Тень Нерона - Роман Буревой

– Непременно. Всенепременно, совершенный муж. – Бен Орлов задом попятился к двери, толкнул ее спиной и по-прежнему задом выбрался в коридор.

«Странный человек», – отметил голос предков.

Корвин вставил инфокапсулу в голопроектор и откинулся на спинку кресла.

Тут же возникла голограмма приятеля (товарища по несчастью – это вернее), с которым Марк двенадцать лет провел на Колеснице Фаэтона. Люс выглядел возмужавшим (или растолстевшим), одет он был в серые брюки и майку, сидел в адаптивном кресле в помещении (в каком точно, было не разобрать, яркий свет заливал его фигуру, все остальное терялось в полумраке).

– Привет, Марк! – воскликнул Люс, улыбаясь. – Ты, верно, сделался настоящим аристократом, если не желаешь встречаться со старым другом. А жаль! Клянусь Аустерлицем, я бы мог рассказать тебе много новенького. Ты никогда не видел еще такой планеты, как наша Петра. Она совершенно уникальна и неповторима. И потом, старых друзей нехорошо забывать. Даже если ты теперь сенатор и вообще богач. Мы двенадцать лет с тобой ползали по грядкам с ле карро. Разве это можно просто взять и забыть? Неужели ты никогда не вспоминаешь обо мне? В общем так, если у тебя появится свободная неделька, загляни ко мне, очень тебя прошу. Не пожалеешь.

Запись кончилась. Марк вынул инфокапсулу из телеголографа, повертел в руках. Упрек Люса справедлив. Двенадцать лет они провели вместе на Колеснице в рабстве, а потом больше года на свободе – врозь. И даже весточки патриций Марк Валерий Корвин не соизволил послать своему старому другу. Правда, ему сообщили, что с Люсом патрицию Корвину общаться не положено, а за бывшим рабом присмотрят патриции Манлии, кровным родством с которыми оказался связан его бывший товарищ. Рекомендация не встречаться с Люсом исходила от комиссии по делам иммигрантов, которую возглавлял один из Манлиев. Но это не было прямым запретом. Должен ли был патриций Корвин так безоговорочно выполнять чьи-то рекомендации? Разве он не мог настоять на встрече? Или он был так занят собой, своими проблемами, поисками себя и своего места в жизни, что где-то в глубине души обрадовался возможности больше не встречаться с Люсом?

Он даже не знает, как живет его прежний друг на планете Петра. А может быть, просто боялся узнать?

«Ты свинья, Марк, – сказал сам себе. – Ты должен навестить Люса».

Префект набрал в галанете код Петры.

«Тит Манлий Люс», – отправил он запрос на новое имя Люса.

«Укажите петрийский идентификационный номер», – вежливо отвечала информационная система.

«Номер не известен. Ищите по имени».

«Ничем не могу помочь, – пришел ответ. – Все находящиеся на Петре граждане идентифицируются исключительно по номерам».

Впрочем, чего ты ожидал, префект Корвин? На Петру всегда отправляли незаконных детей патрициев, там обитали и Манлий, и Корнелии, да и Валериев наверняка наберется немало. Каждый из них знал, кому обязан своим появлением на свет, и все помнили свои имена.

«Только вряд ли они эти имена благословляли, могу тебя заверить, патриций Валерий», – съязвил голос предков. Для всего мира незаконный отпрыск патриция навсегда становился рабом под безличным номером. Нерония поступала куда человечнее со своими незаконными отпрысками: им давали подлинные имена и наделяли наследством.

Корвин просмотрел данные о нынешней Петре. Вся поверхность третьей планеты звезды Фидес делилась на сто двадцать секторов. За последние годы число рабов неуклонно снижалось, но все равно около двадцати процентов населения находились «под полной опекой». Рабов использовали на строительстве куполов, на разработке территорий для выращивания местной фауны; они трудились в мастерских и обслуживали петрийских наемников. «Почему мы терпим такую подлость как рабство?!» – с гневом подумал Марк и стиснул кулаки.

Как вообще содружество Звездного экспресса допускает, что на одной из колоний Лация узаконено рабство? Но Корвин тут же вспомнил, что неронейцы, как делали флорентийцы в средние века, покупают для своих утех молоденьких женщин-невольниц. И мальчиков тоже покупают. А вся экономика Колесницы держится на рабском труде. Рабство раковой опухолью, сколько ее ни выжигай, вновь и вновь возрождается в различных мирах. – Но с этим нельзя мириться, – сказал Корвин вслух.

Он положил инфокапсулу в карман и докинул префектуру.

***

Префект Корвин не торопился после работы ехать домой, в свою усадьбу Итаку. Теперь, когда Лери вышла замуж и переехала к Друзу, а дед исчез, родовое гнездо казалось пустым и унылым. В первые дни после освобождения Марк воображал, что он вернулся на родную планету, в родной дом, и нашел, наконец, семью и друзей. А вместо этого рядом с ним – никого. Пустота. Дед уехал, сестра вышла замуж, у друзей – свои дела. Круг, созданный, казалось бы, на годы и годы, мгновенно распался. Такая красивая жизнь оказалась быстро померкшим виджем. Марк с тоской подумал о своем прежнем единственном друге. Неужели Люсу так уж хорошо на Петре? Почему бы и нет? Может быть, он нашел новых верных друзей, и судьба его оказалась счастливее сомнительного патрицианства Марка. Корвин не сразу понял, что потихоньку завидует Люсу. Может быть, его незаконнорожденный приятель куда счастливее патриция из рода Валериев.

«Я променял один ошейник на другой, более комфортный, – усмехнулся про себя Корвин. – Все дело в том, нравится мне этот новый ошейник или нет. Прежний мне не нравился категорически. А новый?»

Он оставил пока этот вопрос без ответа и зашел в ближайший бар. Марк часто заглядывал сюда после работы – посидеть за стойкой, выпить бокал фалерна и немного посмотреть на людей. Просто посмотреть. Понаблюдать за беззаботно болтающими друг с другом юношами и девушками, за тем, как они флиртуют друг с другом, кокетничают, спорят и ссорятся. Корвин ни с кем не знакомился и не заводил разговоров. Просто смотрел. И к нему лично никто не обращался. Дружески кивали издалека и проходили мимо. Почти все посетители бара знали, кто он такой, и опасались беспокоить. Сам же патриций не стремился разорвать этот круг одиночества.

Нынешний вечер тоже не стал исключением, а от всех прочих отличался лишь тем, что в кармане лежала полученная от Люса инфокапсула. На душе было мерзко, как будто некто в темном переулке влепил Марку пощечину и удрал. Хотя Корвин ни в чем не мог себя упрекнуть.

Патриций достал инфашку и повертел в руках. Бросить ее на пол и раздавить каблуком – желание стало почти непреодолимым.

«Нам только казалось, что мы друзья, Люс! – мысленно обратился он к старому приятелю. – Мы просто были рядом, оба носили ошейники и дергали на одной грядке ле карро. Это – единственное, что нас объединяло. Тебе хорошо, Люс? Ну и отлично. Это все, что я хочу о тебе знать».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});