Легенды Гарсариона: Искра (СИ) - Тайлер Калхун

десятки тысяч раз, он это хорошо понимал.

Содрогания плача постепенно прекратились, и тесть поднял опухшие и красные глаза на Делана, думал что сказать. Его выражение лица менялось от ненависти до сочувствия в миг. Парень ничего не нашёл лучше, чем просто стать перед Эрмиром на колени и опустить голову. Так он просидел несколько минут.

— Поднимись, — приказал Эрмир, парень поднялся. Он смотрел в его глаза пронизывающим тяжелым взглядом, но Делан не мог позволить себе отвести взгляд. Он обязан был выдержать все, чувствовал это. — Я мог бы сейчас говорить, что все произошедшее твоя вина. Но это не так. Это позиция слабого человека, искать виновного, вместо того, чтобы принять все как есть. Если на то пошло, то вина целиком на мне…

— Это не так… — закачал головой Делан.

— Не перебивай, — сказал сурово Эрмир и парень замолк. — Сейчас нам остаётся только одно — принять все как есть. Мы не в силах возвращать мертвых к жизни. Кроме того, теперь нам нужно разгребать то, что случилось накануне. Я говорю про тебя, Делан.

— И что мне сделать? — взъерепенился парень. Он хотел обойти эту тему. — Я не отдавал себе отчёт, и сожалею о том, что сделал. Сейчас лучше всего — забрать Илиену, всех наших и убраться подальше.

— Сбежать? — удивился Эрмир.

— Конечно. Да, я совершил эту глупость, сам не понимаю как, просто… просто вырвалось, я не знаю, никогда я так не поступал. И… не хочу нести ответственность, не хочу, чтобы кто-то нёс ее из-за меня. Оставить все как есть и уйти. В чем проблема?

— Оставить все как есть? — вкрадчиво произнёс тесть. — Вот так? — Он указал на Илиену. — Оставить Алсогон и дальше страдать от Жатв? Предать людей Дарона на казнь? Просто сбежать?

— Д… да. Я простой крестьянин из захолустья, а не какой-то там герой, Эрмир. Меня не особо то волновало то, что происходило за пределами Алекорна, и не хочу, чтобы волновало. И никак не пойму, почему тебя стал волновать Алсогон.

Эрмир поднялся, упёрся в Делана взглядом снизу вверх, но все равно ощущалось его превосходство.

— Это касается не только тебя или меня, или Алсогона или кого-то ещё. Сломив их здесь, мы можем сломить их везде. Увидев это, за оружие возьмётся и Росогон…

— Неужели ты не знаешь, сколько солдат у таллийцев⁈ — повысил голос Далан. — Сотни тысяч!

— В половину меньше, можешь мне поверить.

— Да… ты… всего лишь пятьдесят тысяч? А сколько нас⁈ Десять? Двадцать⁈ Мы погибнем!

— Уже все сделано, Делан! Ты уже поднял мятеж, убив эпарха своими руками! Но ты погибнешь раньше, чем тебя настигнет меч Талла, если бежишь. Эти люди снаружи целую ночь и весь день скандируют твоё имя, они последовали за тобой на стены, они перебили и изгнали из Дарона весь таллийский гарнизон, они проливали за тебя кровь, Далан! Они умирали за тебя! Потому что поверили в тебя! Если ты их бросишь, ты умрешь. Пусть ты проживёшь потом целую жизнь, но ты каждый божий день будешь жалеть, что бежал тогда, решил прожить жизнь труса, а не умереть с мечом в руках, во имя мести за свою любовь, во имя свободы своего народа!

— Кто я по твоему⁈ Герой-освободитель⁈ Нет, Эрмир, я никто! И этот глупый мятеж захлебнётся, как и сотни других!

— Демоны тебя подери, Далан! — рявкнул Эрмир. — Ты поднял нас на этот поход, ты поднял бунт, это все сделал ты! Это все сделал ты! Я никогда не поверю, что сейчас передо мной стоит хнычущий трус! Потому что я своими глазами видел то, что ты делал. Эти люди поверили в тебя, я поверил в тебя! Ты не считаешь себя героем? Не считай, но ты им являешься, для всех тех, кто снаружи. Посмотри на мою дочь, это не прекратится, до тех пор, пока ты это не остановишь! Боги выбрали тебя, чтобы ты совершил это дело, и моя дочь умерла ради этого, и я не дам тебе сбежать. Ты возглавишь нас, поведёшь в бой и все мы либо умрем, либо победим. И пусть боги будут мне свидетелями, я умру за тебя, Делан, за свободу и за месть!

Парень опешил. Повисло молчание, нарушаемое лишь частым дыханием спорящих.

Делан взглянул на Илиену. Где-то внутри вновь проснулась та искра, которую затушил страх. Жажда мести. Душащая, голодная, как дикий волк.

— Я… я не знаю, что мне делать.

— Для этого у тебя есть я и твои друзья.

Делан глубоко вздохнул, посмотрел Эрмиру в глаза и увидел твёрдую решимость. Именно ее не хватало парню сейчас. Но каким-то образом, до сих пор, именно его решимость привела к такому исходу. И все же тесть был прав, они должны были встать против Талла, потому что иначе уже быть не может. Своими действиями Делан уже перешёл черту, он уже мёртв, могила была только вопросом времени.

— Я бы хотел похоронить ее, — прошептал он. — Сперва. Я думаю, что лучше начать с этого. В Алекорне, на поляне Аленона, где и встретил ее…

— Нет, — Эрмир отвёл взгляд и направился к двери.

— Что? Почему?

— Ты нужен людям здесь.

— Да хрена лысого…

— Ты нужен людям здесь. Собери их, возглавь, они верят сейчас в тебя. Не в меня, ни в Войцека и Герина. В тебя. Если ты уйдёшь сейчас, то потом ты уже ничего не сделаешь.

— Похороны займут неделю-другую…

— К этому времени здесь будет гарнизон таллийцев, люди не дадут им отпор, и больше тебе скажу — выдадут тебя с потрохами. Останься, я похор… сделаю, все, что нужно… и привезу твою матушку.

— Зачем? — вновь взъерепенился Делан.

— Для ее же безопасности. Думаешь, как только Талл узнает кто ты и откуда, они не прийдут в Алекорн?

Только теперь до парня дошло, какой опасности он подверг собственную деревню и родную мать.

— Они же выжгут там все…

— Я расскажу им все. Соберу тебе людей, если смогу. Положись на меня. А здесь вся работа будет на тебе. Проси помощи у Берегора, он хороший человек, Войцек и Герин тебя поддержат. Главное, — Эрмир положил руки на плечи парня, — не смей сдаваться. Мы отомстим таллийцам, да так, что они это запомнят надолго.

— Да, отомстим.

Эрмир забрал Илиену и уехал к вечеру. Ему выделили лошадь и повозку. Так же он забрал с собой тела Алтеда, Орнуэра и Ренвера, который погиб в бою в первую ночь их налёта, которую местные уже окрестили Колокольной ночью.

Делан остался в Дароне, и впервые увидел к себе столько внимания. Как только он появлялся из захваченной крепости, люди с криками и свистом приветствовали его. Его прозвали