Я так хочу - Оксана Фокс

– вытолкнула из горла надтреснутый сип, – Ту! – позвала чуть громче.

Лина закрыла глаза и заставила тело двигаться. Одна ступенька, вторая, третья... На последней она качнулась, едва удержав равновесие. Ту выпрыгнула из гостиной как заяц и отпрянула.

– Хин чао, мадам! – поклонилась вьетнамка, из-под распущенных волос блеснули белки круглых глаз.

Лина проводила взглядом фигурку, пятившуюся спиной к дверям. Когда Ту юркнула на улицу, посмотрела в комнату. В голубом полумраке лицом к открытому окну стоял Берри. Азиатское солнце выжгло голый торс до черноты. Лунный свет перламутром лёг на плечи, тенями и бликами расчертил рельеф спины. Длинные ноги казалось, вырастали из пола резким движением вверх. Старые джинсы закатаны над щиколотками, руки в задних карманах, голова откинула. Худая фигура излучала напряжение. Под загорелой кожей вместе с мышцами перекатывались нервы.

Жирный механический запах напоминал ее безумие. Пострадавшую стену отмыли и снова навесили полки, в придвинутом на место кресле гордо застыла, словно хозяйский пёс, иссиня-чёрная гитара. На полированной поверхности низкого стола растеклось белое пятно, нарушая окружающий аскетизм.

Лина долго смотрела на синтетическое кружево дешёвого бюстгальтера. Хотела уйти, спасаясь бегством, как делала всегда, но тело приросло к порогу. Оно не подчинялось, слушаясь инстинктов, которые говорили: идти некуда, спасать нечего и спасаться не от кого.

Что в ней кончилось? Иссушилось? Любовь? Лина так долго не дышала, что между рёбрами запекло. Вздохнула и внезапно кровь побежала, прилила в голову и добралась до кончиков пальцев. Из горла вырвался хрип.

Кит обернулся, синие глаза равнодушно мазнули, взгляд проплыл мимо. Лина никогда не видела, как перегорает предохранитель, как от короткого замыкания происходит пожар, как молния рассекает старое дерево надвое, но точно знала, что сейчас она тот самый предохранитель, провод и столетний дуб. Ей казалось, сухой треск, словно выстрел, разнёсся над крышами лачуг. Взрыв снёс плотину, тщательно выстроенную вокруг мягкого уязвимого нутра, покалеченного разума и сердца.

Гнев заполыхал белым огнём. Не рассуждающий, неудержимый. Ярость ослепила, прорвалась как нарыв. Мышцы пропитались ненавистью и съёжились. Лина бросилась, чувствуя силы, задушить его:

– Она же ребёнок, сволочь!

– Ребёнок? – не замечая беспорядочных ударов, Берри ссутулился, неторопливо поймал её кулаки: – Этот ребёнок пять лет работает массажисткой и отлично знает, как сделать клиенту "нappy end", – усталый голос прозвучал невыразительно и монотонно.

– Что?

– Её первые слова на английском. Знаешь, что это?

– Пусти! – Лина вырывала руки.

– Оральный секс. Входит в процедуру массажа.

– Тебе захотелось массажа?!

– Нет. Она пришлаою  в мою кровать. Голая. И разбудила ртом.

– Врёшь!

Лина выкручивала руки из стальных браслетов, сомкнувшихся на кистях. Злые слёзы обожгли глаза. Она не хотела, чтобы он их видел. Мускулы сложились в движение – основа выживания Бронкса – колено выбросилось, метя точно в пах.

Казалось, Берри очень медленно сдвинул корпус вправо и разжал ладони. Потеряв равновесие, Лина приземлилась на угол стола. В последнюю секунду сгруппировалась, смягчив удар бедром, откатилась в сторону. Тяжело дыша, вскинула глаза:

– Тебе ведь всё равно с кем, – прошипела она, – а Ту… была моей! Она любила меня! Почему ты не оставил её мне!?

– Ты не просила.

– Не просила? А ты не можешь пропустить ничего, что движется?! Ты чёрствый, самовлюблённый эгоист! Животное!

– Ничего нового, – Кит поиграл в кармане связкой ключей, лицо ничего не выражало. – Всё это я уже слышал.

– Тебе плевать! Плевать на всех! Для тебя окружающие мясо! Ты любишь только себя! – она протянула скрюченные пальцы к надменной фигуре, желая видеть её согнутой от боли.

– Не особо, – проговорил Кит пустым, как неподвижные черты, голосом. – Но я рад, что ты выговорилась.

– За что ты ненавидишь меня?

– Не обольщайся. Ненависть отбирает много сил. У меня на это нет времени.

– Зато есть время на шлюх!

– Ни больше – ни меньше.

Лина пронзительно расхохоталась и затрясла головой:

– Что же мы для тебя? Кегли в боулинге?

– Хорошее сравнение, но на спорт вы не тяните. Скорее на бухло. Лучше или хуже. Но чаще пофиг, чем залиться. Сама знаешь, как это бывает. – Немигающий взгляд обжёг льдом. – Пойдёт любое пойло, лишь бы не блевануть.

– Ты садист, – прошептала Лина, поднимаясь с пола. – Знаешь, что люблю! И играешь ботинком как с собачонкой!

– Моя физиономия часто привлекает фриков. Возможно, ты страдаешь мазохизмом?

– Я убью тебя!

Она шагнула к застывшему на фоне окна силуэту. И не успела замахнуться. Кит схватил плечи, прижал к груди и улыбнулся гипнотической улыбкой с экрана.

– Что ты сделаешь, дорогая? Задушишь в супружеских объятиях? Из дома вынесли всё колющее и режущее. Нет даже грёбаных палочек!

– Господи, как можно любить тебя! Ты чудовище! – задохнулась она. – Ненавижу!

– Ненавидишь. И терпишь. Как все. Вы готовы ползать в моих ногах, облизывать сраные подмётки, повизгивая от радости. Я могу тебя ударить, унизить, раздавить как таракана, стоит сжать покрепче. А, Лина? Хочешь увидеть, как через горло полезут кишки? Все ещё мечтаешь умереть в моих объятиях?

Презрительный голос лился ласково, как шёлк. Тиски вокруг рёбер медленно, почти нежно сжимались. Каждый вдох болезненно заполнял сдавленную грудину и с хрипом вырывался, чтобы следующий наполнил лёгкие только на половину, потом на четверть.

– Взгляни на себя! Беспомощная! Зависимая! Жалкая…

– Так смотри же на меня внимательно!

Не уверенная, стоит на ногах или болтается в воздухе, Лина откинулась в обруче рук. Подняла подбородок, выставляя напоказ лицо, давно забывшее отражение:

– Ты сделал меня такой! Любуйся.

– Сомнительное удовольствие.

– Правда? Но, тебе придётся смотреть. И терпеть. Смотреть и терпеть. Ты должен! – Лина роняла слова в красивое лицо, брезгливо глядевшее с высоты. – Ведь я купила тебя, помнишь?

Она откинулась в его руках, чтобы видеть, как темнеют синие глаза, вваливаются щёки, натягивается и бледнеет кожа на скулах:

– На мои деньги ты имеешь окружающих. А я... Я имею тебя, Кит, – произнесла хриплым шёпотом, словно одаривая грязной лаской. – Ты можешь тысячу раз думать обратное, но, я имею тебя, сукин сын!

Запрокинув голову, Лина резко, металлически рассмеялась. Она бы хохотала до смерти, но Берри разомкнул объятия и влепил пощёчину.

Лина упала на колени, схватилась за подлокотник кресла, сдирая кожу о резьбу. Убрав волосы с лица, она улыбнулась:

– Привет.

Гладкий гриф доверчиво скользнул в ладонь. Нежно обхватив его, она замахнулась. Гитара обрушилась на стол и жалобно вскрикнула. Лина удивилась, что хватило сил поднять её. Снова размахнулась, пытаясь успеть , до того как