Ключ к волшебной горе - Антон Леонтьев

Некоторые из дам закричали, Полина склонилась над Платоном. Прозрачные слюни текли из его рта, Крещинский таращил на нее стекленеющие глаза и шептал:

– Ты будешь моей... Я люблю тебя... Полина, мы бы могли быть так счастливы... Так счастливы... Могли бы... Могли... Могли...

Рука с зажатыми осколками бессильно взметнулась в воздух, затем снова упала на персидский ковер, закапала кровь. Голова Платона свернулась набок, нога, согнутая в колене, медленно распрямилась.

– Пропустите, я врач! – К Платону приблизился один из гостей. Он осмотрел Крещинского, разорвал у него на груди фрак, перламутровые пуговицы брызнули в разные стороны. Обнажилась впалая старческая обвислая грудь, поросшая седыми волосами. Врач начал делать непрямой массаж сердца, пытался оживить Платона при помощи искусственного дыхания.

Один раз Полине показалось, что Платон вздохнул и пошевелился. Прошло пятнадцать минут. Наконец в гостиную вошли медики, вызванные в особняк. Они осмотрели Платона, один из реаниматоров взглянул на Полину, а затем на хозяев дома.

– Он умер. Я думаю, у него случился обширный инфаркт. Ему была оказана квалифицированная медицинская помощь, но это не помогло. Неудивительно – старику явно за семьдесят.

– Время смерти – двадцать часов двенадцать минут, – сказал кто-то. Двенадцать! Предсказание цыгана, о котором она уже успела забыть!

Полина посмотрела на мертвого Платона. Умереть на полу чужой гостиной вдалеке от родной страны... Платон признался, что убил Славко. Говорил ли он правду или пытался причинить ей страдания?

– Миссис Трбоевич, прошу вас, вам необходимо прилечь. – К ней ринулся хозяин дома.

Полина покачала головой:

– Со мной все в порядке.

Хозяин дома, бросив взгляд на Платона, которого укладывали на носилки, произнес со светским небрежением:

– Вы его знали? Я имею в виду покойного? Он так разошелся во время разговора с вами, что спровоцировал инфаркт.

Его гложет любопытство – о чем же мы говорили, подумала Полина.

– Господин Крещинский пытался нагнать прошлое, – сказала она с горечью. – Платоша так и не понял, что это невозможно. Мне очень, очень жаль... Мне очень жаль, – сказала Полина еще раз, видя, как носилки с Платоном, прикрытым сверху простыней, понесли из гостиной. Значит, он любил ее. Или ненавидел. Скорее всего, и то, и другое. Поэтому и умер.

CXXXIX

Смерть от инфаркта советского представителя при ООН Платона Крещинского на самом деле не стала сенсацией, о ней упомянули вскользь на последних страницах газет, и телевизионные каналы сообщили о ней двумя предложениями. Дипломату (бывшему сталинскому прокурору, инсценировавшему по заказу диктатора множество процессов – об этом не забывали напомнить) было за семьдесят. Простой инфаркт, а не укол отравленным зонтиком или выстрел из винтовки с оптическим прицелом – никакой сенсации.

Тело Платона отправили спецрейсом в Москву, Полина ощутила внезапный подъем сил. Полина страстно хотела узнать, что же на самом деле произошло со Славко, но единственный человек, который знал всю правду, был мертв. Надеяться на то, что советские власти позволят ей ознакомиться с делом репрессированного Трбоевича, было наивно.

Всю Америку занимало совсем иное событие – предстоящая свадьба сенатора от штата Массачусетс Алека Фицджеральда и Кэтрин Трбоевич. Напропалую обсуждалось – любовь это или сделка. Патрик Фицджеральд приложил все свои связи и заплатил целое состояние, чтобы пресса не упоминала о сексуальных похождениях его сына. Полина предложила Патрику Фицджеральду провести церемонию скромно, без лишней роскоши и уж точно без присутствия журналистов.

– Послушайте, миссиc Трбоевич, – без обиняков заявил ей Патрик. – Ваша дочь выходит замуж за политика, сенатора, который, возможно, скоро станет президентом. Журналисты и фотографы будут на свадьбе, нравится вам это или нет. Свадьба пройдет в нашем поместье, я уже набросал примерный список гостей...

Список состоял из тысячи четырехсот человек, среди приглашенных были английская королева, иранский шах, папа римский и король футбола Пеле. Полине пришлось согласиться: ее самолюбие также тешила мысль о том, что Кэтрин может стать когда-нибудь женой президента США.

Заключение брачного союза между Алеком Фицджеральдом и Кэтрин Трбоевич обещало стать свадьбой десятилетия. Была определена и дата – 12 сентября 1969 года. В тот день Кэтрин не особенно волновалась – она знала, что все пройдет великолепно.

– Дорогая, пора вставать. – В ее спальне появились сестры Алека. Они теперь ни на шаг не отходили от Кэтрин, то ли опекая ее, то ли надзирая за ней. Кэтрин подружилась с ними, однако она понимала – для всех Фицджеральдов любая дружба и вообще любое чувство подчиняется только одному – успеху и процветанию клана. Она становилась одной из них, поэтому ей приходилось привыкать к правилам игры. Кэтрин не нравилось чувствовать себя пешкой на шахматной доске в игре Патрика, но перечить старику она не решалась. Да и, помимо всего прочего, она просто любит Алека!

Венчание состоялось в соборе Святого Иоанна Богослова, одной из самых больших и старых церквей США. Монументальное здание находилось на Манхэттене, на пересечении Амстердам-авеню и 113-й улицы.

Светские хроникеры отметили, что наряд невесты был уникальным – невесомая белая ткань, кружева и коллекционные бриллианты. Фицджеральд не поскупился на украшения – он считал, что жена его сына должна выглядеть лучше всех.

Архиепископ Нью-Йорка провозгласил их мужем и женой, вслед за этим последовал прием, равных которому давно не было. Фицджеральды желали показать – в брак вступает не просто один из них, а человек, который в скором будущем займет пост президента страны.

Полина была счастлива – наконец-то ее дочь вышла замуж за человека, которого любит. И Алек тоже любит Кэтрин, хотя в отношении этого у Полины были некоторые сомнения. Она беседовала за несколько дней до свадьбы с Патриком Фицджеральдом и заметила, что его сын не является образцом добродетели. Тот расхохотался и заявил:

– Вы имеете в виду, что он станет изменять вашей дочери? Миссис Трбоевич, такова участь всех женщин клана Фицджеральдов! Моя жена давно с этим смирилась. Мы, мужчины, имеем на это законное право, данное нам природой и Господом Богом!

– Как бы не так, – произнесла тогда Полина. Она надеялась – Кэтрин знает, что делает...

Прием был роскошным, в конце утомительного дня новобрачные покинули Нью-Йорк и улетели в Акапулько – проводить медовый месяц. К их услугам был личный самолет Фицджеральдов, а также вилла на берегу океана, принадлежащая старинному другу Патрика, президенту Мексики.

Десять дней наедине с Алеком стали самым счастливым временем в жизни Кэтрин. Они неистово любили друг друга; гуляли по длинному, казавшемуся бесконечным пляжу, который уходил за горизонт; они забыли обо всем остальном мире.

Но все закончилось. Алек не мог игнорировать свои обязанности как сенатора. Патрик твердил сыну, что нельзя надолго пропадать из поля зрения репортеров: будущий президент должен постоянно появляться на публике.

Молодожены вернулись в Нью-Йорк. Алек принял решение – супруги Фицджеральд переехали в Вашингтон, центр политической власти. Они сняли старинный дом, построенный в начале девятнадцатого века и расположенный в фешенебельном районе Джорджтаун. Алек настоял, чтобы Кэтрин оставила работу журналиста.

– Дорогая, – сказал он жене, – у нас достаточно денег, чтобы безбедно жить еще полтысячи лет. Я не хочу, чтобы моя жена работала... жены Фицджеральдов никогда не работают!

– Но, Алек, – попыталась возразить Кэтрин, – я работаю не столько ради денег, сколько для того, чтобы...

Муж не дал договорить ей. Он поцеловал Кэтрин и шутливо произнес (однако в голосе его слышался металл):

– Кэтрин, это вопрос решенный. Ты бросаешь работу – и точка! Запомни, у жены сенатора масса обязанностей! А у жены президента – гораздо больше!

Спорить с Алеком было бесполезно. С тяжелым сердцем Кэтрин ушла из «Нью-Йорк таймс». Несколько известных вашингтонских газет предложили ей работу, однако Кэтрин отказалась, следуя наставлениям мужа.

CXL

У жены сенатора была масса обязанностей. Практически каждый вечер они присутствовали на каком-либо приеме, организуемом тем или иным политиком, бизнесменом или представителем интеллектуальной элиты. Если раньше Кэтрин писала об этих людях, то теперь оказалась в их числе. Один ужин походил на предыдущий и как две капли воды – на те, что вереницей следовали за ним. Фальшивые улыбки, обсуждения текущих событий, завистливое разглядывание нарядов, политические споры...

Как же все это было утомительно и скучно! Кэтрин понимала, что без этого никак нельзя. Ее и Алека оценивали, к ним присматривались, определялись его шансы. Алек входил в сенатский комитет по иностранным делам. Благодаря этому они часто выезжали за границу. Чета Фицджеральд побывала в Париже на приеме у президента Жоржа Помпиду, где Кэтрин произвела фурор. Мало того, что она говорила на безупречном французском, так еще и весь ее гардероб был заказан у Шанель. В Ватикане их принял папа, в Швеции, Дании и Великобритании – царственные особы. Патрик Фицджеральд всегда незримо присутствовал за спиной сына и контролировал любое его публичное появление.