На горах (Книга 2, часть 3) - Павел Мельников-Печерский

Перекрестился Андрей Александрыч, низко поклонился жнеям и молвил:

- Жнеи молодые, серпы золотые, милости просим покушать, нового хлеба порушать.

- На здоровье свет государю боярину ласковому! заголосили и мужчины и женщины. - Сияй, государь, барской лаской-милостью, как на высоком небе сияет красное солнышко. Свети добротой-щедротой, светлая наша боярыня, как ясен месяц светит во темную ночь. Цвети, ненаглядная наша боярышня, расцветай, ровно звездочка яркая. Белей, ровно белый сиег, румяней, как заря зорюшка, нам на радость, себе на пригожество.

И звал тут Андрей Александрыч сельщину- деревенщину в саду покушать, попраздновать. И повалил туда толпами радостный, веселый народ. "Последний сноп" на особом столе поставили, а вкруг его положили цветами и соломой обвитые серпы. Отец Прохор благословил яствие и питие и окропил столы святою водой. Поднесли всем по стаканчику водки, а непьющим ренского. Потом ставили на столы мясные варева: щи со свежиной, лапшу со свининой, пироги, разные каши, яблоки и кислое молоко с толокном, что зовется "деженем". Без дежени на Пречистую, как без кулича на Пасху, и стол не в стол. Подавались вперемежку красоули зелена вина и стаканы браги сыченой, а ядреного квасу, на трех солодах ставленного, было на столах столько, что хоть купайся в нем.

Кончилась трапеза сельщины-деревенщины. Все время кругом ее стояли наезжие гости, а хозяева угощали пирующих. Встали, наконец, крестьяне из-за столов, богу помолились, хозяевам поклонились и пошли в дальний сад на широкую луговину. До позднего вечера доносились оттуда веселые песни успенских хороводов:

Закатилось красно солнышко

За зелен виноград,

Целуемся, милуемся

Кто кому рад.

До "первого огня" пелись эти песни. В успеньев день в первый раз после лета вздувают по избам огни.

Нет теперь больше добрых, старорусских обрядов, даже и по дальним захолустьям нет. Все потерялось в наплыве чуждых обычаев и вновь создавшихся отношений.

Что ни день, то больше новшеств, а извечные порядки умаляются - все отрывается от старого кореня.

А в дому Луповицких меж тем убирали столы, украшали их, уставляли ценными напитками и плодами своих теплиц. Входили в столовую гости веселые, говорливые, садились за столы по местам. Шуткам и затейным разговорам конца не было, одни хозяева, кроме Андрея Александрыча, все время оставались сдержанны и холодны. Изронят изредка словечко, а ни за что не улыбнутся.

Отобедали и тотчас кто за карты, кто смотреть на хозяйство Андрея Александрыча. Иные по саду разошлись... И Дуня пошла в сад, одинокая, молчаливая. На одной из дорожек неожиданно встретилась она с отцом Прохором. Залюбовался он на высокие, густолистные каштаны и чуть слышно напевал какую-то церковную песнь. Сняв широкополую шляпу и низко поклонясь, завел он с Дуней разговор, изредка поглядывая на нее с жалобною улыбкой, будто угадывая душевное ее горе и бурю тревожных сомнений. Жаль стало ему бедную девушку.

- Скучаете? Так надо понимать, - сказал отец Прохор, пойдя рядом с Дуней.

- Нет, я не скучаю. Не о чем, - промолвила Дуня в ответ.

- Та-а-ак-с... - как-то робко, подергивая редкую седенькую бородку, сказал отец Прохор.

Боялся он, чтобы какие-нибудь неосторожные, спроста сказанные речи не дошли в превратном виде до Луповицких... Перетолкуют ему во вред и поставят в трудное положение по хозяйству. Прощай тогда довольство в жизни, впереди нищета, озлобления, а пожалуй, и хуже того, ежель вздумают господа пожаловаться. Помолчал отец Прохор и, будто в оправданье себе, сказал:

- А ежель и скучаете, так с вашей стороны это совершенно натурально и даже, можно сказать, похвально. В такой великий праздник в чужих людях находитесь, от родителей далече. Хотя, конечно, здешние господа к вам расположены и живете вы у них на положении как бы ихней родственницы, однако же родительский кров всякому должен быть дороже всего на свете и приятнее, тем паче для такой молодой девицы. Что может сравниться с домом родителей или даже с местом, где мы божий свет увидели и возросли? Ничто, поистине ничто.

Там каждая неодушевленная даже вещь представляется родною, всякий уголок драгоценен по воспоминаниям, каждая былинка веселит взоры и услаждает душу... По этому я и спросил вас, не скучаете ли по матушке да по батюшке, а может быть, и по другим близким по плоти.

- У меня нет матушки... Не помню даже ее... - тихо ответила Дуня. - И родных, кроме тятеньки, никого нет, - прибавила она.

- Один только родитель!.. Сиротка вы поэтому, с участьем продолжал отец Прохор. - Что ж ваш батюшка дома теперь?

- Нет, теперь он на ярманке у Макарья, рыбой ведь он торгует. Недели через полторы либо через две домой воротится, - сказала Дуня.

- Тогда и вы к нему? - спросил отец Прохор.

- Не знаю, - грустно ответила Дуня. - Я ведь не на своей воле. Марья Ивановна привезла меня сюда погостить и обещалась тятеньке привезти меня обратно. Да вот идут день за день, неделя за неделей... а что-то не видать, чтоб она собиралась в дорогу... а путь не близкий - больше четырехсот верст... Одной как ехать? И дороги не знаю и страшно... мало ли что может случиться? И жду поневоле... А тут какой-то ихний родственник приедет погостить, Марья Ивановна для него остаться хочет - давно, слышь, не видались.

- Знаю, слыхали и мы об этом, с Кавказа едет... с глубоким вздохом промолвил отец Прохор. - Егор Сергеич Денисов родным племянником приходится Варваре Петровне. Довольно известны о нем... Не обессудьте, Авдотья Марковна, дозвольте спросить, вы ведь не нашего православного стада, не церковница?

- Нет, отец Прохор, я не церковница, - нахмурясь несколько, ответила Дуня.

- По старообрядству, стало быть, церкви нашей за свято не почитаете? продолжал расспросы отец Прохор.

- Мы по спасову согласию, не чуждаемся и приемлющих священство, - отвечала Дуня. - Крестят у нас и свадьбы венчают в великороссийской, а хоронят по-своему, по старине, значит, отдельные кладбища для того отведены.

- Знаем мы эти положения... Очень хорошо известны, хотя по здешним сторонам таковых и не имеется, - сказал отец Прохор. - Не достойно и даже душевредно чуждаться святой церкви, Авдотья Марковна, но не к тому речь веду. Все же вы единую с нами веру исповедуете, разнствуете токмо в обрядах, да вот еще духовного чиноначалия отрицаетесь. Тяжко, но не столь тяжко, как новосоставленные ереси, совсем попирающие святую веру. Как древние фарисеи, часто они во храмах бывают, строгие посты содержат и соблюдают другие обряды, но являют себя как повапленные гробницы, о них же господь сказал: "Внеуду являются красны, внутрьуду же полны суть костей мертвых и всякие нечистоты" .

Призадумалась Дуня. Отец Прохор как по книге читал, что было у нее на мыслях.

- Послушайте, Авдотья Марковна. Мне очень жалко вас, - сказал он, когда они вошли в самый глухой, уединенный угол сада. - Не погнушайтесь моими словами, добрый совет желал бы вам дать. А прежде всего попрошу я вас - не глядите на меня, как на попа, да к тому ж, как называете нас, "никонианского". Смотрите на меня, как на старика, - по моим годам ведь я вам в дедушки гожусь. Добра желая, хочу вам говорить не своими словами, вы, пожалуй, их и не примете, а вечными словами господа. Вспомните, что сказал он ученикам: "Внемлите от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. От плод их познаете их; егда объемлют от терния грозды или от репия смоквы?..

Не всяк глаголяй ми: господи, господи, внидет в царствие небесное, но творяй волю отца моего, иже есть на небесах. Мнози рекут мне во он день: господи, господи, не в твое ли имя пророчествовахом и твоим именем бесы изгонихом, и твоим именем силы многи сотворихом. И тогда исповем им, яко николиже знах вас, отыдите от мене делающей беззаконие" . И он же, сын божий, пречистыми устами сказал: "Блюдите да никто же вас прельстит, мнози бо приидут во имя мое, глаголюще: аз есьм Христос, и многие прельстят...". И дальше изрек: "Аще кто речет вам се зде Христос или онде - не имите веры: восстанут бо лжехристы и лжепророки и ладят знамения и чудеса, яко же прельстити, аще возможно, и избранная" .

- Авдотья Марковна, - после долгого молчанья сказал отец Прохор, доходили до меня вести, что хотя ваши годы и молодые, а в писании вы довольно сведущи. Не от себя и не от человеческих писаний предлагаю вам, а сказанное самим истинным Христом возвещаю. Божественные словеса неизмеримо выше всяких слов, всяких писаний и всяких деяний человеческих. Веруете ли вы во святое Евангелие?

- Конечно, верую, отец Прохор, - отвечала Дуня, ласково подняв глаза на деревенского попа, до тех пор редко ею виданного и никогда не обращавшего на себя ее вниманья.

- Верно ли, досконально ли я привел вам слова господни? - спросил он.

- Верно, сколько упомнить могу, - отвечала Дуня.

- Так слушайте же, - возвысив голос, величаво заговорил отец Прохор. - По господню предсказанию, в наши дни явилось много лжеучителей и лжепророков. Явились даже лжехристы. Они пророчествуют, сказывают, будто чудеса даже творят, и творят так, на прельщение многих. Диавол помогает им. Сатана водит ими, он в них действует для утверждения заблудших и погрязших в ересях. Свои у них христы. Суслов там какой-то, стрелец Лупкин, Андрей юродивый; свои богородицы - Акулина стрельчиха, другая Акулина, якобы сошедшая с трона царица и поселившаяся в Орловской губернии среди богоборных еретиков... Да что много говорить, чаятельно сами наслушались таких басен.