Раскаленная броня. Танкисты 1941 года - Максим Кисляков

– Ну, чего глазеешь? Готовь автоматы! – скомандовал Игорь, продолжая замедлять тридцатитонную машину. – Да чтоб магазинов побольше.

Баир кивнул и тут же загремел металлом, вскоре послышался звук передергиваемого затвора.

– Вот, – коротко произнес старшина и положил рядом заряженный немецкий МП. – Если что, я с башни буду отстреливаться. А то забросают нас, гаденыши, гранатами.

– Они так и так забросают! Немчуры тут – как грязи! Не уйдем. Да и эти, – Игорь ткнул пальцем на танки, – далеко уехать не дадут – всю задницу нам нашпигуют.

Семен остановился у обочины, впереди возвышается двадцать тонн фирмы «Даймлер-Бенц», пушки грозно повернуты на восток. К сержанту приближается группа немецких военных, на одном из них горит посеребренный крест в обрамлении восьмиугольной звезды, кисти рук, несмотря на жару, обтянуты белыми перчатками. Как на параде, сволочь, зло подумал Семен, руки потянулись к притороченной к ремню кобуре, щелкнула застежка, пальцы кольнул холод вороненого металла.

Немецкие офицеры приблизились к Семену, он им кивнул и указал на возвышающийся сзади трофей. Трофей урчит двигателем, грозно смотрит пулеметами на них. Офицеры с нескрываемым интересом рассматривают советского исполина, один из них подошел к танку, потрогал броню, бросил взгляд на орудийную башню, при виде 75-миллиметрового ствола довольно зацокал.

Офицер с нацистским орденом и вправду оказался полковником – он представился Семену как «оберст». Семен кивнул, но дальше лепетание офицера понять не мог, разве что промелькнуло разок знакомое слово «папирен». Семен улыбался и кивал, а у самого уже было предчувствие. Немецкий полковник выходит из терпения, в голосе появилось раздражение, брови грозно сдвинулись на переносице, толстые щеки подрагивают, он сорвал белые перчатки и стал ими махать у самого лица Семена, тот продолжал улыбаться и кивать, выбирая удобный момент, чтобы выхватить «люгер» и выстрелить в этого спесивого борова. А что дальше? – подумал старший сержант. А дальше ударить по «газам» и попробовать вырваться из деревни. Ребята не дураки, сообразят и наверняка попытаются прорваться. Как на Руси, а теперь и в Стране Советов, – авось сдюжим!

Немецкий полковник уже откровенно кричит, на лице одновременно гнев и непонимание. «Сейчас!» – молнией промелькнуло в голове у Семена. Он еще раз кивнул и произнес «Айн момент» и сделал вид, что полез во внутренний карман. Потом Семен резко выхватил из кобуры пистолет, вороненое дуло уткнулось в толстое пузо генералу, тот ошалело выпучил глаза как рак. Но выстрелить Семен не успел.

Мотоцикл под Семеном качнуло, его самого выбросило, уши заложило, лишь противный свист гуляет в голове. Семен осмотрелся, попытался встать, рука по-прежнему сжимает пистолет. Но старший сержант тут же повалился – рядом прогремел еще один мощный взрыв, земельная крошка посыпалась на него дождем. Старший сержант стал отползать в сторону, руками наткнулся на подкованные хромовые сапоги. Семен поднял голову, глаза уперлись в содрогающееся тело немецкого полковника, лицо будто облито известью, руки прижимают вспоротый осколками живот, кровь струйками сочится сквозь пальцы, в зияющей ране видны внутренности. Семен поднялся и со всей дури треснул ему сапогом в лицо, полковник завалился на спину словно мешок картошки, страшная рана на животе с треском лопнула, наружу вывалились внутренности, старший сержант тут же сморщился – вонь в нос ударила волной.

Семен бросает взгляды по сторонам. Вокруг творится настоящий хаос. Люди как звери ломятся то вперед, то откатываются живыми волнами назад, совсем близко раздаются оглушающие разрывы. Один из снарядов точно лег в быстро передвигающуюся колонну немцев. Раздался оглушительный взрыв, в небо взметнулись оторванные конечности вперемешку с землей. На добрую сотню метров засыпало обугленными кусками немецкой плоти. Тут же раздался нечеловеческий вой.

Рядом взревели моторами немецкие танки, серые облака газов рванули из выхлопных труб. Обе машины резко развернулись на месте и тут же двинули вперед, из-под гусениц брызнули фонтаны черной вперемешку с кровью земли. Ударил курсовой пулемет, затем яркой вспышкой отозвалась пушка.

Окраину деревни внезапно огласил вой. Немцы засуетились. Вой с каждым мгновением нарастает, пока не превратился в хорошо различимое и такое приятное слуху «Ура!». Затрещали немецкие ружья, им вторят противной трескотней пистолеты-пулеметы, начали ухать пулеметы. На позиции немцев врываются красноармейцы, у многих вместо винтовок и штыков заточенные саперные лопатки.

В этом людском месиве взгляд Игоря вдруг кольнул один боец – на рукавах пляшут красные звезды, на них золотом горят серп и молот. Этот боец с непокрытой головой умело орудует винтовкой – одного прошил штыком едва ли не насквозь, тут же вытащил, мгновенно передернул затвор и выстрелил в приближающегося к нему немца. После метнул точно копье винтовку, пригвоздив к земле какого-то немецкого офицера, тут же выхватил свой табельный ТТ и, спрыгнув в окоп, начал выстреливать направо и налево. За ним рванулись несколько красноармейцев с винтовками наперевес.

– Это же… это же товарищ полковой комиссар! – ошеломленным голосом произнес Семен, тыкая в сторону прорывающихся цепей красноармейцев. Он тоже наблюдает сквозь смотровую щель за боем.

– Быть этого не может!

– Я тебе точно говорю! Комиссар Станкевич. Его физиономию и не узнать?

– Кажись, и вправду он, – кивнул Игорь. – Да, его трудно не запомнить.

– Верно. Все время смотрел на нас как на врагов народа! – с раздражением бросил Баир.

Игорь повернулся к нему, внимательно посмотрел на него, затем опустил глаза, проговорил:

– Было дело. Когда допрашивал, тоже думал – типичная тыловая крыса. Думал, вот бы его к нам тогда, в ту деревню на передовую. – Лейтенант повернулся, вновь следит за боем. – А теперь он сам ведет бойцов в атаку. – Игорь замолчал, всматривается, как людская лавина с криками «ура!» врывается в неприятельские окопы, некоторые падают и уже не встают. Лейтенант вздохнул и добавил: – Все-таки соединился товарищ комиссар с 213-м полком и пошел на прорыв. Да еще и в штыковую сам пошел…

Комиссар и вправду схватил немецкую винтовку и тут же с хрустом вонзил штык по самую рукоять в подвернувшегося немца. Тот заверещал как свинья, руки вцепились в ствол винтовки. Комиссар Станкевич мешкать не стал – оперся ногой в вопящее тело и рванул оружие на себя, тугая струя крови ударила на штаны и сапоги комиссара. Он сплюнул и со штыком наперевес рванул дальше.

– Еще и бьется как лев! Эх, пособить бы ему, да нечем… – сказал Семен и начал от волнения грызть ноготь.