Летняя королева - Элизабет Чедвик (США)

нанял корабль у генуэзцев, – сказал он. – Нам следует поторопиться. Они не пытались остановить нас силой, но могут передумать. Чем скорее мы окажемся на дальнем берегу, тем лучше.

– Мы готовы. – Алиенора застегнула плащ и, позвав своих женщин, последовала за Жоффруа к двери.

У подножия лестницы один из императорских евнухов преградил им путь, но Жоффруа показал ему на фут вытянутого меча, и тот опустил взгляд и посторонился. Стражники, дежурившие у ворот, пропустили их неохотно и даже под угрозой клинка Жоффруа сначала сделали вид, что ничего не поняли. Алиенора повернулась к Марчизе:

– Скажи им, что я отправляюсь в новый лагерь, чтобы поговорить с королем о брачном договоре насчет его родственницы, и я сделаю все возможное, чтобы они меня пропустили.

Марчиза заговорила с мужчинами по-гречески, с мольбами и замысловатыми жестами рук, дополненными взяткой в виде шкатулки с золотыми кольцами, которые подарила Алиеноре императрица Ирина.

Драгоценности перешли в новые руки, и охранники открыли ворота, чтобы пропустить их. Там, на берегу реки, ждали две плоскодонные рыбацкие лодки, стоявшие у причалов в ожидании отплытия.

Сердце Алиеноры сильно забилось, когда Жоффруа взял ее за руку и помог войти на борт. Он держал ее крепко, и она бросила на него благодарный взгляд.

Солдаты взялись за весла и поплыли прочь от берега к ожидавшей их генуэзской галере, нагруженной людьми из армии Людовика, которая шла через Апулию. На борту корабля находился брат Людовика, Роберт де Дрё, который беседовал с командирами.

– Слава Богу, мадам, – сказал он, когда Алиенора поднялась на борт. – Он повернулся, чтобы обнять Гизелу: – Теперь ты в безопасности, кузина.

Гизела слабо вздохнула и прильнула к нему, вся дрожа.

– Я молилась, чтобы ты не бросил меня на съедение волкам.

– Я не позволю им заполучить тебя, – прорычал Роберт. – Я скорее присягну на верность собаке, чем Мануилу Комнину. Пусть мой брат делает, что считает нужным, но моей клятвы у них не будет, и тебя они не получат.

Алиенора бросила на него острый взгляд.

– Людовик все еще намерен присягнуть на верность?

Роберт пожал плечами, глядя, как генуэзский корабль входит в Золотой Рог.

– Он должен так поступить, если хочет получить провизию и проводников, которых обещали греки, но если это будет похоже на все остальные их обещания, я сомневаюсь, что мы многое выиграем. Я уже сказал ему, что отказываюсь, а что касается брака между Гизелой и племянником императора – пусть Людовик соглашается, если хочет, но он не может отдать то, чем не владеет.

Алиенора подняла брови.

– Ты похитишь Гизелу?

Роберт пожал плечами.

– Скорее возьму ее под свое крыло.

– Делай, как считаешь нужным, – сказала Алиенора с энергичным кивком. – Я тобой восхищаюсь, хотя ты рискуешь навлечь на себя гнев брата.

– Я его не боюсь, – сказал Роберт со стальным блеском в глазах.

Роберт высадил своих подопечных в лагере французов на дальнем берегу рукава и стал сразу готовиться к поездке в лагерь разведчиков в Никомедии, до которого оставалось два дня пути.

– Мадам, я спешу, иначе бы предложил взять с собой и вас, – сказал он, садясь в седло.

Алиенора улыбнулась и покачала головой.

– Я выдержу свой бой. С Богом, и да благословит тебя Господь.

Она смотрела, как он пришпорил коня и уехал вместе с Гизелой. Уже не в первый раз она пожалела, что Людовик родился раньше Роберта. Ей было бы легче нести свое бремя и, возможно, даже удалось бы обрести толику счастья, будь королем Франции Роберт.

Вскоре после полудня Людовик прибыл в жилище, где разместились Алиенора и ее дамы. От усталости у него под глазами залегли темные тени, а между носом и ртом появились глубокие морщины. Он окинул взглядом комнату, где женщины заправляли постели и приносили воду для умывания.

– Где Гизела? – спросил он.

– С Робертом, – ответила Алиенора. – Она отправилась с ним в Никомедию. Она не хочет выходить замуж за одного из родственников императора, и Роберт принял ее сторону.

– И ты позволила ему это сделать?

Алиенора пожала плечами.

– Какой бы договор ты ни планировал заключить с императором, он не будет сорван из-за потери невесты, не желающей выходить замуж.

Его лицо потемнело.

– Вы не представляете, как трудно поддерживать равновесие между всеми группами. Если я не соглашусь на просьбы императора, он прекратит поставки и оставит нас на мели. Если я соглашусь, мои собственные люди назовут меня слабаком и глупцом. Что же мне делать?

Больше всего ей хотелось сказать: «Будь мужчиной!», но она сдержалась.

– Я понимаю, как это трудно, но кто охраняет твои интересы? И кто будет прикрывать твою спину?

– Вот именно, – огрызнулся Людовик. – Доверяю ли я императору, который строит тайные планы, стоя передо мной, как собака, делающая свое дело, или моему драгоценному брату и моей жене, которые делают точно так же? Что я должен выбрать?

– Почему бы тебе не спросить Господа или твоего драгоценного евнуха и не посмотреть, дадут ли они тебе ответ?

Он ударил ее по лицу с такой силой, что она пошатнулась и отлетела к стене.

– Ты вся пропитана ядом! – крикнул он, его лицо исказилось от ярости. – Ты мерзкая гадюка, на тебе все грехи Евы! Меня тошнит от тебя!

Повернувшись на пятках, он выскочил из комнаты.

Алиенора поднесла руку к лицу. Она прикусила язык, и во рту была кровь. Она ненавидела его, как же она его ненавидела. Скорее бы добраться до Антиохии.

В тот вечер она устроила пышный праздник с музыкантами, развлечениями, угощениями и вином. Это был знак неповиновения как грекам, так и Людовику, который не появился. Алиенора не ожидала, что он так поступит, и, хотя ей хотелось плакать, она подняла голову и отправилась ослеплять всех, кто попадался ей на пути.

Жоффруа и Сальдебрейль, прибывшие с переговоров о походе в Никомедию, застали свою госпожу в танце, и ее лицо озарял смех. На ней было платье из темно-зеленого шелка, расшитое звездами, длинные рукава и юбка струились, когда она раскачивалась и кружилась.

– Что-то расстроило нашу госпожу, – язвительно сказал Сальдебрейль. – Завтра надо быть с ней поосторожнее.

Жоффруа ничего не сказал, потому что вид ее ошеломил его. Он всегда любил ее, сначала, когда она была ярким, подвижным ребенком и дочерью его сеньора, герцога Гильома. Тогда он был совсем молодым человеком, с женой и детьми, и часто видел Алиенору. Но потом Бургонди умерла, рожая их четвертого ребенка, Алиенора начала взрослеть, и, по мере того как горе ослабевало, он начал мечтать о будущем с ней. Герцог Гильом