автоматические действия. Та самая выработанная привычка, от которой никуда не деться. Нужна эта горечь, заставляющая хоть немного чувствовать.

Круг стоит на том же месте, и я протягиваю пачку ему, на что он кривится.

— У вас это семейное? Пытаться навязать мне вредные привычки. — Фырчит и кривится, и я его даже в чем-то понимаю.

Узнать, что ты любил сестру, не та правда, которую хотелось бы услышать.

— Прискорбно, — втягиваю в себя едкий дым и смотрю на звездное небо, — потому что, как оказалось, ты часть этой семьи.

— Не испытываю по этому поводу радости, — цедит сквозь зубы и запускает руку в волосы, начиная измерять маленькое расстояние около могилы шагами, — вот ведь дерьмо! Я же… Я же такое себе представлял… Такое… Хотел…

— Надеюсь, что не сделал. — Говорю, нахмурившись, потому что перед глазами тут же проплывают мерзкие картинки.

— Нет, и не мог бы, потому что… — Останавливается и смотрит на плиту, сжимая челюсти. — Черт! — Идет в мою сторону и садится рядом, выхватывая пачку из рук и тут же прикуривая.

Кашляет, а я ржу.

— Курильщик со стажем, — слегка похлопываю в ладоши, — аплодирую.

— Вообще боялся прикоснуться. Она ведь… — Качает головой и хватается за нее. — А ты чего такой спокойный?! Это розыгрыш, да? Твой очередной стеб. От Лики отстал и на меня перешел?

— Лучше бы так. Морду тебе начистил, да и исправить данного факта я не могу. — Снова втягиваю в себя дым и шумно его выпускаю, глядя, как он поднимается вверх и растворяется в воздухе. — Теперь мне ясно, почему она начала баловаться с кайфом. Только, — перевожу взгляд на побитую рожу Круга, который кривится, но тоже курит, — почему не поделилась со мной? Почему тебе не объяснила?

— Думаю, она знала результат. Да и откуда эта бумажка? Может, это вранье? Липа…

— Нет, документ подлинный. Я проверил.

— Как?

— Там название клиники есть. Съездил, заплатил, узнал. — Втягиваюсь очередной раз и откидываюсь на ограду, ежась от вечерней прохлады. — Заказал экспертизу Александр Алексеевич Аристов. Ошибки быть не может. Сам понимаешь.

Круг делает так же. Мы оба пялимся на звезды. Каждый думает о своем.

Не знаю, как отношусь к нему в этот момент.

Есть обида.

Едкая, как серная кислота.

Стоит только вспомнить хоть один день из двух лет, и снова накрывает.

Но есть и другое.

У меня есть брат.

И вроде не плохой.

Цветкова ведь разглядела в нем хорошее. Поверила в то, что он не причастен к смерти Алиски, а я нет…

Кто из нас мразь в этом случает, вопрос спорный, и скорее судьба укажет на меня, чем на брата в невидимой рясе.

— Что делать будем? — Макс первым нарушает тишину, а я пожимаю плечами.

— Есть варианты? По-моему, все очевидно. — Говорю спокойно и дальше смотрю на небо. — Ты — придурок, я — тоже не лучше, — усмехаюсь, — даже хуже.

Снова молчим.

Эта не тяжелая тишина.

Скорее та, которая говорит больше слов и действий.

Друг был другом, а не врагом.

— Я был не прав. — Говорит вдруг Круглов и прикуривает еще одну сигарету, помещая руки колени и опуская голову. — Думал, что так лучше. Хотел оставить о ней светлую память, да и… Все напрасно…

Опять в воздухе застывает молчание.

Перевариваю.

Все перевариваю.

— Ей не нравился сигаретный дым, — снова вещает друг, а я выпрямляюсь и смотрю на могильную плиту, проглатывая горькую