Теорема сводных - Вероника Фокс

чтобы не расплакаться.

— Мы поедем первыми, — говорю я и тащу Марию-Лу к машине, на которой она приехала. Лу нервно сглатывает. Я перехожу на бег и практически на ходу запрыгиваю в машину. Лу следует моему примеру. Пока подруга заводит мотор, я пристегиваюсь.

— Откуда ты узнала, что Тео в больнице? — спрашиваю у нее и слышу, как мой голос дрожит.

— Мне позвонил Ганс, — говорит та и срывается с места. Я провожаю взглядом расстроенную маму и Вольфганга, который пулей вылетает из дома.

— Как Ганс?

— Он не мог дозвониться до Вольфганга. Скорее всего, его телефон был разряжен, а твой он не знает. Поэтому и позвонил мне.

— Как? Как получилось, что Тео в больнице?

Мария-Луиза крепче взялась за руль.

— Я толком не поняла, он достаточно сумбурно объяснял и вечно ругался, — выдохнула из себя подруга, стараясь тоже успокоиться. — Всё, что я поняла, так это то, что Ганс нашел Тео на шоссе рядом с мотоциклом. И отвез в больницу.

— Господи… — взвыла я, чувствуя, как одинокая слеза скатывается по щеке. Мне уже было все равно, что сказал мне Тео в ссоре. Сейчас мне было важно знать, что он жив.

— Он в реанимации? В палате? Ганс что-то еще сказал? — тараторю я, понимая, что от адреналина сводит скулы и немеет кончик языка.

— Я сама не поняла, где-то именно. Я звонила тебе, но ты не подняла трубку… Что произошло между вами?

Мария-Лу встала на светофоре. Я отвела взгляд от подруги, смотря в зеркало бокового вида.

— Есть причины…

— Понятно… Не хочешь об этом сейчас говорить?

Я легонько качаю головой.

Мария-Лу берет меня за руку и легонько сжимает ее.

— Я уверена, что всё будет хорошо.

Я пытаюсь сдержать слезы, но не в силах этого сделать. Начинаю хныкать прямо в салоне машины. Отчаянно. Громко. Мария-Лу сильнее сжимает руку, но светофор показывает зеленый, и подруге приходится взяться за управление машины.

— Тео и не из такого дерьма выкарабкивался! — пытается приободрить меня подруга, но все ее слова проходят эхом мимо меня.

Мое сердце болит за Тео. За его здоровье. А если что-то серьезное? А если он себе сломал что-то? Боже… Я не вынесу этого!

Оставшуюся часть дороги мы ехали молча. Подруга не находила правильные слова, а мне не хотелось говорить. Как только Мария-Лу припарковывает машину, я быстро отстегиваю ремень безопасности и выбегаю из машины.

— Лия! — окликает меня подруга, но я уже бегу к дверям больницы. Толкнув их вперед, я вбегаю. Белый свет слепит глаза… Всё тут выглядит стерильно. Даже слишком.

Подбегаю к стойке информации, за которой стоят две медсестры.

— Hallo! — говорю я, и на меня обращают внимание. — К вам сегодня поступил Теодор Гюнтер, может быть, час назад, — тараторю я на немецком. — Где он сейчас?

Девушка говорит о том, чтобы я не волновалась, и всё проверит. Но ее голос какой-то отдаленный. Я всё сильнее слышу шум в ушах, нежели четкие слова людей. Пытаясь отдышаться, я оглядываюсь по сторонам. Ко мне уже подбегает Мария-Лу.

— Ну что?

— Ищут…

— Да, сегодня поступал к нам Теодор Гюнтер, а вы кто ему?

— Я его невеста, — нагло вру я. — Его невеста, да.

Полная девушка, которая со мной общается, в розовой медицинской форме заостряет на мне свои холодные карие глаза.

— Он в реанимации, — говорит та, а я чувствую, как мои ноги подкашиваются.

— Как в реанимации? — спрашиваю я, ощущая, как слезы стекают по моим щекам. Мария-Лу пытается помять мне плечи, чтобы я расслабилась, но я не чувствую какого-то расслабления. Только саднящую боль в груди. — Что с ним?

— У него сильное сотрясение, осколочные ранения на лице и повреждена рука.

Все становится как в тумане. Я уже не вижу людей. Не слышу их голоса. Все становится приглушенным, словно меня поместили в вакуум. Я слышу, как стучит мое сердце.

Тук.

Срываюсь с места налево, практически расталкивая людей.

Тук.

Открываю дверь, которая ведет в больничное крыло.

Тук.

Бегу по белому коридору к лифту, слабо пытаясь ориентироваться по указателям.

Тук.

Едва ли не переворачиваю тележку с белыми полотенцами, одноразовыми приборами и чем-то еще, которую везет медсестра. Кажется, я что-то машинально ей отвечаю и бегу дальше.

Все такое замедленное… Словно меня тут нет. Будто я немой зритель…

Останавливаюсь в конце коридора и смотрю на указатели. Реанимация — четвертый этаж. Оборачиваюсь и вижу, что за мной бежит Мария-Лу, мама и Вольфганг.

Тук…

Срываюсь с места и бегу к пожарной лестнице, толкаю тяжелую дверь и через ступеньку поднимаюсь на четвертый этаж. Становится сложнее дышать. Воздуха практически не хватает в легких…

Добравшись до нужного этажа, я врываюсь в белый коридор и вновь пытаюсь сообразить, куда мне идти дальше. Наверное, было бы разумнее подождать всех и искать зону ожидания, потому что вряд ли нас пустят в палату. Но я не могу… Мне кажется, что каждая секунда сейчас на счету.

Бегу просто вперед. Наверняка там, в следующем холле, есть ресепшен. Добежав до него, я останавливаюсь. Слева около автомата с кофе сидит Ганс. Он поднимается при виде меня. Его белая футболка в крови. Руки в крови… Мое сердце пропускает один удар.

— Что с Теодором? — спрашиваю я со злостью, запыхавшись.

— Он в реанимации, — спокойно отвечает он.

Я оглядываю вновь Ганса с ног до головы. Он выглядит обеспокоенным. На нем кожаная куртка, узкие джинсы. И окровавленная футболка.

— Что произошло? — подхожу к нему, сложив руки на груди.

Ганс нервно сглатывает.

— Для начала: привет.

— Привет, — на автомате говорю я.

— Я не знаю, что произошло с Теодором. Я нашел его на шоссе… Без сознания, лежащим на мокром асфальте. Позади слышатся голоса. Мария-Лу, мама и Вольфганг равняются со мной, и отец Тео делает два шага вперед. Хочет пожать руку Гансу, но видит его окровавленные руки. Мария-Лу вздрагивает.

— Расскажи все, что ты знаешь, — требует Вольфганг. — Пожалуйста…

Ганс переминался с ноги на ногу. Он опустил глаза в пол, тяжело выдохнул из себя и, подняв глаза вновь, произнес:

— Я тут ни при чем!

— Мы тебе верим, — по-доброму сказал Вольфганг. — Мы верим. Просто расскажи, что произошло.

— Я ехал домой из пригорода, — начал говорить Ганс. — Ехал себе и слушал музыку. Это было на шоссе около городского кладбища.

Мое сердце пропустило один удар. Чем четче Ганнс говорил слова, тем сильнее ощущала дрожь в коленях от страха, который заполнял меня всю.

— На повороте, который ведет уже на основную дорогу к городу, я услышал резкий звук, похожий на тормоза шин. Но не придал