Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Когда взаимопонимание офицера КГБ и агента-эмигран-та достигало определенного уровня, встречи назначались в Западной Германии или Швейцарии. Летом и в конце 1959 года эмигрантский отдел пользовался встречами на высшем уровне или совещаниями министров иностранных дел в Женеве, чтобы там встретиться с агентами. Кстати, агентов-эмигрантов, как правило, представляли начальнику аппарата. Пришедший на смену Питовранову, Александр Коротков особенно любил эти мероприятия и всегда с особым интересом слушал, как его соотечественники рассказывали о политической жизни в ФРГ.

Так как эмигранты обычно были людьми проницательными не только в отношении своей среды, но и западногерманской жизни вообще, то они передавали полезную информацию об отношении советских служб к тем или иным вопросам. Некоторые мысли словно специально внушались им их непосредственными руководителями из КГБ. Но, с другой стороны, в определенных обстоятельствах, например, когда агента возили в Москву, добывалась полезная разведывательная информация о внутренней жизни страны и ее проблемах[657].

Эмигрантский отдел в Карлсхорсте был довольно большим и активным, но он был отнюдь не самым большим и самым деятельным в аппарате КГБ. Эта честь по праву принадлежала отделу нелегальных операций аппарата в Карлсхорсте, чья работа в Восточной Германии поддерживала нелегальные операции Советов по всему миру.

14. ИГРА НЕЛЕГАЛОВ: КГБ ПРОТИВ ГРУ

С самого начала и советская военная разведка, и внешняя разведка службы государственной безопасности, большей частью, в своих внешних операциях полагались на нелегалов — разведчиков, заброшенных в другую страну с иностранными документами для проведения разведывательных операций. Нелегалы участвовали во многих успешных операциях советской разведки во время Второй мировой войны и «холодной войны». До победы союзников над Германией советские нелегальные операции осуществлялись с помощью агентурных сетей в Австрии и Германии, которые предоставляли документы для превращения советских разведчиков в иностранных граждан[658]. После 1945 года самым важным центром поддержки нелегалов КГБ стала Восточная Германия. В Приложении 7 мы рассказываем, как Третий (нелегальный) отдел аппарата КГБ превратился в самый большой в Карлсхорсте; мы объясняем, как он работал; и мы исследуем попытки БОБ противостоять его деятельности.

Для этого управления КГБ самое важное событие 1957 года — потеря «полковника Абеля», одного из самых старых и опытных нелегалов[659]. Однако для БОБ это был год, когда подполковник Петр Семенович Попов — источник БОБ в советской военной разведке в Восточной Германии — был переведен из отдела разведки группы Советских войск в Германии, в Шверине, в отделение нелегалов оперативной группы ГРУ в Карлсхорсте. Рассказ о конфронтации КГБ и ЦРУ, которая разгорелась благодаря Попову, показывает, какой напряженной была ситуация в Берлине и насколько деятельность БОБ и КГБ была важна для каждой из сторон в «холодной войне».

Хотя на Западе и было опубликовано довольно много материалов о деле Попова, впервые, помимо воспоминаний непосредственных участников, стали доступны материалы из архива ЦРУ[660]. Архив СВР не предоставил никаких документов, однако генерал-майор Валентин Владимирович Звезденков, ответственный за действия КГБ в этом деле в Карлсхорсте и в Москве, довольно много говорил с нами[661]. Надо сказать, что КГБ и ЦРУ совершенно по-разному смотрят на это дело, в значительной степени из-за стратегии Попова на допросах в КГБ, когда он явно хотел обмануть КГБ в том, что касается объема его отношений с ЦРУ.

Это дело началось в первый день нового, 1953 года в Вене, когда Попов подбросил в машину американского дипломата секретное письмо, где предлагал продать информацию, ибо нуждался в деньгах на аборт своей любовницы. Письмо было передано в венское отделение ЦРУ, а оно быстро организовало встречу с Поповым. На встрече была подтверждена личность Попова и его большая потенциальная ценность в качестве источника в советской военной разведке. Джордж Кизевальтер, офицер ЦРУ, принял дело с самого начала и в течение шести с половиной лет до ареста Попова КГБ проводил эту операцию.

Согласно версии КГБ, рассказанной позднее Поповым, чтобы реабилитировать себя, он был задержан во время встречи с Бэшом (одним из австрийских агентов ГРУ) «двумя людьми, представившимися австрийскими полицейскими, и препровожден в американскую военную полицию», где его допросили и завербовали, шантажируя его принадлежностью к советской разведке. В КГБ предполагали, что любовная связь Попова могла сделать его уязвимым для вербовщиков. Хотя позднее венские контрразведчики (КГБ) слышали от источника в австрийской полиции, что «в советской группе войск в Австрии есть предатель в чине подполковника», однако подтвердить это сообщение не смогли[662].

После вывода советских оккупационных войск из Австрии, многие офицеры ГРУ, включая Попова, вернулись в Москву, в отпуск и за получением нового назначения. Попов получил инструктаж от ЦРУ о местах простановки сигналов и других условностях установления связи в Москве, но произошло недоразумение, поскольку ЦРУ не знало, что Попова назначат в ГДР. Он прибыл туда в конце сентября 1955 года и был направлен в Шверин, где размещался раз-ведпункт Разведывательного отдела ГСВГ. 10 января 1956 года Попов установил контакт с членом британской военной миссии, посетившим порт Штральзунд, находившийся неподалеку. Он передал ему письмо и записную книжку, содержавшую разведывательную информацию. Письмо было адресовано офицеру ЦРУ, который работал с ним в Вене. Рассказ офицера связи о Попове, содержание письма и записной книжки не оставляли сомнений в том, что Попов прибыл и ищет связь. Письмо было передано в берлинский отдел британской разведки, а потом директору БОБ Биллу Харви и его заместителю и соавтору Дэвиду Мерфи, который к этому времени занимался советскими операциями БОБ. Они немедленно передали сообщение в штаб-квартиру ЦРУ, которая снабдила их информацией по этому делу и подготовила Кизевальтера к работе в Берлине[663].

Таким образом британская разведка оказалась осведомленной о существовании информированного и продуктивного источника ЦРУ в советской военной разведке в Восточной Германии. Были предположения, что Джордж Блейк, источник КГБ в британской разведке, который в это время был в Берлине, узнал об этом деле, если не о Попове конкретно. Однако Блейк отрицает, что знал о встрече Попова с представителем британской миссии[664]. И Кондрашев настаивает на том, что Блейк никогда не упоминал Попова[665].

В любом случае, сразу после получения из британской разведки в Берлине послания Попова, руководители БОБ Харви и Мерфи занялись планированием связи с ним[666]. Офицер британской миссии, сохраняя «великолепное присутствие духа и понимание», договорился о встрече с Поповым 24 января в Штральзунде. Так как оставалось всего десять дней до встречи и надо было разработать план будущих контактов с Поповым в Восточной Германии, Харви и Мерфи попросили полковника Эла Беллонби, шефа американской военной миссии связи, включить Штральзунд в маршрут поездки группы его офицеров в этот день. Надо сказать, что всегда прохладные отношения ЦРУ и военных не улучшились с первых послевоенных дней, однако Беллонби питал глубокое уважение к Биллу Харви. Предложение было принято, встреча состоялась, и начался восточногерманский период операции Попова[667].

Версия Попова на допросах в КГБ заключалась в том, что ЦРУ само отыскало его в Восточной Германии и заставило возобновить отношения. Согласно записям КГБ, «молодая женщина... опустила письмо от Гроссмана (Кизевальтера) в почтовый ящик Попова после того, как Попов отказался взять у нее письмо на улице». Чтобы укрепить мнение КГБ о себе как о бабнике, Попов заявил, что соблазнил курьершу[668]. На самом деле БОБ доверила провести встречу с Поповым в Шверине пожилому мужчине, который был проверенным агентом БОБ и который своей внешностью не мог привлечь к себе внимание и, тем более, подозрение. Курьерские обязанности он выполнял раз в месяц до декабря 1956 года. В это время Попов передал важные сообщения о секретной речи Хрущева и об агентурной сети разведывательного отдела группы Советских войск в Германии[669].

Встречи Попова с пожилым агентом и его послания, доставляемые иногда по другим каналам, бывали и разочаровывающими и ценными. Однако к этому времени из Вашингтона прилетел Кизевальтер и обосновался в маленьком кабинете в БОБ, якобы занимаясь материалами из туннеля в поисках наводок. И он и Попов горели желанием использовать личные встречи, чтобы разрешить недоразумения, накопившиеся в результате использования закрытых сообщений через посредников. Кстати, именно теплые личные отношения Кизевальтера и Попова в Вене не в малой степени помогли успешному проведению операции. Кизельватер стал для Попова старшим другом, доверенным лицом, советчиком — и только он один мог добиться плодотворного сотрудничества[670].