Сто суток войны - Константин Симонов

Термин «Бобруйское направление», появившись 1-го, продержался в сообщениях Информбюро до 19 июля, когда немцы на этом участке фронта уже достигли передовыми частями Ельни, то есть прошли от — Бобруйска на восток больше трехсот километров по прямой.

Что касается армейских и фронтовых сводок, то происходившие на Бобруйском направлении события с самого начала излагались, в общем, точно, если учесть некоторые пробелы, связанные с обрывами связи и недостаточной информацией.

В «Журнале боевых действий войск Западного фронта» слово «Бобруйск» упоминается впервые 26 июня: «4-я армия продолжала отходить на Бобруйск». В связи с получением этих данных, видимо, и приняли решение — сам штаб фронта, уже направившийся было в район Бобруйска, на ходу передислоцировать в Могилев.

Следующее упоминание о Бобруйске в «Журнале» появляется 28 июня: «Противник, развивая наступление передовыми подвижными частями… на левом фланге овладел Бобруйском и готовил форсирование Березины».

В «Журнале» приводится сводка штаба 4-й армии: «4-я армия, отойдя за реку Березина, организовала оборону по ее восточному берегу… При поддержке бомбардировочной авиации в 14.00 противник пытался форсировать р. Березина… Благодаря противодействию нашей авиации форсирование Березины противнику не удалось. Сводный отряд… под командованием командира 47-го стрелкового корпуса успешно отражал попытки противника форсировать Березину в районе Бобруйск».

Что представлял из себя этот сводный отряд, которому была поставлена задача не допустить переправы немецких танковых частей через Березину, дает представление донесение его командира генерала Поветкина. Вечером 28 июня отряд состоял из сводного полка — 900 человек, автотракторного училища — 440 человек, 246-го стрелкового батальона — 300 человек, 273-го батальона связи — 300 человек и 21-го дорожно-эксплуатационного полка — 800 человек. А всего около двух с половиной тысяч человек из пяти разрозненных частей. Кстати сказать, сам генерал Поветкин, дважды раненный и контуженный в бою еще 29 июня, продолжал командовать сводным отрядом до конца его действий — до 3 июля.

О дальнейших событиях, происходивших 30 июня, дают представление оперативные сводки и «Журнал боевых действий 4-й армии» за 30 июня и 1 июля. В сводке за 30 июня говорится, что ночью с 29-го на 30-е немцам не удалось переправиться через Березину, их попытки переправиться были отбиты.

Утром 30-го немцы продолжают попытки форсировать Березину, и в 8 часов утра их первые три танка оказываются на этом берегу. С 10 утра до 11.30 немцы бомбят наш сводный отряд и обстреливают его огнем артиллерии.

Дальше в «Журнале боевых действий 4-й армии» появляются драматические слова: «Нечем поддерживать пехоту. Осталось три противотанковых орудия ПТО и две 76-мм пушки. Части сводного отряда начали отход».

После этого рассказывается о том, как командующий 4-й армией генерал-майор Коробков, выбросив на помощь отряду один батальон 42-й стрелковой дивизии, сам с группой командиров выехал на передовую.

Дальше в «Журнале» записано, что под руководством командарма был организован сводный батальон из отходящих людей, расставлены противотанковые орудия и приостановлено отступление.

В 7 часов вечера, как указывается в «Журнале», атака противника была отбита на рубеже реки Ола.

В записи за 1 июля дополнительно указывается, что немецкие танки 30 июня повели наступление, но уже на этом берегу Березины. Сначала потеснили сводный отряд, а потом, к 8 часам вечера, окружили его.

«4-я армия. В течение дня части отражали попытки противника форсировать реку Березина у Бобруйска. В 4.00 противник, наведя понтонные переправы, переправил на восточный берег до 18 танков. Попытка переправить вслед за танками пехоту утром была отбита. После ожесточенного боя к 19.30 30 июня противнику удалось переправить до 93 танков и бронемашин и несколько десятков мотоциклистов. Большое количество переправившихся танков направилось в северном направлении на Могилев». Так выглядел этот же день — 30 июня — в «Журнале боевых действий войск Западного фронта».

О входившем в сводный отряд Бобруйском тракторном училище (которое я в записках по ошибке назвал «танковым») упоминается в том же донесении политуправления Западного фронта в Москву, в котором впервые сообщается о подвиге Гастелло. В нем говорится, что курсанты училища ведут разведку в уже захваченном немцами Бобруйске, и о том, как в одной из этих разведок курсант Иванов, получив во время разведки четыре ранения, истекая кровью, все-таки переплыл обратно реку и доложил полученные им данные. Об училище сказано, что за 29 июня оно отбило шесть атак противника.

В некоторых документах, между прочим, упоминается, что какая-то часть немецких танков форсировала Березину под водой. Отрывочные сведения об этом я читал и в других документах, относящихся к другим неожиданным переправам немцев.

Березину форсировал 24-й немецкий танковый корпус. В авангарде его шла 3-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Модели.

По отчетной карте немецкого генштаба, на которой нанесена утренняя обстановка 30 июня 1941 года, видно, что 3-я дивизия Моделя, к этому времени переправившись через Березину у Бобруйска и перехватив перекрестки трех шоссе — на Могилев, Рогачев и Жлобин, — двигалась к реке Ола.

Три года спустя, 28 июня 1944 года, именно этот генерал Модель, уже в чине фельдмаршала, вновь прибыл в этот же район, сменив на посту командующего группой армий «Центр» фельдмаршала Буша.

В той главе своей истории войны, которая называется «Крах немецкой группы армий „Центр“», Типпельскирх повествует о событиях, происходивших ровно через три года в этих же самых местах, когда главные силы 9-й германской армии были окружены как раз в районе Бобруйска.

Но до всего этого тогда, 30 июня 1941 года, было еще безмерно далеко, и в трагическом положении находились не немцы, а мы.

Из документов за 30 июня 1941 года общая картина происходившего в тот день под Бобруйском кажется более или менее ясной. После двух дней оборонительных боев подвергавшийся бомбежкам и артиллерийскому обстрелу, а сам состоявший из разрозненных частей и почти не имевший артиллерии сводный отряд генерала Поветкина был смят переправившимися через Березину немецкими танками. Какие-то части еще продолжали драться, другие выходили лесами из окружения — одни на Могилев, другие на Рогачев. Командующий 4-й армией генерал Коробков со своими командирами штаба и одним батальоном предпринимал попытки задержать немцев еще раз на рубеже небольшой речки Ола, пересекающей все три идущие от Бобруйска шоссе: на Могилев, на Рогачев и на Жлобин.

Большинство переправившихся через Березину немецких танков, как это показывают дальнейшие события, повернуло после переправы на восток — на Рогачев и Жлобин. Но их разведка, очевидно, выскакивала и на северо-восток, на Могилевское шоссе, хотя дальше на Могилев не пошла, это не входило в тот момент в задачу немцев.

14 «— Какие немцы?

— Танки и пехота

— Где?

— В четырехстах метрах отсюда»

В записках сказано, что мы были уже почти у Березины, когда нашу машину остановили выскочившие из лесу бойцы. Недавно заново проехав эту дорогу, я понимаю, что все было не совсем так, как мне тогда сгоряча показалось. В середине дня 30 июня мы не могли оказаться в километре от Березины, там в это время были уже немцы. В действительности мы совсем немного не доехали до реки, но не до Березины, а, как я теперь понимаю, до той маленькой речки Ола, на которой, на другой переправе через нее, километрах в десяти юго-восточнее, как раз в это время пытался задержать немцев генерал Коробков. И не в двух километрах от Бобруйска, а примерно в двадцати у этой речки Ола, через которую, наверно, переправилось несколько немецких танков с десантами, вела бой та группа бойцов, остатки которой остановили нас на шоссе.

И кто знает: сами ли они спутали Березину с Олой или просто кричали нам о немецких танках и пехоте, только что переправившихся через реку, а мы, держа в уме Березину, решили, что речь идет о ней?

А теперь о самом главном, о чем мне хочется рассказать в связи с этими страницами записок, — о том сплаве героического и трагического, который характерен в эти дни для действий нашей авиации.

Вполне понятно, что первое же известие о том, что немцы начали переправу у Бобруйска, грозившую тяжкими последствиями для всего южного крыла нашего Западного фронта, вызвало в штабе фронта острую тревогу. В момент, когда, по существу, это направление оставалось открытым, когда его защищали только остатки разбитой в боях 4-й армии, штаб фронта связывал свои последние надежды на выигрыш времени и задержку переправы с действиями нашей авиации. Очевидно, этими соображениями продиктована та короткая тревожная телеграмма, которую я обнаружил среди других документов тех дней. Судя по всему, она была дана утром 30 июня.