Хэлло, дорогая (СИ) - Sascha_Forever_21 / Hellmeister

Разумеется, Хэллоуин был далеко не самым безопасным праздником из всех. Люди знали это и принимали меры предосторожности. Так, из-за участившихся случаев отравлений сладостями, родительские комитеты выступили за то, чтобы давать детям конфеты только в заводских, магазинных, нераскрытых упаковках. В пирожных и печеньях, бывало, находили иглы, булавки и даже бритвенные лезвия. Любые незапечатанные сладости детям категорически запрещалось брать, тем более — пробовать. Нет-нет, но какой-нибудь психически нездоровый ублюдок выходил на Хэллоуин позабавиться, выпустить внутреннего зверя, подстеречь ту или иную парочку на тёмной улице, чтобы поглумиться. Случались другого рода происшествия, более серьёзные, когда, пользуясь праздничной обстановкой, злоумышленники совершали дерзкие убийства, налёты и ограбления. Особенно часто это происходило на костюмированных вечеринках, где личности гостей были скрыты под масками.

Но многие семьи в Нью-Джерси, в десятках разных маленьких городов, знали, что Хэллоуин лучше праздновать не с размахом, а так — по-свойски провести его в кругу семьи и не искушать судьбу. Вот уже семнадцатый год ни один Канун Дня всех святых не проходил без страшных вестей с разных концов штата, и отовсюду твердили одно: мистер Буги продолжает убивать.

А что полиция? Ни у них, ни у ФБР не было никаких зацепок. К тому же, в округе наверняка шастали хищники пострашнее: так они думали.

На Хэллоуин жертв убивали самыми разными способами; единственное, что объединяло все случаи — маньяк орудовал в домах жертв и не щадил никого. Был только единственный за все годы случай, когда в страшном кровавом месиве выжил ребёнок. Впрочем, маньяк выбирал компании от восемнадцати лет и старше, и один грамотный профайлер, приглашённый здешним полицейским управлением из Лос-Анджелеса — мистер Мёрдок, за его плечами было расследование громких преступлений Калифорнийского Палача, которого прозвали в своё время также Мёртвой Головой — заявил, что убийца очевидно считает себя Мессией, карающим тех, кто, на его взгляд, несёт определённый греховный вес в своих поступках и деяниях. Манера убийств была своеобразной и отличалась изобретательностью, но хитроумные способы заканчивались там, где начинались следы применения самой грубой силы, какую можно вообразить.

Было очевидно, что маньяк входил в раж и зверел. Он был физически очень силён. Мёрдок составил его примерный психологический портрет: молодой, вероятнее всего, до тридцати лет. С глубокой сексуальной неудовлетворённостью. Пережил, вероятнее всего, семейное насилие. Не социальный. Коэффициент интеллекта — средний. Плохо идёт на контакт с людьми. Испытывает острые приступы гнева и параноидального психоза. Мистер Мёрдок ещё не понимал, как сильно заблуждался: они имели дело с волком в овечьей шкуре, а искали бешеную собаку. У многих убитых были свёрнуты шеи. Его жертвами на Хэллоуин становились крупные, шумные компании или неблагополучные семьи. Мало кто из их родственников поднимал много шума.

Мистер Буги очевидно был простоват, если сравнивать его убийства с убийствами Мёртвой Головы или головореза из Города Ангелов, Барона Субботы, который терроризировал Калифорнию в начале девяностых. Но Мистер Буги действительно знал, куда бить: между собой копы из Нью-Джерси прозвали его Чистильщиком. Они даже не связывали отдельные случаи пропажи людей с его деятельностью.

Бугименом же его прозвали с лёгкой руки репортёров. Они прицепились к десятилетней Сесиль Уитакер, единственной выжившей в страшной резне в городе Смирна, и выпытали приметы маньяка, вломившегося в дом: высокий, огромный, со сверкающими белыми глазами. Очень страшный. Конечно, это нельзя было считать даже условным портретом, но немного художественной обработки и острого пера — и все ужасались жестокости ужасающего Мистера Буги, которого до сих пор не поймала полиция.

Год от года информация о нём то всплывала в газетах и сети, то терялась. Она утратила свою пикантность, потому что Мистер Буги и сам не стремился привлечь к себе чужое внимание. Спустя пару-тройку лет интервью выжившей Сесиль потерялось в череде других событий. Мистер Буги убивал, но не ради того, чтобы снискать славу и быть изловленным, как это делали некоторые другие маньяки. Громкое имя и свирепая репутация не вскружили ему голову. Он действовал тихо и осторожно, не оставлял улик, не появлялся в поле зрения копов раньше, чем на Хэллоуин, и никогда не орудовал в одних и тех же городах несколько лет кряду. Поймать его при таких условиях было почти невозможно. Люди в Смирне встречались с ним целых четырнадцать лет назад, и никто не знал, что он вернётся в этом году.

Никто, кроме Конни.

2

Рано утром на Хэллоуин она проснулась у себя в комнате удивительно спокойной. Оливия спала на другой половинке кровати, закутавшись в одеяло. После того, как уехал Ричи, не сказав ей ни слова, отрубил сотовую связь и не отвечал на сообщения, Ливи ощущала себя не в своей тарелке. Она знала, что Рич гулял от неё, но всё равно тяжело переживала расставание.

Она действительно любила его, и тут нельзя было ничего поделать.

Конни подумала, уж не приложил ли Хэл руку к пропаже Ричи, и тут же поморщилась. Ну, бред какой. Быть может, Рич уже оттягивается на другой вечеринке, или вернулся в кампус, или поехал к подружке, с которой изменял Оливии. Не во всех горестях этого мира виноват Хэл.

Конни тихо встала, обула домашние туфли, завязала лёгкий бежевый халат поверх пижамы в тон и спустилась в гостиную. За ночь чувство гнева притупилось. Конни много переживала и много плакала, и думала, что утром ей должно стать легче — но не стало.

На диване спал Чед. На подушках, сваленных на пол — Карл. Рядом с ними стояло несколько пустых пивных бутылок, а на журнальном столике — две полных. На экране телевизора горела синяя заставка: парни наверняка играли в приставку до утра и забыли вырубить её. Конни снова окинула взглядом гостиную, варварски украшенную к празднику, и, устало потерев рукой лоб, прошла в кухню за таблеткой тайленола. Голова раскалывалась от боли.

Всю ночь Конни проплакала, уткнувшись лицом в подушку и сжавшись в клубок под одеялом. В груди её будто пробили дыру, и боль из сердца распространялась по телу долгими, ноющими судорогами. Ломило руки и ноги, как при температуре. Гудела голова. Всё, чего хотела бы Конни — чтобы он был рядом, лёг сзади и обнял её. Он мог бы ничего не говорить и не объясняться. Он мог бы не просить прощения за то, что сотворил. В ту ночь она была уже и так готова простить ему всё. Даже убийства. Даже Милли.

Не в силах уснуть, Конни решилась сделать то, чего не делала очень давно — набрала номер отца просто так, но он, как всегда, не ответил. Тогда, наплакавшись вволю и обессилев, Конни уснула только под утро.

Но теперь, проснувшись, она вспомнила, что этим вечером увидит Хэла, и голова заныла ещё сильнее. В аптечке тайленола не оказалось. Конни устало опустилась за стол и прислонила ладонь ко лбу.

— Уже не спится? — хрипловато спросили её за спиной, и Конни, обернувшись, увидела Тейлора в спортивных серых штанах и майке с логотипом «The Creator».

«Этого ещё не хватало».

— Разболелась голова, — прохладно ответила она. — У тебя случайно не будет таблетки?

— Э-э-э, боюсь, что нет, — Тейлор с сочувствием развёл руками. — Но могу спросить у Милли, она тоже рано встала и принимает душ.

— Не нужно, спасибо, — Конни не сумела сдержать ехидства в голосе, — пожалуй, воздержусь и не буду беспокоить Милли. Раз уж она в душе.

«Надеюсь, она там утонет» — мрачно подумала Конни.

Тейлор запнулся и замолчал. Он прошёл к холодильнику, открыл дверцу и надолго всмотрелся в содержимое полок — неважное, к слову, поскольку ребята успели подъесть всё купленное. Конни хмуро сидела за столом, глядя в пустоту. Покосившись на неё, Тейлор взял ополовиненную бутылку молока и уточнил:

— Ты точно в порядке? Хочешь, выпьем кофе?

— Да, буду не против.

Он пошёл заправлять старую кофе-машину. Чёрные волосы, обычно собранные гелем, теперь были забавно растрёпаны. Тейлор выглядел растерянным и сонным, и Конни вдруг смягчилась, наблюдая за ним. Он пока что показался ей на удивление единственным здесь человеком, который не сделал ничего дурного.