Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так получилось, что свой жизненный путь он уже богато описал несколько ранее. И про жуткую жизнь на фронте, куда к нему на месячишко-другой приезжала посидеть под бомбами молодая жена. И про письма антисоветского содержания, которые он через цензуру рассылал друзьям и знакомым, — чтобы сесть самому и посадить других. И про невыносимые условия содержания в лагерях — в тепле, на придурочных должностях и в камере на троих. Ну и главное, конечно, про добровольную работу в лагере тайным осведомителем, читай — стукачом, о чем никто из поклонников Творца почему-то не знает.
Плюс мне всегда были интересны мощные параллели, проводимые Солженицыным между тем, как сидел Достоевский, и как сидел лично он, Солженицын. При этом, понятно, приговоренный к расстрелу Достоевский отбывал срок в санатории, а Солженицын — в самом настоящем аду. О чем подробно в своих произведениях и сообщает — не соображая, что городит. Зоркому глазу, конечно, видно — кто на самом деле как сидел, да только граждане с тюремным опытом книжки Солженицына почему-то не читают. А прокомментировать не мешает.
Я считаю, это прекрасно — работать с первоисточниками. Ведь кто может рассказать о себе больше, чем сам автор? Тем более такой умный.
РГ: Если не секрет, что сказал Александр Исаевич, прочитав свою биографию?
Сараскина: Этим секретом мне поделиться радостно. Он читал книгу по частям. В ней восемь частей — пролог, сорок одна глава и заключительный раздел «Вместо эпилога». По мере того как они писались, делал редкие замечания на полях, всегда только по конкретным фактам. Таков был наш уговор, и герой книги ни разу его не нарушил. Прочитав все до конца, он сказал мне замечательно добрые, благодарные слова. Записал их на пленку, которую передал мне. Я буду ее хранить как талисман.
rg.ru
И это правильно. Ибо все остальное, что не соответствует светлому образу Гениального Творца, надо просто сжечь.
Из общения в «Комментариях»:
— Как ты относишься к жизнеописанию другого сидельца — Георгия Жженова?
— Нормально. А что? Он, кстати, сидел в камере, где у меня кабинет был.
— А почему его творчество сейчас так пошло в массы?..
— А где оно пошло в массы, не расскажешь? Где он продается адскими тиражами? Где массы его читают?
— Если там черным по белому написаны факты, его не украшающие, и если многое — ложь?
— Я правильно понимаю: в массы идет только то, где факты и правда?
— Под «пошло в массы» понимаю всеобщее признание Солженицына, хотя есть немало других писателей, которые могли бы поиметь такую известность.
— Мне, камрад, не совсем понятно: всеобщее признание — это что? Ты вот, к примеру, сколько его книг прочитал? Подозреваю, что ни одной. Сколько прочитали твои друзья? Тоже, подозреваю, ни одной. Я вот прочитал минимум три, но среди моих знакомых никто не смог дочитать даже «Архипелаг». Ты не про «всеобщее признание» говоришь, а про раскрутку на Западе ровно одного произведения.
— С какого хрена Солженицын получил такую мегараскрутку на Западе и ее эхо в нашей стране?
— Много ли ты читал статей и книг Политковской? С какого хрена она так раскручена на Западе и в нашей стране?
— Кстати, не могли вы дать краткое пояснение на эту тему?
— Могу.
— Кто тут замешан, как вы думаете?
— Всемирный жыдо-масонский заговор.
— Помню, Владимир Владимирович лично к Солженицыну на квартиру приезжал, поздравлял (с днем рождения, кажись) — чем не признание?
— А у нас возле универа памятник Сахарову поставили — чем не признание?
— Признание. Сахаров не последний ученый был. Памятник возле универа поставлен вполне обоснованно.
— А Солженицын — охуенный писатель. Тоже обоснованно.
— Если вспомнить, что сей гражданин кроме всего прочего пережил рак 4-й стадии…
— А ну как грыжу?
— Дима, ты как считаешь: чтобы иметь мнение о писателе, обязательно его произведения читать? Или это не связанные вещи? Где-то у тебя похожая мысль звучала, не помню, где именно.
— Вообще, конечно, следует решительно отделять автора от произведения. Но если автор — пидор (в плохом смысле), то это практически невозможно.
— Сразу ма-а-ленький вопрос: как ты относишься к шестидесятникам, конкретно к Визбору? Или его творчество тебя не интересовало никогда?
— К шестидерастам? Никак. С Визбором знаком мало, слышал пару песен.
— Дмитрий Юрьевич, а вы в гражданско-правовых процессах принимали участие?
— Нет, я только в пытках и расстрелах.
— Если да — то в каком качестве?
— Дежурным палачом.
— А что тогда скажете про «Двести лет вместе»?
— Я себя обычно позиционирую как эксперта с мировым именем — разумным людям сразу понятно, что в ироническом смысле. А в Солженицыне никакой иронии нет — он на полном серьезе считает себя таковым. Данный опус — очередное тому подтверждение.
— Насколько правдоподобно там он писал?
— Это его точка зрения. Лично мне не интересная.
— Спасибо за ответ, принял к сведению. Читать, видимо, не буду.
— С точки зрения энтомологической — прикольно.
— Шаламов, на ваш взгляд, как человек и писатель?
— Я с ним не был знаком, потому что за человек — абсолютно без понятия. Произведения — атомные, написано отменно. Однако это не документалистика, если ты про это.
— Раз Солженицын сотрудничал с администрацией, значит, хороший зэк был, полезный.
— Отличный. Мы таких любим.
— Дмитрий Юрьич, можно вопрос: а что видно зоркому глазу по поводу сидения Достоевского?
— Тяжко ему сиделось, без дураков. Дворянину среди крестьян — это полный пэ, не говоря уже об остальном.
— И как ты к нему относишься?
— Нормально. Больной, конечно, был, но без этого творец не творец.
— Дмитрий Юрьевич, а как ты относишься к вопросам типа «как ты относишься»?.. Не достали ли тебя они?
— Куда деваться?
— Надеюсь, что тебе воздастся за терпение, ибо нас (молодежь) просвещать — дело хлопотное.
— Я терпеливый, как санитар из дурдома!!!
— Из комментариев в «Тупичке» и твоих ответов стало ясно про «шестерство».
— Я такого не говорил, камрад.
— Но вопрос — как и откуда черпать знания?
— Они как в армии, камрад, — от сержанта, то есть от взрослых и знающих камрадов. Каковые вызывают у тебя безусловное уважение, чья точка зрения тебя интересует, к чьему мнению ты прислушиваешься.
— Как правильно строить мнение о произведениях?
— Надо много читать, дабы можно было сравнивать. Только так.
— Вот тут рассказик надыбал В. Алмазова. Называется «Сука ты позорная». О том, как однажды, году в 79-м, автор обсуждал с бывшими колымскими зэками «Архипелаг ГУЛАГ». Что скажешь?
— Лагеря все были трудовыми. То есть народ там работал. А это значит, существовали нормы выработки, за которые сталинские упыри спрашивали по всей строгости. Вот представь, ты директор завода, но по прихоти вчера расстрелял сто рабочих. Кто план выполнять будет? И что будешь делать ты, когда за невыполнение плана придут расстреливать тебя?
— Дворянином-то Достоевский был, но он не был рожден дворянином. Папа его был доктор для бедных и произведен во дворянство. Так что Достоевский — классический разночинец по классовому происхождению.
— Я правильно понимаю — это все в корне меняет? Я правильно понимаю, что на основании написанного тобой крестьяне относились к нему совершенно иначе? А если нет, поделись: к чему ты эту херню тут написал?
— Дмитрий, а вы к творчеству Василия Шукшина, писателя, как относитесь?
— Строго положительно. Мегаталант.
— Гоблин, а кого еще, по-твоему, можно поставить в один ряд с такими великими людьми современности — Солженицыным и Сахаровым?
— Ставить их надо на дно выгребной ямы.
— Хм, признаться, что дал согласие сотрудничать с органами — это довольно смело, тем более для человека, позиционирующего себя как «борца с режимом». Не находишь?
— Это ты меня как коллегу спрашиваешь, я правильно понимаю? Или это ты задаешь вопрос как лох чилийский, не имеющий представления о предмете?
- Танки августа. Сборник статей - Михаил Барабанов - Публицистика
- Кто приготовил испытания России? Мнение русской интеллигенции - Павел Николаевич Милюков - Историческая проза / Публицистика
- Рассказы (LiveJournal, Binoniq) - Владимир Сергеевич Березин - Публицистика / Периодические издания / Русская классическая проза
- Дмитрий Медведев: двойная прочность власти - Рой Медведев - Публицистика
- Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть - Владимир Мамин - Публицистика
- Кремлевские пациенты, или Как умирали вожди - Прасковья Мошенцева - Публицистика
- Трупный яд «покаяния». Зачем Кремль пресмыкается перед гитлеровцами? - Юрий Нерсесов - Публицистика
- Фантом. Счастливы, как датчане - Малин Рюдаль - Публицистика
- Кремлевские пигмеи против титана Сталина, или Россия, которую надо найти - Сергей Кремлев - Публицистика
- Кабалла, ереси и тайные общества - Н. Бутми - Публицистика