Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мои собачьи обязанности входит: выводить хозяина на прогулку подышать свежим воздухом два-три раза в день. Пока он дышит, я успеваю провернуть свои собачьи делишки и даже слегка поухаживать за дамами — есть тут в нашем дворе одна юная эрдель-терьерочка, очень милая особа, мы с ней наперегонки носимся по двору, делаем вид, что кусаемся, — в общем, флиртуем!
Кроме всего перечисленного я должен лежать под столом, когда хозяин сочиняет свои произведения.
Я обязан при этом лежать спокойно, неподвижно, положив морду на передние лапы. Нельзя ни вздыхать громко, ни чесаться, ни скулить — ни-ни! Это отвлекает хозяина от его важных сочинительских мыслей. А по-пробуйте-ка лежать неподвижно, когда вас кусает блоха, которой наплевать и на меня, и на моего хозяина, и на его важные мысли! Мне безумно хочется в это время рычать и ожесточенно чесаться, но я сдерживаюсь и терплю.
Не думайте обо мне плохо — я чистоплотная собака, хозяйка часто моет меня в ванной и даже не жалеет для «нашей собачки» какое-то свое отвратительное, вонючее снадобье, которое она называет заграничным шампунем. Но ведь блохи поразительно живучие твари, их никаким шампунем не проймешь. Я даже заметил, что после шампуня они прыгают и кусаются еще резвее, — наверное, он им нравится так же, как людям нравится, например, их ужасное питье — водка.
Как радостно зато бывает, когда хозяин наконец встанет из-за стола и, потянувшись, скажет:
— Ну, на сегодня все. Глава окончена. Кай Юлий, готовься, сейчас пойдем дышать свежим воздухом!
Я громко лаю и даже повизгиваю от счастья, бегая по комнате, прыгаю на хозяина, а он отмахивается от меня и кричит: «Цезарь, не безумствуй!» Потом он берет меня на поводок, и я веду его дышать свежим воздухом.
У меня есть еще одна обязанность — развлекать гостей, которые иногда приходят к хозяину и хозяйке. Обычно я исполняю свой номер за ужином. Хозяин берет со стола сырную корку — я сижу тут же, подле его стула (он знает, что я обожаю сырные корки), и говорит мне:
— Цезарь, Кррытик пришел!
Я начинаю рычать и злиться.
— Кррытик! Кррытик! — повторяет хозяин.
Я лаю во все горло, рычу и скалю зубы.
Все за столом хохочут, и я наконец получаю от хозяина свою сырную корочку.
Номер, в сущности, простой, люди говорят, что такие фокусы построены на условном рефлексе. Я не знаю, что такое условный рефлекс, но зато я хорошо знаю, что такое сырная корка или, допустим, кусочек сахара!
Из-за этого номера и произошла та неприятная история, о которой я хочу вам рассказать.
Однажды вечером я вывел хозяина во двор. Здесь он отстегнул поводок от моего ошейника и стал дышать, разгуливая по двору, а я побежал по своим делам. Когда я вернулся, хозяин стоял подле уличного фонаря и разговаривал с другим писателем. Я его знаю, в одной квартире с ним живет кот по имени Сладкоежкин — крупное, злобное и, надо ему отдать справедливость, храброе создание. Он не убегает от нас, от собак, а вступает с нами в драку и, ловко действуя лапами, вооруженными острыми когтями, нередко заставляет нас отступать.
Хозяин и другой писатель говорили о третьем человеке, который ходил по двору и тоже дышал свежим воздухом. Он не из нашего дома — худой, длинный, на носу стекла.
— Этот тип, — сказал мой хозяин хозяину кота Сладкоежкина, показав глазами на длинного, — меня недавно здорово облаял. Читал?
— Читал! — отозвался хозяин кота Сладкоежкина. — Он и меня в свое время тоже облаял. Он всех облаивает!
— Вот уж действительно Кррытик! — сказал мой хозяин.
— Настоящий Кррытик! — сказал хозяин кота Сладкоежкина
Я не могу слышать это слово! Я начал волноваться, злиться и зарычал. А они продолжали перебрасываться словом «кррытик», не обращая на меня внимания. Кровь бросилась мне в голову. Не помня себя, я подбежал сзади к длинному и цапнул его за ногу — совершил свой первый и, видимо, последний укус в жизни. Боже, как он кричал, он даже не кричал, а верещал на всю улицу, хотя я, как выяснилось потом, лишь порвал ему то нелепое сооружение, которое люди — мужчины и женщины — натягивают на свои задние лапы и которое называют штанами или, еще смешнее, брюками!
Хозяин подошел к верещавшему Кррытику и робко, как бы виляя хвостом, стал извиняться за меня.
— Не сваливайте на собаку! — продолжал верещать Кррытик — Я все про вас знаю! Вы ее натравили на меня… Вы вообще не признаете никакой критики… Я подам заявление… Вас обсудят на бюро!
Так он кричал, а хозяин вдруг взял меня за ошейник и несколько раз стеганул поводком по заду.
— Вот тебе, негодный пес! — приговаривал при этом хозяин. — Надо уважать критику, уважать! А ты что делаешь?!
Мне было не очень больно, но очень обидно. Нехорошо, когда хозяин бьет свою собаку при посторонних, тем более при таком типе, как этот Кррытик!..
Тот, однако, заявления на хозяина не подал, история эта стала забываться.
Но однажды у нас снова собрались гости. Сели ужинать. Хозяин взял со стола сырную корку и сказал мне:
— Цезарь, Кррытик пришел! Кррытик!..
Но я не зарычал и не оскалился, а — сам не знаю почему — поджал хвост и залез под диван.
Все за столом засмеялись. И тут хозяин рассказал о том, как я порвал штаны Кррытику во дворе и получил за это от него трепку. За столом снова стали смеяться и опять заговорили об условных рефлексах.
Хозяин позвал меня, я вылез из-под дивана и получил свою сырную корочку, по словам хозяина — «для закрепления условного рефлекса».
И тогда один из гостей поднял свою рюмку с водкой и сказал:
— Предлагаю выпить за настоящую критику Не за такую, на которую хочется бросаться и рвать у нее штаны, и тем более не за такую, от которой надо прятаться под диваны!
Все опять засмеялись и выпили.
…Жизнь наша идет по-прежнему. Хозяин сочиняет, а я лежу под столом. Потом мы идем дышать свежим воздухом. Я давно уже простил хозяину ту порку, которую он мне задал тогда во дворе. Ведь я люблю его, он — мой Хозяин. Лучший собачий Хозяин на свете. Я даже думаю, что он тот настоящий Человек, про которого можно сказать, что он — друг Собаки.
ЖИЛИ-БЫЛИ
(Сказка для детей младшего возраста — от 50 до 80 лет)
Жили-были два друга — Иван Степанович Оловянников и Степан Иванович Подстаканников. Работали они в редакции одного ведомственного журнала, скорее даже журнальчика узкого специального профиля, и очень любили сражаться в шахматы. Само собой разумеется, в служебное время.
Придут утром на работу, запрутся в кабинете Оловянникова (он занимал в редакции более видный пост, чем Подстаканников, и сидел в отдельной комнате) и играют час, два. Если в дверь кто постучит из сотрудников, Оловянников начальственным баритоном скажет:
— У меня сидит Подстаканников, обсуждаем проблематику ближайших номеров. Приходите через час!
Играл так Иван Степанович Оловянников, играл и наконец доигрался. Его заметили и выдвинули. Он был назначен на довольно высокий пост, а Подстаканников остался на своей журнальной мели, и к тому же без партнера, поскольку других любителей шахмат в редакции журнальчика не было.
Однажды жена Подстаканникова, женщина сметливая и практичная, сказала мужу:
— Степа, сходил бы ты как-нибудь к Оловянникову, — смотри какой шишкой он стал!
— Зачем я к нему пойду? Не сядем же мы с ним за шахматную доску в его теперешнем кабинете?
— Просто так зайди — напомнить о себе.
— Опять-таки — зачем? Если бы он меня помнил, он бы сам меня позвал.
— Скорее рак художественно свистнет, чем такой ферзь, как Оловянников, вспомнит о такой пешке, как ты. Иди, Подстаканничек, не заставляй меня кричать на тебя.
— Ну хорошо, пойду, напомню, а дальше что?
— А дальше… вдруг он возьмет тебя в свое ведомство и назначит на хорошую должность с хорошим окладом' Господи, считаешь себя чуть ли не международным гроссмейстером, а не можешь на два хода вперед рассчитать простейшую жизненную комбинацию!
Грызла так мадам Подстаканникова своего супруга и догрызла в конце концов — пошел ее Подстаканничек к старому дружку и партнеру в его учреждение — напомнить о себе.
Секретарша доложила о нем товарищу И. С. Оловянникову, и товарищ С. И. Подстаканников был тут же принят. Он вошел в солидный кабинет, где за солидным столом сидел солидный, несколько обрюзгший и чуть постаревший Оловянников.
— Здравствуй, Ваня! — довольно робко, но с чувством произнес с порога Подстаканников.
— Здравствуй… те, Степа… Иванович! — ответил Оловянников и хорошо отрепетированным приветливым жестом показал посетителю на кожаное кресло, стоявшее подле его письменного стола.
Подстаканников сел.
Бывшие партнеры помолчали, с некоторым внутренним напряжением рассматривая друг друга. Наконец Подстаканников выдавил из себя:
- В Греческом зале - Михаил Жванецкий - Юмористическая проза
- Веселый мудрец. Юмористические повести - Борис Привалов - Юмористическая проза
- Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям - Михаил Башкиров - Юмористическая проза
- Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев - Детектив / Детские приключения / Юмористическая проза
- Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов - Юмористическая проза
- Рыбацкие байки - Мирсай Амир - Юмористическая проза
- Собрание сочинений. Том второй - Ярослав Гашек - Юмористическая проза
- Искусство стареть (сборник) - Игорь Губерман - Юмористическая проза
- Повесть о Ходже Насреддине - Леонид Васильевич Соловьев - Исторические приключения / Юмористическая проза
- Плохие кошки - Марта Кетро - Юмористическая проза