Мир Сатаны - Андерсон Пол Уильям

— Конечно же, что плохого в том, чтобы быть иногда вульгарным? Сказала она, дружелюбно улыбаясь ему. — Ты слишком пуританин, Крис!

— Нет, нет, — запротестовал он, боясь теперь, как бы она не сочла его наивным. — Разборчивый — может быть. Но я часто бывал здесь и. Э. Получал удовольствие. Я пытался объяснить, что я горжусь тем, что принадлежу к чосу, и не могу гордиться тем, что члены моей расы могут жить в грязи.

Неужели ты не понимаешь, что это и есть то самое, древнее, чего стремились избежать пионеры.

Табита произнесла одно слово. Он отшатнулся. Айат никогда бы не сказала такого!

Девушка усмехнулась.

— О, если ты предпочитаешь, пусть будет ерунда, — продолжала она. — Я читала записи Фалкайна. Он и его последователи не хотели ничего, кроме комнаты, в которой им бы никто не мешал, — она подтолкнула его вперед. Как насчет обеда, которым мы собирались заняться?

Он молча повиновался.

Он почувствовал себя несколько лучше в полумраке респектабельного Фениксхауза. И немаловажно оказалось то, отметил он про себя, что в комнате было прохладно, и ее одежда уже не обрисовывала с такой откровенностью формы ее тела, как на улице.

Обслуживание было хорошим.

Она заказала коктейль «котфлауэр». Он отказался.

— Давай же, — сказала она. — Вылези из своей скорлупы!

— Нет, спасибо, я не хочу! — Он легко нашел нужные слова. — Зачем притуплять свои чувства в счастливый момент?

— Мне кажется, что я уже слышала раньше эту фразу. Поговорка Врат Бури?

— Да. Хотя, думаю, в Высоком Небе тоже не пользуются наркотиками.

— Не пользуются. Подчиняются старинным правилам. Большая часть из нас придерживается старых правил, ты же знаешь. — Некоторое время Табита внимательно смотрела на него. — Твоя беда в том, Крис, что ты слишком стараешься! Расслабься! Старайся быть своим среди тебе подобных! Много ли есть людей, с которыми ты близок? Держу пари, единицы!

Он заставил себя сдержаться.

— Последнее время я часто с ними виделся.

— Угу! И вынуждает ли к этому дело или нет — разве это плохо? Я не стала бы пытаться вмешиваться в чужую жизнь, я не хочу учить тебя уму-разуму, но факт остается фактом: мужчина или женщина, пытающиеся вести жизнь итриан, стараются впустую!

— Что ж, после трех поколений тебе, должно быть, неспокойно в твоем чосе, — сказал он, осторожно отмеривая уровень сарказма. Ты достаточно много времени проводишь в краю людей, не так ли?

Она кивнула.

— Несколько лет. Я перепробовала разные профессии: охотницы, рыбачки, старательницы, чуть ли не большую часть авалонских профессий. Я получила большую часть доли в начатом деле Драуна — и оставила ее на различных покерных столах! — Она рассмеялась. — Черт возьми! Иногда кое-что действительно легче объяснить на планхе! — И очень серьезно добавила:

— Но вспомни, я была юной, когда мои родители пропали в море. Меня удочерила итрианская семья. Они и вдохновляли меня на бродячую жизнь: таков обычай Высокого Неба.

Моя верность и благодарность чосу крепла. Просто. В общем, я считала себя его членом, который, волей судеб, является человеком. В таком аспекте, у меня есть что предположить, когда. — Она прервала себя и обернулась. — А вот и моя порция! Поговорим-ка об обыденных вещах, я истосковалась по этому в Сент-Ли!

— Думаю, я тоже выпью, — сказал Аринниан.

Он обнаружил, что напиток помогает.

Вскоре они весело обменивались замечаниями. Поскольку ее жизнь была куда более наполненной приключениями, чем его, ему скучать не приходилось.

Бывали и в его жизни случаи, когда он мог оказаться в не меньшей опасности, чем угрожали ей: когда он скрывался от родителей на осаждаемых прибоем Островах Щита или когда он встретил спадатонта на суше, имея при себе лишь копье. Но, хотя таких случаев было немного, он обнаружил, что она попала под сильное впечатление его воспоминаний. Она никогда не совершала межпланетных путешествий, если не считать короткой поездки на Моргану.

Он, сын флотского офицера, получил возможность увидеть всю Лаурианскую систему от разрушенного солнцем Элизиума и многочисленных лун Камелота до темного, любимого кометами Утгарда. Говоря о хрупкости голубого мира Фзеации, он получил возможность процитировать строки Гомера, и она пришла в восторг и просила прочитать ей еще и спрашивала, что еще написал этот парень, Гомер, и разговор перешел на книги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Еда была смешанной, составленной из блюд обеих рас: рыба, тушеная в пискоиде и томате, пирог с говядиной и шуа, салат из листьев властергрейна, груши, кофе, сдобренный белым корнем. Дополнением послужила бутылка вытяжки из него. В конце еды Аринниан, уже ставший свидетелем некоторой легкости поведения Табиты, был шокирован, когда она закурила трубку. — Как насчет того, чтобы заглянуть в гнездо? — Предложила она. Мы могли бы разыскать Драуна. — Ее компаньон был начальником по охране. В Центауре она была его помощницей. Но положение чоса о рангах было одновременно и более сложным, и более гибким, чем у Техников.

— Что ж, хорошо, — ответил Аринниан.

Она наклонила голову:

— Правда согласен? Я бы подумала, что ты предпочитаешь итрианский гангут любому месту в этом городе. — Это был единственный публичный дом, предназначенный специально для орнитоидов, гостями которого они были нечасто.

Он нахмурился.

— Я не могу не чувствовать, что таверна — это не самое лучшее место.

Для них, — добавил он поспешно. — Я не гордец, пойми!

— Но все же ты не возражаешь, когда люди подражают итрианам. Ух-ух!

На двух крыльях не получается! — Она встала. — Давай заглянем в пивнушку Гнездо, выпьем с другом, если встретим его, почитаем стихи. А потом дансинг-клуб, идет?

Он кивнул, несмотря на ускорившийся пульс, довольный, что она была в радужном настроении. Никакая техника не могла позволить ему принять участие в итрианских воздушных танцах, но по полу можно передвигаться в объятиях другой птицы, и это было почти так же прекрасно. Но и такой момент навсегда потерян для него, так, может быть, Табита — ибо в эту сумбурную ночь она была Табитой, а не Хилл с Небес.

Он слушал болтовню об общении с девушками-птицами, весьма далекими от благоговейного созерцания. Для Аринниана и ему подобных их соратницы-женщины были товарищами, сестрами. Но Табита подчеркивала его и свою человечность.

Они на такси-кэбе отправились в Гнездо, который был самым высоким в городе зданием и имел гравитационную шахту, ибо многие прибывали сюда не на летательных аппаратах.

Таверна была защищена от дождя стеклянной крышей, сквозь которую на этой высоте звезды безбоязненно могли лить свой свет, не боясь искусственного пламени внизу. Моргана склонялась к западным землям, но все еще серебрила своим светом реку и залив.

На востоке громоздились грозовые тучи, и световые блики выхватывали их из темноты причудливыми пятнами. Инсектоиды призрачной дымкой покачивались над каждым столом.

Народу было немного, тут и там виднелись несколько неясных силуэтов, склоненных над стаканами с напитками, ходил слуга-робот позвякивая стальным покрытием.

— Скучища, — разочарованно сказала Табита. — Но мы сможем поднять настроение!

Они принялись пробираться между столиками, пока Аринниан не остановился и не воскликнул:

— Хой! Водан, экх-Хирр!

Его соратник по чосу, изумленный, поднял голову. Он выпивал в компании пухленькой особы, которая одарила вновь появившихся недовольным взглядом.

— Хорошего тебе полета, — приветствовал его Аринниан на планхе, последующая фраза была вполне подходящей для англика, хотя произнесена была на англике автоматически. — Не ожидал найти тебя здесь!

— Доброго приземления тебе, — ответил Водан. — Через несколько часов я должен быть на своем корабле. Мой транспорт отходит от базы на Хэлцнон-айленд. Я отправлюсь пораньше, чтобы не подвергаться риску в случае шторма. Неподалеку от дома мы попали в три дьявольских вихря подряд.

— Ты готов к битве, охотник, — сказала Табита со всей возможной вежливостью.