Фаранг-1. Как я провёл лето. - Валерьев Валерьевич

— В любом случае, надо попробовать. Когда медальон зарядится — мы обязательно будем пытаться. Вот и всё.

Витя почувствовал, как Катины пальчики слабо жали его ладонь в знак согласия.

— Спокойной ночи, ребята.

— Ох и жарищща здесь…

Мельников старательно делал вид, что ночного разговора не было и деловито суетился, спуская на воду моторную лодку. Точно так же себя вели все остальные члены экипажа "Птицы". Только красные опухшие глаза и мешки под глазами выдавали их с головой, сообщая Вите и Петру Александровичу о том, что никто, кроме них и Кати, этой ночью не сомкнул глаз.

— Пойду я и Лександрыч, — Егорову, почему-то, было очень стыдно перед этими парнями, — а вы, ребята, отдыхайте. Здесь, в устье, ещё не так жарко, как там.

Из ущелья, по которому был проложен канал, подул обжигающий ветер. Плотный, тугой и, сволочь, горячий, как из печки. Команда "Птицы" дружно замотала лица тряпками и взялась за вёсла.

— Ладно, Витя, — Мельников морщил нос — воздух здесь попахивал химреактивами, — мы чуть дальше от устья отойдём. Вон туда, — он махнул рукой в сторону прибрежных гор, — километров на пять.

Витька молча кивнул и спрыгнул в лодочку, где его уже ждал Шевченко.

С озера вывезли всё, кроме автомобиля и нескольких канистр с бензином. На каждый рейс уходило не меньше пяти часов. Шестьдесят километров вверх по течению моторка пролетала за час с небольшим, погрузка тоже много времени не отнимала — мужчины просто брали то, что ближе лежит, а вот обратный путь был долог. Лодочку загружали так, что надувные борта едва выглядывали из воды. Витька, чтобы не добавлять лишний вес, остался возле склада, спрятавшись от палящего солнца под тент. Шевченко не торопясь добрался по спокойным водам канала к лагуне, но в море благоразумно выходить не стал, причалив к солёному берегу и подав сигнал Мельникову. "Птица" тут же снялась с якоря и сама подошла к лодке.

Первым рейсом были доставлены одежда, инструменты и разное туристское барахло, которое Витя покупал для себя лично. Оставив пожилого майора отдыхать и получив от него чёткие инструкции где надо искать Егорова, Дима отправился во второй рейс лично.

Третий и последний рейс, которым вывезли остатки груза и отличный тент, Витя и Дима заканчивали уже впотьмах. Впрочем, Витьку это не сильно озаботило. Во-первых, маршрут был хорошо известен, а во-вторых, он вытащил из сумки майора и, при помощи Мельникова, приладил на верхнюю дугу тента отличную лампу. Светил этот фонарь не слишком сильно, но рассмотреть берега можно было запросто.

Распихав тюки, сумки и баулы в трюме корабля, изнывавшая весь день от безделья команда корабля, совсем уж было взялась за вёсла, желая поскорее доставить бесценный груз на остров, но Сенсей это дело остановил. Ночной бриз был очень сильным и, как назло, дул прямо в лоб.

— Утром с берега подует. Подождём. Торопиться нам некуда.

— Топоры отличные. Лучше секир. Двадцать штук.

Витька ворочал весло наравне со всеми и по памяти пытался дать отчёт ближайшим и самым доверенным людям о том, что же они сейчас везут. Здесь, на "Птице", присутствовали самые значимые люди общины. Кроме, разумеется ушедшего на север Данияра и остававшихся в посёлке Тимура и тёти Ули. Впрочем, вспоминалось с трудом — перед носом у Егорова с книжкой в руках на палубе лежала Катя. Купленный в тайском книжном магазине для иностранцев женский детективчик вызвал у любимицы полнейший восторг.

— А… э…

"Вот это ножки!"

— Мда… лопаты складные. Три штуки. Ножовок пару взял. И так, по мелочи. Молоток, плоскогубцы. То… Сё…

На каждое "то-сё" мужики отвечали одобрительным гулом. Они уже успели оценить отличный бинокль, с которым теперь не расставался Мельников и ноутбук с зарядным устройством на солнечных батареях. Оный ноутбук стоял в центре палубы и, как мог, орал, выдавая в окружающее пространство ритмичное "дынщ-дынщ-дынщ". Что характерно, Екатерине это совершенно не мешало читать. Женщина болтала ногами в такт музыке и шевелила губами, беззвучно проговаривая текст, словно первоклашка.

— Котелки, тарелки алюминиевые, ложки, ножи, вилки. Правда, не на всех…

Егоров задумался, а почему, собственно, он закупил лишь полсотни комплектов посуды и столовых приборов?

"Тупица!"

— Там, с лампочками и светильниками еще радиостанции есть. База и четыре штуки переносных. "Кенвуд". Денег не было — так я самую простую модель взял. На пяток километров работают.

Мужики одобрительно пропыхтели нечто невнятное и вопросительно смолкли, мол, давай, рцы дале. Постепенно Витя и сам увлёкся, перечисляя, всё, что лежало в трюме. Закупка необходимых вещей в Паттайе шла постепенно и занимался он ею не один, так что, огласив весь список, Егоров и сам удивился, насколько внушительным оказался перечень вещей. Конечно, большую часть груза занимала обычная одежда, ткани и обувь, но и пяток больших кастрюль для общественной кухни, и самое главное, настоящий чугунный казан героических размеров, здесь лишними точно не будут.

Услыхав про казан, народ воодушевился по самое "не могу". Особенно буйствовал повар. Диму-корейца достало готовить на такую ораву в нескольких стальных подносах из самолётной кухни. Которые, кстати, со дна моря поднял лично Виктор Сергеевич за что честь ему и хвала!

Гребцы словами повара прониклись, а Витька покраснел. Ещё ни разу два десятка мужчин ему не кричали славу.

"Мда…"

— Я вот вам сейчас историю расскажу, о том как я его в Таиланде искал…

Витька, улыбаясь во весь рот, собрался было поведать эпическую сагу о поисках чугунного казана в юго-восточной Азии, как до его сознания дошло, что что-то идёт не так. Неправильно. Ненужно и страшно.

— Ну, мы ждём, Витя.

Егоров перестал грести и замерев статуей, стоял и смотрел на горизонт, по которому ползла маленькая чёрная точка. Сенсей немедленно достал бинокль. Несколько долгих секунд он молчал, а потом его кадык заходил ходуном.

— Дикари.

Глава 5

'О, боги! Как вы любите играть судьбами людей! Сначала вы бросили меня в бездну отчаяния и унижения, а теперь…'

Бывший командир шестьдесят первого линейного полка, бывший наместник одной из центральных провинций Империи, а ныне простой пограничник Аун Тан открыл глаза и позволил себе короткую улыбку. Он хотел, чтобы улыбка, как и подобает настоящему профессиональному воину Империи, вышла слабой и мимолётной, но рот сам собой растянулся до ушей.

'Ладно. Здесь можно'

На самом деле, разжалованный за рукоприкладство к дальнему родственнику Императора, Аун Тан был совсем не простым пограничником. Конечно, новое место службы иначе, как ссылкой назвать было нельзя, но бывший полковник, понимая, что чудом избежал казни, был, в целом, доволен. С позором разжалованный и уволенный из армии Аун Тан, как человек прослуживший под знамёнами Империи тридцать лет и имеющий короткий опыт управления целой провинцией, был немедленно и без лишнего шума, принят на службу в Казначейство. А поскольку главный казначей Империи по совместительству отвечал ещё и за охрану границ, то проблем с трудоустройством у Аун Тана и пятидесяти уволенных вместе с ним ветеранов полка не возникло.

Аун был умным человеком и отблагодарил казначея, поднеся тому богатые дары. Он прекрасно понял, почему из всех самых глухих дыр, его и его людей, запихнули в самую далёкую и опасную точку. В самый дальний, недавно заложенный форпост Империи на северном берегу, почти у самой вершины мира. Там, где солнце всё время стоит точно над головой. Где нет цивилизации. Где куча незамирённых племён и где иногда появляются боевые корабли Сиамцев. А самое главное — где его никогда не достанет этот мстительный щенок — дальний родственник Императора.

Здесь, далеко за границей Империи, он был… Аун зажмурился… сам как Император. Он был полновластным Властелином пятисот вооружённых поселенцев и их семей, а также ста таких же штрафников, как и он сам. Ну и плюс местные дикари-голодранцы.

Официально его должность звучала так: 'Глава поселения, отвечающий за безопасность, а также за принуждение местных племён к миру и покою, а также собирающий дань с оных племён и изучающий подвластные ему земли для умножения достатка Империи'.

'Тьфу!'

Эту бумажонку Аун Тан спрятал подальше и вымуштровав за полгода при помощи своих ветеранов совсем расслабившихся крестьян, огнём и мечом прошёлся по стойбищам дикарей, вырезая всех на корню.