Теплые штаны для вашей мами (сборник) - Дина Рубина

Главное, интересно видеть, как преломляется в наших детях наше детство – его мифы, страшилки… идолы его. Все наши религии…

Режиссер Игорь Мушкатин рассказывал, как однажды весной к ним прибежала из садика пятилетняя внучка. По-хозяйски обежала квартиру, выскочила на балкон… Крикнула возмущенно:

– Деда! А почему флаг не висит?

– Флаг? С какой стати?

– Но ведь праздник сегодня, праздник! Нужно повесить наш израильский флаг!

Дед задумался, вспоминая: какой же такой праздник? Вроде никакого…

– Ты путаешь, детка…

Та даже зашлась в крике:

– Ты что, не знаешь, какой сегодня праздник?! Христос воскрес!

Иногда вспомнишь, в какой стране выросла: боже, думаешь, какие речевки мы толкали! Какие революционные песни вытягивали детскими голосами! А как зубрили в институтах «Капитал» Маркса!.. И ничего ведь, остались в своем уме, с хорошим здоровым прищуром внимательных глаз… Не знаю, что спасало – может, чувство юмора?

Картинка по теме:

Мой приятель живет в Америке уже много лет. Жена у него – американка, двое американских детей. Рабочий язык в семье английский. Короче, совсем иная, инакая жизнь, в которой он варится лет уже семнадцать.

И вот кто-то из друзей подарил им щенка японской породы акито. Порода редкая, особенная, собака эта призвана охранять священную особу императора. И поскольку обитает во дворце, есть некоторая тонкость в воспитании этих щенков. Дабы не случился с собакой конфуз прямо перед императором, справлять большую нужду ее учат только по определенному слову. Причем надо это слово выбрать, сообразуясь с его малоупотребляемостью. Дабы случайно не произнести.

Так вот, щенок оказался чудесным, умненьким, легко поддавался дрессировке… Надо было только слово выбрать, да такое, какое в доме никогда не произносится. И стал мой приятель думать, перебирать разные слова. Пока в конце концов не понял, что никогда в доме не произносится имя основоположника марксизма.

Отлично! Натаскал он щенка, выводит гулять и, как только гаркнет: «Маркс!» – собачка послушно приседает, умница.

И вот однажды – проспал, не успел собаку вывести – понадеялся на детей, которые привыкли, что с собакой папа выходит… То, се… Сидел на работе как на иголках: волновался – вспомнит ли жена заветное слово, собачке ведь позарез нужно. А у жены, как назло, мобильник отключен.

Примчался он домой – там ни жены, ни собаки. Выбежал в лесок, где обычно пса выгуливал… И уже подбегая к опушке, услышал отчаянное, хриплое:

– Лэнин!.. Тхоцкий!.. Лэнин!..

Видит, сидят эти две дуры: одна плачет горькими слезами – не может вспомнить заветного слова. Другая тоже плачет, замучилась: не может опростаться.

Он подбежал, издалека вопя: «Ма-а-ркс! Ма-а-аркс!!!» Собака присела, скуля от облегчения.

И еще по поводу перерождения мифов.

У нас во дворе живет симпатичная семья: мама, папа и шестилетний Даня. Он – интеллектуал, чемпион младшей школы по шахматам, мальчик читающий и, в общем, хорошо говорящий по-русски.

Встречаю его как-то во дворе, с мамой. Только что они вернулись из России, где Даня побывал впервые.

– Даня, – спрашиваю я, – понравилось тебе в Москве?

– Очень! – выпаливает с сияющими глазами.

– А что больше всего понравилось?

Он, светло улыбаясь, говорит:

– Бомж.

Я недоуменно поднимаю глаза на маму.

– Ага, – продолжает Даня. – Бомжик… Замечательный такой, с косичками, лежал на Красной площади на газетках…

Вдруг замолчал, робко взглянул на маму:

– Мам, не рассказывай! Не рассказывай!

– Да ладно уж, – говорит мама, подмигивая мне. – Просто Даня подумал, что это Ленин выполз из Мавзолея…

Мы расхохотались над смущенным шестилетним интеллектуалом, а я подумала: да-а… великий Ленин в Мавзолее – это не его миф, слава богу. Вспомнила, как меня в пионеры принимали, как я шла – в ноябре – в расстегнутом пальто, чтобы прохожие видели красный галстук…

А в моей семье бытовала одна примечательная фраза бабушки.

– Мамэлэ, – говорила она. – Помни: самое страшное – это юные ленинцы.

И была права: шоссе Юные Ленинцы, которое каждый день я пересекала по дороге в школу, было загруженным и опасным. Там всегда случались какие-то дорожные происшествия.

– Многие родители записывают за детьми какие-то забавные словечки, выражения. Вам же по профессии сам бог велел… Или тоже все руки не доходили?

– Ну, уж это – извините! Тут – сфера профессиональная. Я не только за своими записывала, но в начале девяностых, редактируя в Израиле газету, открыла в ней рубрику «Говорят дети». Поначалу вывалила туда все, что насобирала от своих собственных, а потом уже многие папы и мамы, дедушки и бабушки стали присылать мне свои коллекции.

Ведь детское восприятие мира – совершенно уникально. Тут любое удивленное слово – будто Божья роса. На детей у меня в компьютере целое «досье» хранится.

Некоторыми перлами могу поделиться.

* * *

Димка (три года) все время клянчит у меня брата или сестру.

– Купи, – просит, – купи…

Я отговариваюсь, что денег нет совсем… Однажды за ужином в компании взрослых он вдруг объявляет:

– А мама меня обманула, насчет что детей дорого купить…

За столом воцаряется заинтересованная тишина. Взрослые решили, что сейчас просвещенный кем-то во дворе Димка поведает наконец, откуда берутся дети.

– Обманула, – горько продолжил он, – говорила – «нет денег, нет денег»… А я сегодня видел – у нее в кошельке много денежек…

* * *

Он совсем отчаялся заполучить хоть какую-нибудь завалящую сестру. Мне тоже надоело его нытье.

– Слушай, Димка, давай лучше купим собаку! – вдруг осеняет меня. Он даже не меняет плаксивое выражение лица. Говорит безнадежным тоном:

– Да-а! Я зна-аю… Ты все обещаешь, обещаешь… а сама ни ребенка, ни собаку не рожаешь…

* * *

Я забрала Димку из детсада пораньше, после обеда. Пока мы шли к остановке, он подробно и любовно перечислял – что давали на обед. Вечером, когда, дурачась, я сгребла его в охапку и стала тискать, он с возмущением воскликнул:

– Осторожно!!! Не жми на живот, у меня же там обед!

* * *

Уже засыпая, трехлетний Димка говорит мечтательно:

– Я вырасту, буду печатать на машинке, заработаю много денег и стану таксистом… Тебя буду целый день катать. И бабулю. А деда в машину не пущу – он же с собакой…

* * *

У меня очередной аврал. Сижу, печатаю. Димка (4 года) говорит:

– Ну, давай пойдем погуляем. Я спрошу у тебя, почему листья падают. Должен же человек иногда разговаривать с мамой…

* * *

Я говорю четырехлетнему Димке:

– Только попробуй своей палкой поцарапать новый шкаф. Я тебя убью!

Он мне на это отвечает проникновенно:

– Зачем же убивать хорошего человека?

* * *

У Димки стоматит. После тяжелой борьбы мне удалось смазать ему рот синькой. Он наревелся и говорит – зареванный, синим ртом:

– Тебе на меня наплювать… Вот найду себе другую женщину…

* * *

С утра у нас в подъезде работают плотники – меняют входную дверь.

Димка крутится у них под ногами, суетится – «помогает», то есть подает инструменты, ведет задушевные беседы, даже два раза прибегал за водой – носил им пить. За усердие плотники подарили ему дощечки. Он ворвался в квартиру воодушевленный, деятельный:

– Мама, дай мне молоток и гвозди, я буду делать самолет! Танк! Машину!

Я выдаю ему молоток и несколько гвоздей, он усаживается в кухне работать. Я сижу за пишущей машинкой в соседней комнате и слышу, как минут пятнадцать он тюкает молотком, беседуя сам с собой, охает, ушибается. Очевидно, дело не слишком клеится, потому что минут через двадцать я слышу его голос, все еще деятельный:

– Нет! Лучше я просто сделаю наш! советский! крест!

* * *

Когда я чего-то не разрешаю ему, или не покупаю, или просто настроение у него не очень, он садится на диван, смотрит мрачно в стену и говорит с тяжелым вздохом: