Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, конечно, она начала забрасывать меня «желтыми» вопросами из категории: «Какие женщины вам нравятся?», «Какую пищу вы предпочитаете?», «Правда ли, что сутками просиживаете в казино?» И прочие модные глупости... Я умышленно плел всякую чушь, а в конце она задала мой «любимый» вопрос, от которого меня всегда тошнит: «Какие ваши творческие планы?» Я ответил, что заканчиваю роман. И тут ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЖУРНАЛИСТКА (!!!) сразила меня окончательно: «Решили попробовать пописать?» С трудом сдерживаясь от хохота и желания послать ее в известном направлении, я ответил: «Да. У меня это уже пятнадцатая книга». Ноль реакции, и контрольный выстрел в голову: «Я это к тому, что сейчас многие артисты пишут книги»...
Опять «артист». Впрочем, не сомневаюсь, что всю звездную поп-плеяду она знает досконально и внешне, и внутренне – и кто с кем спит, и кто с кем развелся, и у кого какая ориентация...
Если бы я был куплетистом, я бы исполнял куплеты с рефреном: «Что поделаешь? Время такое!» Да. Такое время. И ничего не поделаешь. Воспринимать жизнь надо такой, какая она есть... Иногда в подобных случаях вспоминаю советских писателей-«почвенников» – убежденных русофилов и ксенофобов, отрицавших все новое, не вписывающееся в их устоявшиеся понятия, обвинявших современную молодежь в отсутствии патриотизма, в «низкопоклонстве перед Западом», в отсутствии духовности.
И тогда я задаю себе вопрос: «А может быть, я в силу возраста сегодня подобен прошлым партийным «пикейным жилетам»?» Но тут же убеждаю себя, что я не такой, хотя против возраста, как говорится, не попрешь. Я лично определяю свой возраст несколькими последовательными этапами.
На первом этапе ко мне подходили молодые ровесники и восхищенно говорили: «Нам так нравятся ваши рассказы! Можно взять у вас автограф?»
На втором этапе ко мне подходили молодые не ровесники и говорили: «Аркадий Михайлович! Моя мама так любит ваши рассказы! Подпишите для нее вашу книжечку!» На третьем этапе ко мне подходили уже совсем не ровесники и говорили: «Ой! Мой дедушка так любит ваше творчество! Подпишите ему вашу книгу!» А недавно ко мне подошла женщина лет тридцати пяти и сказала: «Моему прадедушке девяносто семь лет. Он вас помнит и обожает... Напишите ему что-нибудь. Он будет так рад!»...
Что касается возраста, горжусь своим афоризмом: Я УЖЕ ДОСТИГ ТАКОГО ВОЗРАСТА, ЧТО ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ ВСПОМИНАЮ СВОЮ СТАРОСТЬ.
Но не будем о грустном. А тем, кто считает меня артистом, юмористом, писателем-сатириком, хочу сказать, что я не артист, хотя выступаю со сцены, исполняя СВОИ рассказы. Я не юморист, хотя многие мои «творения» отсвечивают юмором. Я не писатель-сатирик, хотя сатирическое начало в большой части моих рассказов присутствует.
Меня передергивает, если меня величают писателем-сатириком. Это определение берет свое начало еще во времена советской власти, когда писатели крупной формы, приверженцы социалистического реализма считали литераторов, писавших в жанре юмора, авторами второго сорта, полагая, что «юморить» в литературе значительно проще, чем создавать густую правдивую прозу. Добавка «сатирик» к слову «писатель» как будто поясняла – он не полноценный писатель, он сатирик... Само же понятие «сатирик» властям было выгодно. Всем было ясно, что в «стране победившего социализма» подлинной сатирой и не пахло, но все, дозволенное для осмеяния (тещи, дворники, пьяницы), все милые басенки, безобидные каламбуры, пародии относились к сатире, чтобы народ понимал, что сатира в нашей стране есть. И не случайно популярной была шутка: «Нам нужны Салтыковы-Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогали». Только выдающийся талант Ильи Ильфа и Евгения Петрова, Михаила Зощенко, Михаила Булгакова мог пробивать кремлевскую стену запрета. Впрочем, Зощенко, в конце концов, был подвержен остракизму, а Булгаков так и не увидел опубликованными многие гениальные произведения...
Но язык у меня не повернется назвать этих великих писателей «писателями-сатириками». Мы же не делим писателей на «писателей-лириков», «писателей-пейзажистов», «писателей-историков»... Есть ПИСАТЕЛЬ. Он преломляет в своих произведениях жизнь через вложенную в него Природой призму. У одного эта призма – призма истории, у другого – призма природы, у третьего – призма иронии, сатиры, юмора...
А для того чтобы считаться юмористом, сатириком, писателем быть совсем не обязательно. Остроумных, остроязычных, ироничных людей много среди представителей любых профессий, но им и в голову не придет называться писателями...
Если бы рядом со мной жил человек, который бесконечно, в любой ситуации, по любому поводу острил и шутил, мне он очень скоро стал бы неинтересен, чтобы не сказать больше.
Попробуем войти в положение семьи клоуна, который, вернувшись домой после вечернего представления, не снимает свой нелепый наряд, продолжает делать «глупости» и говорит дурным голосом. С ума можно сойти!
Вот почему я не люблю рассказы и монологи, в которых нет ничего, кроме «чистого» юмора. Вот почему я не люблю актеров-комиков, которые хотят рассмешить публику во что бы то ни стало. В лучшем случае это ремесло, а не искусство. И сегодня таких «смехачей» много... Взял анекдот, услышал байку, выучил, и готово – выходи на сцену, публикуй в «желтой» прессе и смеши, да еще выдавая это за СВОЕ... Правда, эффект этот схож с тем, какой производят макаки на посетителей зоопарка: «Смотри, смотри! Эта-то чего выкаблучивает!.. Ну, умора, в натуре!.. А тот-то! Ну, не могу!.. Во дает, честное слово!»... Однако у клетки со львом про макак все забывают. Лев – это что-то другое, настоящее...
В жизни все перемешано. Чистое, так сказать, рафинированное почти не встречается. Ничто живое не может существовать без витаминов. А для меня юмор – это и есть витамины. Но в то же время питаться только витаминами, часто получаемыми искусственным путем, нельзя – можно погибнуть от гипервитаминоза, то есть – просмеять свою жизнь, не заметив смертельной опасности над головой.
Смешное и грустное всегда рядом. Ситуация, допустим, «А» со знаком «+» комична, но та же ситуация со знаком «–» уже трагична. Поэтому, наверное, человек порой плачет от смеха, а порой смеется сквозь слезы...
Есть юмористические витамины, которые усваиваются одним народом и совершенно не воспринимаются другим. Усвояемость определяется языковыми, историческими, социальными причинами.
Среди российских интеллектуалов уже давно существовало мнение, будто российский юмор – более умный, более социальный, нежели, допустим, немецкий юмор или американский. До определенного времени с этим можно было соглашаться. С идеологической точки зрения это объяснялось общим превосходством российского (советского) человека над человеком из капиталистического общества. Формулу эту создал Отец и Учитель всего и вся И.В. Сталин. Слова его проливались успокоительным бальзамом на больную душу недоедавшего, униженного, забитого и запуганного народа:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Истории спортивного комментатора. Анкета НТВ+СПОРТ 1998 г. - Сергей Иванович Заяшников - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Русские землепроходцы – слава и гордость Руси - Максим Глазырин - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 1 - Аркадий Иосифович Ваксберг - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем) - Александр Филоник - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары