Минни (СИ) - Соловьева Екатерина

— Надеюсь, вы согласитесь на симпатичные мантии? Или красивую униформу?

И тут же в ужасе вскрикнула:

— Юна! Ты что, детей одних оставила?!

— С ними мастер Люциус. Он сказал…

Но Гермиона уже трансгрессировала в детскую.

Ричард и Вивиан сидели в мягком круглом бассейне, наполненном разноцветными шариками, и с любопытством наблюдали, как несколько из них крутятся у них над головами. Приглядевшись, Гермиона с изумлением поняла, что шарики ещё и меняют цвет, и, это, похоже, проделывала Ви, а пытался управлять ими Рик.

— Посмотри, — с гордостью сказал Люциус, — первый всплеск стихийной магии!

Один из шариков вдруг резко сменил траекторию и с оглушительным звоном разбитого стекла вылетел в окно. Гермиона торопливо взмахнула палочкой, склеивая осколки.

— Ох, похоже, теперь придётся всё вокруг чинить…

Она только теперь заметила, как смотрит на неё жених и смущённо закусила губу. Он и сам во фраке кофейного оттенка выглядел сногсшибательно. И белая прядь на щеке, выбившаяся из хвоста, стянутого золотистой лентой, только добавляла шика.

— Я думала, Юна ещё не одела детей, а вы все, оказывается, уже готовы…

Люциус взмахнул палочкой, невербально ставя щит на окно, и со вздохом проговорил:

— Северус просил передать тебе свои поздравления.

— Почему же он не может сделать это лично? — удивилась Гермиона. — Я сейчас поднимусь к тебе в кабинет.

Люциус подошёл к Ричарду и расправил бабочку, пришитую к льняной сорочке. И принялся рассказывать о вчерашнем разговоре с портретом погибшего зельевара.

— Тебя можно поздравить, — уголки губ Северуса приподнялись. — Ты всё-таки последовал моему совету.

— И бесконечно благодарен тебе за него.

— Грязна, чиста ли её кровь, тебе подскажет лишь любовь.

— Да ты поэт, Северус!

Снейп меланхолично пожал плечами.

— После смерти всё видится в ином свете… К тому же, как оказалось, слухи о фанатизме Салазара Слизерина касательно чистоты крови сильно преувеличены.

Он поднял нарисованный кубок с вином и отпил.

— Поздравляю! Надеюсь, ты исполнишь моё последнее желание.

— Какое же? — Люциус напрягся.

— Уничтожь мой портрет.

— Но, Северус…

— Я устал, — звучно заговорил Снейп, тряхнув смоляными волосами. — Я хочу покоя, свободы. На этом свете я сделал всё, что мог. Все мои долги отданы. Я хочу к Лили.

— А если и на том свете она останется с Поттером?

— Нет, — Северус улыбнулся, и улыбка эта была такой непривычной для него: тёплой, уверенной. — В моём раю она замужем за мной. У нас двое детей и домик с красивым садом на берегу реки…

Гермиона едва сдержала слёзы.

— Ох… Люциус! Он ведь действительно сделал больше, чем возможно… а ещё обучил Гарри! Но как же его жаль…

Малфой посадил на одну руку Ричарда, на другую Вивиан и прижался к своей невесте, приобнимая кончиками пальцев.

— Думаю, нам стоит порадоваться за него. Там он будет счастлив. У него будет семья. Совсем как у нас. Идём встречать гостей!

Первой прибыла Минерва МакГонагалл. Гермиона знала, что традиционный букет, замороженный чарами, ждёт её в тени террасы, в вазе. Но когда директор преподнесла ей белые розы, изящно перевязанные золотой лентой, она не смогла отказаться.

— Возьми, девочка моя. Я растила их с любовью, как и тебя. Пусть они принесут тебе счастье. Видит Мерлин, ты его заслужила.

Гости постепенно заполняли парк, украшенный гирляндами белых орхидей. Воздух благоухал цветами, источающими ароматы сладковатой свежести, напоминающими о скошенной траве и прохладе горного родника.

Гермиона с некоторым волнением наблюдала за Драко, рядом с которым стоял Блейз Забини и, резко жестикулируя, что-то настойчиво объяснял. К счастью, спустя пару минут прибыли Гарри и Джинни вместе с маленьким Джеймсом, Джордж, Невилл и Луна. Затем Кингсли вместе с группой работников Министерства Магии.

К алтарю Гермиону вёл Гарри. Минуя арки, украшенные кустовыми розами, он тихо говорил:

— Спасибо тебе, Гермиона. Если бы не ты, мы бы сейчас здесь не стояли. Ты столько раз спасала мне жизнь… И в Годриковой впадине, и в Австралии… И я догадываюсь, только благодаря тебе Малфои встали на нашу сторону…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она крепче сжала ткань его пиджака на сгибе локтя.

— Ты их недооцениваешь, Гарри. С ними нелегко, но они… необыкновенные.

Они шли между рядами, провожаемые взглядами волшебников и лёгкой музыкой кельтской арфы. У самого алтаря, где ждал Люциус и Кингсли, они остановились. Гермиона кусала губы и смотрела на острые носки своих туфель, не решаясь подняться на ступеньку.

Гарри взял её руки в свои и с улыбкой сказал:

— Я знаю, о чём ты думаешь. Вернее, о ком. На нашей с Джинни свадьбе я тоже жалел, что мои родители погибли и не могут порадоваться за нас… Поверь, они всегда рядом с нами, здесь, в самом сердце! Я уверен, они бы гордились тобой!

Гермиона смахнула слезу и улыбнулась.

— Спасибо тебе, Гарри!

Она подошла к жениху и встала рядом, чувствуя, как бешено бьётся сердце и потеют ладони.

Гермиону потряхивало. Всё-таки это была её первая свадьба. От волнения она почти не слышала слов Кингсли, только оглушительный стук сердца и стрёкот цикад, а в момент принесения супружеской клятвы едва выдавила из себя нужные слова.

И очнулась от оцепенения, только когда Люциус пальцами приподнял её подбородок.

Лёгкая усмешка тронула его тонкие губы.

— Горюешь, малышка?

Их взгляды встретились, и Гермиона улыбнулась этой подначке. Эти слова он говорил в их первую ночь.

— Нет, дорогой. Пожалуй, нет.

Их поцелуй был нежным и медленным, но теперь Гермиона отвечала Люциусу со всем пылом, тесно прильнув к нему, а он крепко обнимал её.

А потом они танцевали, совсем как тогда, на свадьбе Гарри и Джинни, и теперь ничто не омрачало этот вальс. Гермиона вдыхала любимый запах, который источала кожа и белоснежная сорочка мужа.

«Pas-de-Calais», аромат с нотками имбиря и кориандра, когда-то вскруживший ей голову. Па-де-Кале, холодный пролив, разделивший душу надвое и едва не стоивший ей жизни. Но объединивший их в горе и счастье.

— Хочешь знать, когда я в первый раз нашла тебя привлекательным? — лукаво спросила она.

— Когда же? — Люциус с любопытством выгнул бровь.

Гермиона встала на цыпочки и шепнула ему на ухо:

— Я тогда мыла тебе волосы. А ты улыбнулся.

— Если так, я готов улыбаться всегда!

Гермиона внутренне сжалась, когда к ним подошёл Драко. Он вежливо поздравил их и, нажимая пальцем на пуговицу рукава, неожиданно спросил:

— Я украду твою невесту, папа?

Люциус наградил его таким уничтожающим взглядом, что Драко только кисло улыбнулся.

— Отец… Это образное выражение. У меня к Гермионе деловое предложение.

— Если она не против, Драко. И помни наш вчерашний разговор. Гермиона?

Она кивнула и последовала за Драко. Они дошли до старого тиса, увитого вьюном с белыми дудочками цветов, и остановились.

Гермиона наблюдала за своим пасынком с опаской и любопытством. Что-то произошло с ним за это время. Драко определённо изменился. Исчезла из взгляда самоуверенность, а на дне серых глаз затаилась глубокая печаль.

Он всё никак не мог начать разговор, скользя взглядом по её фигуре, и Гермиона спросила первой:

— Значит, газеты не врут? Ты что же, развёлся?

— Да. Ты и сама знаешь, что эта женитьба была ошибкой.

— Твой отец думал, Астория поможет тебе всё забыть.

Драко горько усмехнулся.

— Он жестоко ошибся. Гермиона… Я знаю, что мой поступок… непростителен. И ты никогда не позволишь быть с тобой. Я знаю это… Поэтому хочу купить твоё кафе.

— Что? — удивилась она. Это было неожиданно. — Зачем?

— Я прекрасно знаю тебя, Гермиона. Это — не твоё. Ты — птица высокого полёта. Тебе нужно в Министерстве работать.

Гермиона молчала, не зная, что и ответить. Она принялась теребить край кружевной перчатки, обдумывая неожиданное предложение.