Звездный десант - Роберт Хайнлайн

Звуки «Ужина в Рио» сливались с хоралом Поющих Вод. Белое вино к рыбе, розовое — к дичи, красное — к ростбифу. Стар смеялась, щебетала и сверкала остроумием. Один раз Руфо, наклонившись ко мне, чтобы предложить какое-то блюдо, шепнул: «Обреченные обедали с аппетитом». Я также шепотом послал его ко всем чертям.

К десерту подали шампанское. Руфо почтительно предложил мне оценить его. Я молча кивнул Интересно, как бы он поступил, если бы я отказался от шампанского... Угодно ли еще вина... к кофе — «Наполеон»... и сигареты.

О сигаретах я мечтал весь день. Это были «Бенсон и Хеджес» № 5, а я, в целях экономии, последнее время смолил эту черную французскую дешевку.

Закурив, Стар поблагодарила Руфо за ужин, он принял ее комплименты со всей серьезностью, я их поддержал от всего сердца. До сих пор не знаю, кто готовил этот ужин. Большую часть, конечно, Руфо, но Стар также внесла немалую лепту, пока меня брили на берегу.

Неторопливо бежало счастливое время, мы сидели, попивая кофе с коньяком, а вечерний свет постепенно тускнел, пока не осталась лишь одна горящая свеча, оживлявшая игру драгоценностей Стар и освещавшая снизу ее лицо. Наконец Стар сделала еле заметное движение, как будто отодвигая от себя стол, и я тут же вскочил, чтобы проводить ее к палатке. Стар остановилась у входа:

— ...Милорд Оскар...

И тогда я поцеловал ее и последовал за ней в...

Как бы не так! Я был настолько загипнотизирован, что склонился над ее рукой, поцеловал ее... и все.

После чего мне не оставалось ничего другого, как вылезти из своего наемного обезьяньего костюма, отдать его Руфо и попросить у него одеяло. Руфо выбрал для ночлега место по одну сторону палатой, так что мне осталась только другая сторона, где я и растянулся. Стояла такая теплынь, что и одеяла-то не требовалось.

А заснуть я не мог. Дело в том, что у меня есть застарелая привычка, привычка куда худшая, чем курение марихуаны, но более дешевая, чем употребление героина. Я, конечно, могу поднапрячься и в конце концов заснуть, но сейчас меня вряд ли стимулировал к этому свет в палатке Стар и ее силуэт, не отягощенный никакой одеждой.

Дело в том, что я заядлый читатель. Книжонки из серии «Голд Медал Ориджинал» по 35 центов за штуку вполне достаточно, чтобы отправить меня в глубокий сон. Или романа о Перри Мейсоне... Даже объявления в старом номере «Paris-Match»[55], в который кто-то завернул селедку, для меня лучше, чем ничего.

Я встал и обошел палатку кругом.

— Эй, Руфо!

— Да, милорд? — Он вскочил с кинжалом в руке.

— Слушай, нет ли на твоей свалке какого-нибудь чтива?

— Какого именно?

— Да любого. Лишь бы слова шли подряд.

— Минуту.— Он исчез, и я слышал, как он роется в своей куче багажа, похожей на обломки кораблекрушения. Вскоре он вернулся, неся книгу и небольшую походную лампу. Я поблагодарил, вернулся к себе и лег.

Это была любопытная книженция, написанная неким Альбертусом Магнусом* и явно украденная из Британского музея. Альберт предлагает длинный список рецептов для осуществления самых удивительных дел: как утишить бурю, как летать выше облаков, как торжествовать над врагами и как; заставить женщину соблюдать верность. Вот, например, каков рецепт последнего средства: «Ежели ты восхочешь, чтобы жена не заглядывалась на мужчин и не желала бы их, то возьми срамные части волчца и власы, что растут на щеках его или с бровей его, а также власы, растущие ниже подбородка, сожги все это, а пепел дай ей выпить и чтобы не знала она, что пьет, и тогда не возжелает она мужа другого».

Думаю, рецепт этот вряд ли понравился бы «волчцу», а если бы я оказался на месте той жены, то он и меня огорчил бы немало — смесь, видимо, довольно мерзкая. Самую же формулу я передаю точно, так что, если у вас есть жалобы на вашу даму, а под руками имеется «волчец», то попытайте счастья. А мне сообщите о результате. Только письменно, а не лично.

Было там еще несколько рецептов, как заставить женщину, которая вас не любит, влюбиться в вас без ума, но «волчец» в них был самым простым ингредиентом.

Наконец я отложил книгу, погасил свет и стал следить за движущимся силуэтом на полупрозрачном шелке палатки. Стар причесывалась. Чтобы больше не мучиться, я перевел взгляд на звезды. Я ничего не знал о звездной карте южного полушария — в таком дождливом регионе, как Юго-Восточная Азия, звезд никогда не видно, да и не очень-то в них нуждается парень, у которого есть «шишка направления».

Это южное небо было великолепно! Я пристально всматривался в одну из звезд или планет — довольно большой диск — и внезапно обнаружил, что она движется.

Я так и сел.

— Эй, Стар!

— Что, Оскар? — откликнулась она.

— Пойди-ка сюда. Тут спутник! И большущий!

— Иду.— Свет в палатке погас, и она тут же возникла рядом со мной, равно как и старый добрый папа Руфо, зевающий и почесывающийся.— Где, милорд? — спросила Стар.

— Вон! Вон! — показал я.— Только, пожалуй, это не спутник, скорее один из метеорологических зондов. Уж очень велик и ярок.

Она посмотрела и отвела глаза. Руфо молчал. Я снова внимательно взглянул на спутник, потом на Стар. Она явно наблюдала за мной, а не за спутником. Я снова посмотрел на спутник, как он движется на фоне звездных декораций.

— Стар! — воскликнул я.— Это не спутник! И это не зонд. Это луна, настоящая луна.

— Да, милорд Оскар.

— Но тогда это не Земля!

— Твоя правда.

— Хм..— Я снова посмотрел на маленькую луну, бодро пробирающуюся меж звезд с запада на восток.

— Ты не боишься, мой герой? — тихо спросила Стар.

— Чего?

— Оказаться в чужом мире?

— Он мне кажется очень славным.

— Он таков и есть,— согласилась она.— Во многих отношениях.

— Мне он нравится,— подтвердил я.— Может быть, пришло время узнать о нем побольше? Где мы находимся? В скольких световых годах или в чем еще там измеряют расстояния? И в каком направлении?

— Я попытаюсь, милорд,— вздохнула Стар.— Но это будет нелегко, ты ведь не изучал метафизической геометрии и... многого другого. Представь себе книгу.— Книга Альберта Великого все еще была у меня под мышкой, Стар взяла ее у меня.— Каждая страница очень похожа на соседнюю. И в то же время она совершенно иная. Эта страница соприкасается с другой во всех точках, а от третьей полностью отделена. Вот и мы так близки сейчас к Земле, как две следующие друг за другом страницы. И тем не менее мы удалены от нее на такое расстояние, что никакими световыми годами этого не выразить.

— Послушай. Не надо так усложнять. Я же смотрел по телеку «Сумеречную зону»*. Ты имеешь в виду другое измерение. Я это усек.

Стар явно пребывала в затруднении.

— Что-то в этом роде, но...

— Утром нам предстоит иметь дело с Игли,— перебил ее Руфо.

— Да,— согласился я.— Если утром намечается беседа с Игли, то, возможно, нам лучше поспать. Извините. А между прочим, кто такой этот самый Игли?

— Это вы узнаете в свое время,— отозвался Руфо. И я завернулся в свое одеяло как настоящий герой (одни мускулы и никаких извилин), Стар и Руфо — тоже. Она не стала зажигать свет, так что смотреть было не на что, если не считать стремительных лун Барсума.

Я просто попал в том научной фантастики. Оставалось только надеяться, что все обойдется, что автор оставит меня в живых для участия в будущих приключениях. Во всяком случае, до нынешней главы герою, пожалуй, грех было жаловаться. Вон и Дэя Торис* спит в своих шелках в каких-нибудь двадцати футах от меня.

Я всерьез задумался, не подползти ли ко входу в палатку и не шепнуть ли ей о необходимости обсудить несколько вопросов из области метафизической геометрии и смежных наук. А может быть, просто намекнуть, что становится холодно и нельзя ли мне...

Ничего этого я не сделал. Старый верный Руфо свернулся в клубочек с другой стороны палатки, а у него был пренеприятный обычай просыпаться внезапно и притом с кинжалом в руке. И еще он обожал брить покойников. А я, если мне дать выбор, всегда за мир.

Я долго рассматривал стремительные луны Барсума. Пока не заснул.

Глава 6

Пенье птиц лучше звонка будильника и уж совсем не напоминает о Барсуме. Я с удовольствием потянулся, вдыхая запах кофе, и подумал, хватит ли времени, чтобы искупаться до завтрака. День был не хуже вчерашнего: прозрачный, голубой, солнце только что встало, и я чувствовал себя вполне способным уложить до завтрака парочку каких-нибудь драконов.

Тех, что поменьше, разумеется.

Я зевнул и вскочил на ноги. Чудесная палатка Стар исчезла, и черная шкатулка была наполовину уложена — размером она уже не превышала коробку для кабинетного рояля. Стар стояла на коленях перед костром и уговаривала кофе вскипеть побыстрее. В это утро она явно изображала пещерную женщину, одетую в шкуру, весьма красивую, но менее впечатляющую, чем ее собственная кожа. Может, это была шкура с оцелота. А может, от Дюпона[56].