Хождение по трупам - Оранская Анна

И я прокашлялась, понимая, что воды все равно не дадут, и когда он меня рванул за волосы, поднимая голову вверх, посмотрела отстраненно ему в глаза — и тогда он нагнул меня вниз, не увидев, видимо, того, чего ждал: страха, боли, испуга. Я только отметила, что сзади уже видимо другой, потому что не в попку входит, а пониже — и опять ушла. Подумав перед уходом, что сегодня как раз восемнадцатое марта — но вместо того чтобы сидеть в первом классе самолета, благосклонно принимая ухаживания стюардесс, выполняю роль куклы для пятерых пидоров, которые так боялись одной-единственной женщины, что теперь готовы ее убить, чтобы отплатить за свой страх…

А тогда за разговорами время полетело быстро, и я даже не смотрела по сторонам и наслаждалась ветром — Рэй откинул крышу, как только выехали из Бель Эйр, — и почти пустой воскресной дорогой. Я даже не задумывалась, куда мы, собственно, едем — и только, когда минут через сорок свернули с хайвэя и въехали в какое-то смутно знакомое место, я поинтересовалась, куда мы направляемся, собственно.

— Да пиццы захотелось, — ответил Рэй, притормаживая у заведения с вывеской “Уайлдфлор пицца”. — Любишь пиццу? Здесь ее готовят как нигде!

— И стоило ради пиццы ехать в Санта-Монику?.. — удивилась я, ничего не понимая — увидя, где находимся, потому что были мы здесь с Юджином. Это пригород Лос-Анджелеса, и, естественно, автономный, как и многие районы Эл-Эй. Бель Эйр, кстати, тоже автономный район, хотя мне сложно это понять, это все равно что Солнцево или Чертаново объявило бы о своей автономии от Москвы. Короче, я здесь была — и ничего такого не увидела. Ладно там престижный Малибу или городок культуристов Венис, а в Санта-Монике никаких достопримечательностей, зато куча бродяг и нищих, которых, впрочем, никто не трогает, такие уж здесь нравы демократичные.

— …И зачем так гнать, словно куда-то опаздываем.

— Конечно опаздываем — сейчас уже девять, а ресторан до десяти!

Я пожала плечами, и мы вошли в зал, прошли сквозь него во внутренний дворик, патио, благо погода хорошая, и сели там, и пицца действительно оказалась супер.

— Представляешь, они тесто дважды в день замешивают, потому она здесь такая нежная всегда! — только и произнес он за то время, пока мы ели. И я пожала плечами, пытаясь внешне хотя бы разделить этот энтузиазм, и заказала капуччино после еды, и вот кофе меня по-настоящему порадовал, по-настоящему крепкий сделали, европейский.

— Так зачем ты меня сюда привез? — поинтересовалась я в который уже раз, когда мы расплатились и выходили из закрывающегося ресторана.

А еще через час мы вернулись после проведенной Рэем экскурсии, и сидели в уютном кафе все на той же Мэйн-стрит, неподалеку от пиццерии, в удобных кожаных креслах, под тихий джаз, наслаждаясь первоклассным кофе и пирожными, которых я точно не ела года два. А еще через час, ровно в двенадцать ночи, когда Рэй набрал номер и попросил соединить с комнатой восемь, взяла трубку и, услышав голос Ленчика, произнесла отчетливо и весомо:

— Базар есть. Ровно через два часа в Санта-Монике у причала. Не приедешь — про бабки забудь и лучше сваливай в Нью-Йорк, пока не вальнули. До встречи, братан!

— Думаешь он приедет? — задумчиво спросил Рэй, когда я положила трубку.

— Думаю что да, — ответила я так же задумчиво. — Не уверена, но думаю, что да. И еще думаю, что он будет здесь даже раньше — может, уже через час. Так что кофе лучше допивать и ехать на место.

— Куда ты торопишься, Олли? — удивился он так искренне, словно нам предстояло прихлопнуть скрученной в трубку газетой надоедливую муху. — Лучше расскажи мне еще о Европе — интересно, где мы с тобой будем через несколько дней…

Мне уже неинтересно — я уже это знаю, равнодушно позволяя этим положить меня на кровать, думая, что коленям все равно надо отдохнуть, и один садится мне на грудь, а один пристраивается между ножек, раздвигая их сильно и грубо. И не надоело им?

— Слышь, старшой, может в клуб ее сдадим — пусть бабки зарабатывает, у нее получится? — с идиотским смехом спрашивает кто-то. — А может, себе оставим — телка ничего, и чую, пое…аться любит. Возьмем с собой в Нью-Йорк — будет на улице работать и нас обслуживать, когда захотим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Из-за этой телки десять пацанов уже землю хавают, и нам могут ласты загнуть, — мрачно отвечает Ленчик, сидящий, видимо, неподалеку. — Я так думаю, что мусорки уже пробили, откуда пацаны и с кем работали — и бля буду, что уже ищут нас в Нью-Йорке, меня-то точно, чтобы за пацанов побазарить. Ты лучше сейчас ее е…и, во все дырки…

— Пока тебя на зоне негры раком не поставили, — вдруг встреваю в разговор неожиданно для себя и получаю пощечину увесистую под Ленчиков крик “По роже не бей!”, и снова член во рту, тут уже не до реплик, не задохнуться бы.

Да, мне уже неинтересно — через пару недель меня уже нигде не будет. Закопают? Утопят в океане? Просто бросят где-нибудь, предварительно изуродовав до неузнаваемости труп? Да нет, в океан, наверное, так удобнее. Задумываюсь и тут же опять отключаюсь — и я в Санта-Монике, и прохладная ночь вокруг, ночь с воскресенья на понедельник, и потому тихо и пусто…

…Тихо и пусто, и мы сидим в “Мустанге” метрах в пятистах от знаменитой пристани — знаменитой потому, что эти несколько деревянных мостков, построенных бог знает когда, во многих фильмах показывали — и я курю, пряча огонек сигары и наклоняясь, чтобы втянуть дым. Нас от пристани не видно — хитро встали, — а мы ее видим хорошо, особенно Рэй, потому что у него бинокль в руках или прибор ночного видения, я не разбираюсь в этом.

— Ну и что именно мы будем делать? — интересуюсь, не в силах думать о том, что вот-вот должно произойти, через час максимум, а то и через полчаса. — Ты бы рассказал мне поподробнее, чтобы не получилось как в прошлый раз, когда я не знала, где ты и когда появишься.

— Да ничего особенного мы не будем делать, — сообщает он в своей привычной манере. — Через пятнадцать минут подъедешь к пристани, поставишь машину к ней задом, включишь фары, закуришь еще, чтобы видно было издалека и будешь ждать. А я буду рядом. Что делать, ты сама знаешь…

Да не слишком-то я знала, что делать. Одно дело провоцировать двух дураков, не подозревающих, что рядом мой человек с оружием в руках, — а другое дело провоцировать Ленчика, который уже знает, что еще пятеро его людей погибли, и знает, что из-за меня, уверен в этом безо всяких доказательств. И к тому же он прекрасно понимает, что я буду не одна, что зову его, чтобы решить с ним вопрос раз и навсегда, и что здесь его ждет засада. И скажи я ему, что ничего ему не отдам и что вообще он пидор — он может запросто всадить в меня пулю, решив что и вправду с меня ничего уже не возьмешь, а отомстить надо.

Да и если честно, не слишком я была убеждена в том, что он приедет: вдвоем, а у него остался всего один человек, ехать в заранее подготовленную ловушку, к тому же в абсолютно неизвестное ему место слишком опасно. Просить у Берлина людей он бы точно не стал — слишком поздно было для этого, я ведь ему позвонила ровно в двенадцать, и тот бы вряд ли оперативно среагировал, он внешне человек респектабельный. А значит, маловероятно, что у него по двору ходят вооруженные до зубов люди, готовые в любой момент мчаться куда угодно, и вряд ли бы он послал людей бог знает куда, где их ждет неизвестно сколько народа. Да, большой вопрос — рискнет Ленчик приехать или не рискнет?

Ну пусть не рискнет — но что ему остается делать тогда? Опять ждать неизвестно чего? Нечего ему ждать. Запрашивать подмогу из Нью-Йорка? Так вроде больше не должно быть у него людей, а было бы больше, он бы их всех с собой привез, уже потеряв троих в конце января и зная, что здесь опасно. И вправду — что ему остается делать? Глупо спрашивать себя, что бы сделал на его месте ты или Кореец — слишком разные персонажи. Ты бы, я уверена, не поехал, и Кореец тоже — без разведки ехать в стопроцентную ловушку бессмысленно. А вот что я бы сделала? Я бы, может, и приехала — и послала бы вперед Виктора, как наиболее безобидного, а сама наблюдала бы со стороны, пытаясь увидеть, где засада и сколько в ней людей. Да нет, Виктор ему нужен, через него должны пойти деньги, которые я якобы должна отдать — неужели он все еще в это верит, придурок? — и потому им нельзя рисковать: Ленчику без Виктора эти миллионы не нужны, он с ними ничего сделать не сможет, если только нет у него других бизнесменов.