Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник) - Энтони Беркли

– Еще бы, – с легкой усмешкой ответил Палмер.

На усмешку мистер Читтервик отозвался, неодобрительно покачав головой. Не до усмешек: задача предстоит непростая и щекотливая.

– Значит, вы готовы пойти на риск? – спросил мистер Читтервик, острейшим образом сознавая, что надзиратель не пропускает ни слова.

– Какой еще риск?

– Ну, попытаться найти часы. Понимаете, они вполне еще могут лежать где упали.

– Да, конечно! Вполне готов.

– Потому что если мы их найдем и они разбиты, то ваша невиновность таким образом подтвердится. Верно?

– Иначе и быть не может: я невиновен.

Мистер Читтервик издал еще один вздох облегчения.

– Вот и славно. Это очень важные сведения о часах. Не представляю, почему вы о них раньше не вспомнили. Но ничего, вот сейчас рассказали, и хорошо. К счастью, все еще можно исправить. Я займусь поисками – и приму все меры предосторожности.

– Да, пожалуйста! – слабо улыбаясь, попросил Палмер. – Я буду чрезвычайно признателен. Возможно, это обернется удачей – то, что я наконец вспомнил. Но, знаете, в тот вечер я был просто как во сне.

– Конечно, конечно! – засиял мистер Читтервик. – Именно так. Абсолютно. Кстати, жена передает вам привет и ждет вас домой в самом ближайшем времени. Да, именно так.

Повернувшись к надзирателю, мистер Читтервик сообщил тому, что готов на выход, но по дороге еще заглянет к мистеру Тодхантеру.

12

В тот же день, отобедав, мистер Читтервик, сэр Эрнест Приттибой (как всегда, уверенный, что без него не обойдется), сержант и констебль приступили к поиску в тех садах, которые примыкали к Риверсайд-роуд и Харрингей-роуд. Операция, носившая подготовительный, черновой характер, началась в четверть третьего и закончились к пяти. Часы не нашлись.

– Он говорит, что швырнул их в какой-то сад, – произнес крайне расстроенный на вид мистер Читтервик. – Он совершенно в этом уверен.

– Да, но в какой? – напористо поинтересовался сэр Эрнест.

– Он не может вспомнить. Говорит, был как во сне. А может, мы их проглядели? Но с другой стороны…

– Да?

– Ну, он говорит, что сел в автобус на Персиммон-роуд. Автобусная остановка – вон она, в сотне ярдов от этого угла. Там перед домами тоже сады. Что, если?..

– Вполне, – согласился сэр Эрнест. – Послушайте, сержант! Как вы думаете, не осмотреть ли нам сады и на Персиммон-роуд?

– Как скажете, сэр, – без энтузиазма откликнулся сержант.

Часы нашлись в третьем саду от угла, под слежавшейся прошлогодней листвой, – страшно грязные, с плесенью на ремешке. То, что это именно те часы, которые они ищут, сомнений не оставалось, поскольку на внутренней стороне крышки было вкривь и вкось нацарапано: «В. от Дж.». Отыскал их сержант, и мистер Читтервик от души расхвалил его профессиональное чутье.

Стрелки часов показывали без двух минут девять.

– Вы были правы, сэр, – с уважением сказал сержант мистеру Читтервику. – Теперь мистера Палмера освободят, это факт. Просто беда, что он не вспомнил про них раньше.

– Да, это многих избавило бы от хлопот, затрат и горя, – объявил сэр Эрнест.

Мистер Читтервик промолчал. У него были свои сомнения на этот счет.

13

Справедливость требовала того, чтобы привилегия сообщить узнику важное известие досталась мистеру Читтервику, и он воспользовался ею уже наутро. Кроме того, он смог поделиться с мистером Тодхантером еще одной свежей новостью, которую услышал от сэра Эрнеста перед тем, как выйти из дому.

Мистер Тодхантер новости воспринял спокойно.

– Вот же чертов болван, не мог вспомнить раньше! – с презрением уронил он. – Гулял бы я сейчас в Японии, а не сидел в этой чертовой дыре.

Принимая во внимание благопристойность и даже чопорность мистера Тодхантера, страсть его к этому резкому эпитету была просто необъяснима.

– И, как говорит сэр Эрнест, – бурлил мистер Читтервик, – освобождение Палмера – вопрос нескольких часов. Вы еще не видели сегодняшних утренних газет. Там все подробно изложено. Я… хм… я подумал, что будет правильно ввести их в курс дела. И они не сплоховали, да. Такой бури никакое правительство не снесет.

– Ну, слава Богу, хоть теперь я могу вздохнуть свободно! – не без яда пробормотал мистер Тодхантер, но тут же одумался и благодушно прибавил: – Вы прекрасно поработали, Читтервик!

Мистер Читтервик стал похож на спаниеля, которого погладили по голове, и, маленький, пухлый, так заерзал на стуле, что, казалось, почти что виляет хвостом.

14

К вечеру Палмера освободили, сняв с него все обвинения. В выпущенном по этому поводу заявлении министерства внутренних дел говорилось, что новообретенной уликой полностью развеяны последние сомнения касательно его причастности к убийству. (Одно лишь какое-то второстепенное изданьице не поленилось заметить, что ничего эта улика не развеивает и, больше того, не исключено, что сам Палмер хитроумно подбросил ее, чтобы обеспечить себе алиби; но это никого не заинтересовало.)

Министр внутренних дел в тот же вечер сдался и вышел в отставку. В кратком обращении к парламенту премьер-министр, про себя-то вполне одобрявший непоколебимость коллеги, тем не менее не преминул на прощание публично дать пинка ему в спину.

Услышав обо всем этом, мистер Тодхантер не выразил никаких чувств.

– Так ему и надо, – вынес он свой приговор. – Чертов болван.

15

Так и случилось, что последняя неделя мистера Тодхантера прошла в мире и покое. За стенами тюрьмы движение в его поддержку понемногу теряло напор, и правительство, уловив эту перемену, получило возможность во всей красе продемонстрировать свою железную волю.

В стенах тюрьмы мистер Тодхантер выразил желание не принимать более посетителей и со словами благодарности распрощался с сэром Эрнестом, мистером Читтервиком и мистером Фуллером. Наконец-то он мог принимать мир таким, каков он есть, и намерен был так впредь и поступать.

Что будет с ним, теперь казалось не важным. Пользуясь своими правами, он даже пару раз, поднявшись с одра, вышел в халате и пижаме во двор на апрельское солнышко и несколько раз самым медленным шагом, опираясь на руку служителя, обошел внутренний дворик тюрьмы. Там, разумеется, в этот момент не было ни единого заключенного. Мистер Тодхантер был парией.

Он много писательствовал и сумел закончить серию статей, которую задумал, еще сидя на скамье подсудимых, и подробно, с точки зрения подсудимого и приговоренного к смерти, описал весь судебный процесс, вынесение приговора и бытование в камере. Сожалел он только о том, что не сможет с той же точки зрения рассказать про казнь. Наполнив свои статьи множеством красочных, емких и содержательных наблюдений по поводу работы британского правосудия, он счел, что в целом неплохо справился с поставленной перед собой задачей. Записка от Феррерса, сообщающего, что, опубликованные в «Лондонском обозрении», эти статьи вызвали интерес по всему миру, заставила автора не без удовольствия хмыкнуть.

Оставшееся время он проводил, главным образом беседуя с надзирателями. Мистера Тодхантера забавляло, что все, что он им рассказывает, если оно хоть сколько-то касается его преступления, один из тюремщиков старательно записывает в блокнот; зато Бёрчман, когда Фокс выходил из камеры, делился с ним забавными байками из жизни выдающихся узников прошлых лет. Мистер Тодхантер и Бёрчман оба очень жалели о том, что их знакомство вынужденно окажется таким кратким.

Приближался день казни, и мистера Тодхантера окружили самой трогательной заботой. Комендант заходил дружелюбнейше поболтать с ним, капеллан был готов прийти в любую минуту и пробыть, сколько потребуется, врач был – сама жизнерадостность.

– Вас очень тревожит предстоящая казнь? – спросил как-то мистер Тодхантер у коменданта и получил утвердительный, выразительный, пусть и неофициальный ответ.

– О! Чрезвычайно! Это кошмар. Совершенное варварство, пусть иногда даже оправданное. И к тому же это такая ответственность для должностных лиц. Заключенные нервничают, служители тоже… Ужас! Перед казнью по нескольку ночей не сплю, хоть глаз выколи.

– Прошу вас, – огорчился мистер Тодхантер, – пожалуйста, не беспокойтесь на мой счет. Я знаю, что такое бессонница, сам от нее страдал. Ни в коем случае не хотел бы, чтобы из-за меня кто-то терял сон.

16

В утро, когда ему предстояло умереть, мистер Тодхантер проснулся в начале восьмого. Он хорошо выспался и, прислушавшись к самому себе, с интересом обнаружил, что ощущает спокойствие и некое почти приятное предвкушение. По правде сказать, к тому времени мистер Тодхантер успел прийти к выводу, что совсем не прочь умереть. Больше того, он ждал смерти с нетерпением. Мысль о ее неизбежности присутствовала рядом так долго, что в конце концов было бы недурно покончить с приготовлениями и наконец уже умереть. Кроме того, смерть мыслилась ему как блаженное отдохновение, ведь мистер Тодхантер ужасно устал от своего хлипкого тела. (Вот радость была бы его эскулапу, узнай он, как переменились воззрения пациента!)