Где-то во Франции - Дженнифер Робсон

горячей воды кожей. Но эта картинка отказывалась уходить из его головы.

Он отчаянно пытался не представлять себе, как она одевается, но его мысли были полны искушающих образов – Лилли в чулках и комбинации, Лилли, сражающаяся с пуговицами на платье, Лилли, которая расчесывает и сплетает волосы.

Эдвард. Он должен думать об Эдварде, о том, как он страдал. Как он страдает. Если и это не прогонит соблазнительные виды Лилли из его головы, то их не прогонит ничто.

Уняв наконец свое воображение, он понял, что оно не шло ни в какое сравнение с реальностью – с той женщиной, которая вошла к нему в гостиную. Она сменила свою форму на простое платье на пуговицах спереди. Цвет шел ей – привлекательный оттенок голубого; женщины знают, как его назвать, а мужчины могут им только восхищаться. Лазурный? Васильковый?

Платье прекрасно – на его непросвещенный взгляд – сидело на ней, и не в последнюю очередь потому, что вырез спереди уходил достаточно низко, так что он мог видеть начала бугорков ее грудей и намек на ложбинку. Юбка платья, стянутая на талии поясом с пуговицами, подчеркивала очертания округлостей ее бедер, и ему оставалось только сжать в кулаки руки.

Он контролировал себя, вел себя как джентльмен, сумел каким-то образом обуздать свои низменные инстинкты, и, когда они ехали в лифте, она взяла его под руку.

Это почти добило его. Даже теперь, когда прошло не меньше десяти минут, как они вышли из отеля, он все еще никак не мог найти ничего разумного, чтобы сказать ей.

– Если вы не хотите прерывать молчание, то это сделаю я, – сказала она, игриво сжав его предплечье. – Хотя я и не знаю, что сказать.

– Ситуация довольно неловкая, – признал он.

– Никаких ярких идей?

– К сожалению. Я ведь шотландский деревенщина. Это вы все время проводили в великосветских гостиных. Если уж кто и может завести светский разговор, так это вы.

– Прекрасно, – парировала она, добавив в голос несколько искусственную нотку веселости. – Расскажите мне, как вы познакомились с Эдвардом.

Воспоминания нахлынули на него, на лице появилась улыбка, задержалась ненадолго, пока он ее не прогнал.

– Я приехал в Оксфорд за неделю до начала первого семестра, горя желанием поскорее начать учебу. И тогда я узнал, что буду делить комнаты с сыном графа. Я тогда подумал, может быть, администрация колледжа – тайные социалисты, которые хотят провести на нас эксперимент.

– А когда появился Эдвард?

– Ну, помнится, когда первая неделя занятий уже подходила к концу. Поскольку у нас комнаты были общие – у каждого по спальне и общая гостиная, – общим у нас был и слуга. Я поначалу ужас как его боялся.

– Боялись? – со смехом спросила она.

– Клянусь вам. Вебб прослужил в колледже почти сорок лет, и его вовсе не радовала идея прислуживать сыну мусорщика. Он так мне прямо об этом и сказал в первый же день.

– Как невежливо.

– По его словам, лорд Эдвард происходил из самых высоких слоев общества. Образец аристократических добродетелей. Во всем превосходивший меня. Когда Эдвард наконец появился, я не сомневался, что возненавижу его.

– Но этого не случилось.

– Конечно, не случилось. Он пожал мне руку, заглянул в глаза, попросил называть его Эдвардом. Как он мог мне не понравиться? И с ним всегда было так весело.

– Я помню тот уик-энд, когда вы приезжали в Камбрию, как он все время пытался оттащить вас от ваших книг.

– Он это делал постоянно. И меня больше всего бесило, что он всегда легко сдавал экзамены, хотя я почти не видел, чтобы он читал книги или посещал лекции. Изо всех сил старался не завидовать ему, но иногда это было затруднительно. А мне нужно было работать и работать, чтобы только голову держать над водой…

– А он плыл по жизни. Я знаю. – Она нахмурилась и отвернулась. – Он вам когда-нибудь говорил о своих проблемах?

– Да, говорил. Но не тогда. Позже, в одном из прошлогодних писем ко мне. Он написал мне о негласном договоре с вашими родителями. Похоже, он собирался его порвать, но я за него беспокоился. Елена казалась мне очень приятной девушкой, но он ее едва знал.

– Он и сейчас ее не знает. И, может быть, никогда…

– Не говорите так, Лилли. Вы согласились надеяться, пока не останется никакой надежды. И я буду держаться за надежду. По крайней мере сегодня.

Они дошли до конца рю де-Риволи. Кроме мигающего газового фонаря, другого света здесь не было, потому что в домах, мимо которых они проходили, большинство окон были темны, и сад Тюильри на юге был погружен в темноту.

С уходом солнца стала падать температура. Робби поймал себя на том, что жаждет праздничного тепла ресторана и восстановительной силы еды и вина. Лилли, казалось, не мерзла в своей шинели, но ее перчатки были тонкими, а шея – обнаженной.

– Ну, так мы уже остановимся где-нибудь? – спросил он.

– Да, пожалуйста. Я умираю с голоду.

Они повернули на юг, на рю де-л’Эшелль, потом назад к отелю, но другим путем – по рю Сент-Оноре. Но с гастрономической точки зрения эта улица оказалась совершенно бесполезной, хотя вид у нее и был довольно приятный.

А потом они почуяли безошибочно узнаваемый аромат лука и жареной курицы. Они пошли на запах, свернули на рю де-ла-Сурдьер и обнаружили там крошечный ресторан. Вывеска была такой неприметной, а свет из фойе таким тусклым, что они наверняка прошли бы мимо него, если бы не аппетитный запах.

Робби открыл перед Лилли дверь, прошел следом за ней внутрь. Интерьер здесь был точно таким, как нужно. Зал, длинный и узкий, ярко освещали канделябры из полированной меди на стенах. По всей длине одной из стен тянулись банкетки, обтянутые съемной кожей, на стенах вместо картин висели зеркала в позолоченных рамах. Он насчитал двенадцать столиков – не больше, за всеми, кроме одного, сидели клиенты. «Хороший знак», – подумал он.

К ним поспешил единственный официант с приветливой улыбкой на лице.

– Bonsoir, monsieur, dame. Bienvenue à Chez Arnaud[18].

– Спасибо, – ответил Робби. – Вы можете нас покормить?

– Конечно. Что угодно для наших уважаемых союзников.

Он усадил их за пустой столик, примеченный Робби, взял их шинели и пообещал спустя минуту вернуться с вином.

– Приношу свои извинения, но хлеба у нас сегодня нет. Из-за нового контроля, как вы понимаете.

– Нормирование? – спросила Лилли.

– Да, мадам. Если у вас есть карточки, то я могу предложить вам хлеб, но если нет…

– К сожалению, нет. Мы оба служим на