Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - Людмила Гетманчук

— Можно подумать, что с таким характером ее не убьют и без дворца! — рявкнула из кустов тетя.

— Не скажите, — отозвался оборотень. — С таким характером она уморит любого раньше, чем он сделает ей больно!

— Это все потому, что мадемуазель Мориз плохо учит правила этикета! — заверила из дальних кустов Катрация.

— А вы знаете, что укусами лечат радикулит? — громко поинтересовалась я. — И лежание на холодной земле предполагает появление этого недуга! Вам всем нужно сделать профилактику! Фас! — скомандовала я осам. — Но без фанатизма!

Насекомые прониклись. Слетали к каждому кусту и посчитали. Потом разделились на пять частей. Четыре пошли выяснять — может ли среднестатистический человек поставить мировой рекорд в беге, а пятая часть отделила меня от Грэга жужжащей занавеской.

Пока кронпринц пытался обойти «железный занавес», ко мне подошел телохранитель, безмолвно поднял на руки и понес к дому. Я прятала лицо у него на груди и делала вид, что не плачу.

— Ты все равно меня выслушаешь! — крикнул мне вслед Грэг, сражаясь с осами магией.

Но мне уже было все равно и следовало подумать о будущем…

ГЛАВА 28

Я тетушка Чарли из Бразилии, где в лесах живет много диких обезьян!

Телефильм «Здравствуйте, я ваша тетя!»

— Мадемуазель Александра! — теребила меня противная горничная Ванда. — Немедленно вставайте! Сейчас же! Вас ждет мадам графиня!

— Можно чуть позднее? — пробормотала я чуть слышно, по-страусиному засовывая голову под одеяло. — У меня дистрофия совести и выпадение нахальства…

Тут на меня обрушился поток холодной воды, промочивший постель и заставивший вскочить и открыть глаза. Совесть взяла декретный отпуск, а нахальство проснулось, вернулось обратно и решило срочно размножиться, заняв все тело без остатка.

Причем глаза я открыла одновременно с хирургическим прижиганием беспардонности у горничной Лоретты. Просто швырнула в нее комок пламени и чуть-чуть проредила высокую прическу, украшенную заколкой. Совсем чуть-чуть… до черепа.

— Убийца! — взвизгнула Ванда. И, заливаясь слезами, полетела ябедничать графине.

И что такого случилось? А не надо было меня провоцировать! Я после вчерашнего нервнобольная и больно нервная!

И вообще, здесь слуги просто распустились! Мало того что шпионят на каждом шагу, так еще и стараются напакостить. Типа я не замечу и не узнаю. Счас! Я сама побывала в шкуре прислуги и прекрасно знала, кто и когда сумел отпороть мне кружево на подоле платья; откуда возникла подпалина от утюга на спине пеньюара; почему можно ошпариться водой для умывания и замерзнуть, принимая ванну…

Количество пропавших кружев, ажурных чулок и дамских шпилек вообще не поддавалось исчислению. Солили они их, что ли?

Жаловаться тете было бесполезно. Графиня всегда отделывалась одной изумительной фразой: «Вы не умеете обращаться с прислугой! Челядь просто выполняет свои обязанности!»

Если так же строили коммунизм, то тогда мне понятно, почему мы живем при капитализме! Теоретическом, ибо с практикой у нас всегда плохо. Пока мы будем «закладывать вон ту фиговину на эту хреновину» и чинить все, начиная от стен и заканчивая ракетами, кувалдой или молотком, а также думать, что «авось» — это главный двигатель прогресса, то жить мы будем… наверное.

Поразмыслив философски, пришла к естественному выводу… мне еще хуже — тут абсолютная монархия и: «Все будет так, как я сказал!»

В перерывах между грустными выводами я оделась и без особой охоты потащилась к тете на разборки.

Лоретта валялась в будуаре на широкой атласной полосатой кушетке и изображала скорбь всего мира: и этого и загробного.

— Доброе утро, тетя! — радостно поприветствовала ее я, сообразив, что если кому-то хуже, чем мне, то я еще поживу.

— И это ты называешь «добрым»? — простонала графиня, держась одной рукой за голову, второй обмахиваясь надушенным платочком. — Зачем ты спалила Ванде волосы?

— Случайно, — пожала я плечами.

— А она сказала, что умышленно, — вредничала графиня, занюхивая фразу платком.

— Ну-у, если она сказала-а-а, — протянула я. — Свидетелей не было, значит — шансы пятьдесят на пятьдесят. Отсюда делаем вывод: это было случайно, но с умыслом…

— Александра, — простонала тетя. — С таким характером ты навсегда останешься старой девой!

— И что в этом плохого? — изумилась я. — Лучше быть старой девой, чем старым козлом! И вообще… — Я присела рядом с Лореттой и принялась загибать пальцы. — Никаких грязных вонючих носков, никто не вытесняет тебя с кровати своим эго, не выдирает одеяло, не нужно готовить еду целый день, чтобы тебе потом сказали: «Так, я перекусил, а где обед?..» И все в том же духе. Кому от того, что я стану старой девой, будет плохо?

— Хватит! — Графиня попыталась меня удушить. — Ты не понимаешь, какая на тебе лежит ответственность!

— За что? — вскинула я брови.

— За мир! — патетически воскликнула тетя, ломая руки. Доломалась до того, что сама в них запуталась.

— Я и спрашиваю: за что? За что мне так страдать? — пояснила я, отодвигаясь от гордиева узла из тетушки.

— Неблагодарная! — Лоретта все же расцепилась, дотянулась до столика и швырнула в меня толстой книгой.

Я поймала. Книга раскрылась на картинке, где четыре толстые тетки нескромно тыкали пальцами в четырех мужиков, один из которых подозрительно напоминал подушечку для иголок из айра. Оборотень экзальтированно щурился и пытался дотянуться до тетки. Отомстить хотел, что ли?

Помимо всего прочего, по углам картинки парили упитанные младенцы в набедренных повязках из памперсов и жевали погремушки в виде горнов.

— Это кто? — поинтересовалась я.

— Пресветлая Царица в день ее пришествия, — недовольно ответила Лоретта. — Здесь она благословляет четыре расы нашего мира.

— Как все запущено, — пробормотала я себе под нос, отчетливо понимая: если бы меня благословила такая тетенька, то я бы просто не выжила! Мужики вон еле стояли, где уж мне-то…

— А теперь о главном! — таинственно сказала графиня, принимая трагическую позу гидры. — Как ты объяснишь вчерашнее происшествие?

— Никак, — пожала я плечами.

— Тогда тебе объясню я! — зловеще пообещала тетя голосом укуренного маньяка со стажем.

Я насторожилась. Обычно после этой фразы раздается безумный смех за кадром и главный злодей начинает длинно и витиевато излагать свою теорию завоевания мира.

— Если ты останешься с Грэгом, то тебя убьют на третьи сутки, — заявила мне Лоретта. Потом подумала и исправилась: — Нет, на вторые. Отравят.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});