Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов

Свободе личности, вступившей в общество, на государственном уровне соответствует автономность отдельных территориальных образований в составе государства, то есть федерализм. После распада Союза Благоденствия в 1821 г. Муравьев под влиянием различных факторов, как общественного (обострение политической ситуации в Европе, рост революционного движения и усиление реакции), так и личного (занятия хозяйством), занимает более умеренную политическую позицию. Разработанный им в течение 1821–1825 гг. проект будущего государственного устройства (Конституция) предполагал разделение России на 14 «держав» и 2 «области». Столицей страны должен был стать Нижний Новгород, переименованный в Славянск. «Державы» делятся на уезды, а уезды – на волости. Каждой «державой» управляет свое правительство, состоявшее из независимых властей: законодательной, исполнительной и судебной. Верховная законодательная власть в государстве принадлежит Народному вече – двухпалатному парламенту, состоявшему из Верховной думы, в которую входят по три представителя от каждой «державы», и Палаты народных представителей, в которую посылаются по одному представителю от каждых 50 тыс. обывателей. Исполнительная власть остается в руках императора. Предусматривались также уничтожение сословий, гильдий и цехов, отмена крепостного права (при сохранении земли в собственности помещиков), сохранение общинного землевладения, введение основных гражданских свобод: слова, печати, вероисповеданий, занятий и передвижения.

Расхождения между Пестелем и Муравьевым ознаменовали начало нового этапа декабристского движения, для которого характерна замена идей римского тираноборчества идеей европейских военных революций. При этом замыслы цареубийства как такового не исчезают совсем, они лишь теряют свою книжную привлекательность. Теперь на первый план в аттентате выдвигается фигура жертвы – того, кто должен быть умерщвлен, а тот, кто совершает убийство, должен остаться в тени. Отныне члены Тайного общества не сами вызываются на цареубийство, а вербуют тех, кто мог бы это совершить. Как правило, поиск ведется либо среди периферии декабристских организаций, либо за их пределами. Так родился пестелевский замысел «обреченного отряда». Его характеризует полное отсутствие каких-либо внешних атрибутов. Группа из двенадцати человек, не состоящих в Тайном обществе, должна истребить всю царскую семью, включая женщин и детей, после чего общество должно казнить убийц «и объявить, что оно мстит за императорскую фамилию». И хотя подбор этой группы и руководство ею поручалось кому-то из членов Тайного общества, в саму группу должны были войти люди, обладающие качествами наемных убийц. При этом нельзя не заметить, что если в Брутах Тайное общество не испытывало недостатка, то желающих вступить в «обреченный отряд» не было. А. П. Барятинский, на которого, возможно, была возложена обязанность найти цареубийц, велел передать Пестелю, «что все свицкие офицеры пылают ревностью к цели общества; но сие не означало, чтобы можно было составить из них шайку убийц». А М. П. Бестужев-Рюмин предлагал «для нанесения удара Государю <…> употребить разжалованных в солдаты». Убийство одного царя теперь уже казалось полумерой. Пестель обдумывал замысел истребления всей царской фамилии, чтобы, как он выражался, «иметь чистый дом». Цареубийство с авансцены Истории переместилось за кулисы политиканства. Именно это отпугивало от него многих вчерашних Брутов. Характерно скептическое замечание Пестеля о С. И. Муравьеве-Апостоле: «Он слишком чист».

Отказ Никиты Муравьева от цареубийства связан с началом его работы над Конституцией. Идея законности очень плохо вяжется с идеей убийства вообще, тем более монарха, а система двойных стандартов для Муравьева была невозможна. Любое преступление должно караться судом, перед которым равны все граждане, а так как император, по муравьевской Конституции, есть всего лишь «Верховный Чиновник Российского правительства», то он так же подсуден, как и любой гражданин. С другой стороны, цареубийство – такое же преступление против личности, как и любое другое убийство.

Неслучайно Муравьев, который буквально вчера высказывался за республику, свою Конституцию пишет в монархическом плане. На первый взгляд, между республикой и парламентской монархией разница не столь существенна. И там, и тут единственным источником власти признается народ, управляемый через своих представителей. У Мабли даже встречается выражение «республиканская монархия». Однако в контексте тираноборчества различие было принципиальным. С республикой, начиная с античности до Французской революции XVIII в. включительно, ассоциировалась идея цареубийства, в то время как конституционная монархия гарантировала жизнь императору. Мысль о временной диктатуре после революционного переворота была оставлена Муравьевым как несоответствующая конституции. Если Пестель допускал беззаконие и даже кровь при учреждении республики, то Муравьев такой путь исключал. Конституция должна быть введена сразу же, как только будет прекращено самовластье.

Будет ли это добровольное согласие царя или же военная революция, не имело существенного значения. Акцент ставился не на разрушении старого, а на созидании нового. Причем новое должно было зародиться в недрах старого. Подобно тому как Пестель в 1817 г. хотел «наперед Енциклопедию написать, а потом уже и к революции приступить», Муравьев считает, что введению конституционного порядка должна предшествовать не диктатура, а широкое обсуждение его Конституции в обществе. Теперь это вызвало ироническую реплику одного из сторонников Пестеля А. В. Поджио: «Муравьев ищет все толкователей Бентама, а нам действовать не перьями». Новый порядок должен родиться не в результате смерти старого, а путем его преобразования изнутри: «Nous commencerons absolument par la propagande»[607].

Политическая деятельность Муравьева в 1820-е гг. постепенно отодвигается на второй план его хозяйственными занятиями. После смерти деда по материнской линии – сенатора Ф. М. Колокольцева, оставившего миллионное состояние, тысяч крепостных и десятки тысяч десятин земли в разных губерниях, – Муравьев с увлечением принимается за управление этим огромным наследством и очень быстро овладевает современными ему экономическими знаниями. В 1823 г. он женится на Александре Григорьевне Чернышевой – одной из самых завидных невест того времени, соединявшей в себе красоту, уникальные душевные качества и богатое приданое. Семья для Муравьева становится таким же серьезным приложением сил, как и политика и экономика. На фоне семейного счастья и успешного ведения огромного хозяйства политическая деятельность начинает все больше тяготить Муравьева. Его либерально-конституционные убеждения остаются неизменными, но тактика тайных обществ, стремящихся к военной революции, его уже не привлекает. Политическая апатия все больше овладевает Муравьевым. Летом 1825 г. он берет продолжительный отпуск и покидает Петербург в намерении замкнуться в семейном кругу и хозяйственной деятельности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});