Леди, будте плохой - Кэндис Герн

– О да. Все прекрасно. – Она подавила смешок. Прежняя Грейс Марлоу никогда не хихикала. Новая обнаружила, что хихикает в самые неподходящие моменты. – Более чем прекрасно. Я расскажу вам об этом, когда…

– Ну наконец-то добралась! – донесся до них задыхающийся голос Пенелопы, идущей по тропинке. Добравшись до увитой пышно цветущей китайской плетистой розой арки, обозначающей вход в розарий, она остановилась, обмахиваясь перчаткой. – Простите, что опоздала. Заезжал Юстас вот с этим прелестным букетиком. – Она указала на очаровательный пучок красных розовых бутонов, приколотый к ее шляпке. – Разве они не миленькие? И как вы понимаете, мне пришлось должным образом поблагодарить его, прежде чем умчаться.

– Красные розы. – Марианна сидела на другой скамейке, напротив Беатрис. – Знак страсти?

Пенелопа подошла, чтобы сесть рядом с ней, и с преувеличенным усердием стала расправлять юбки. В конце концов она подняла лицо и посмотрела на подруг с непривычно застенчивым выражением в глазах.

– Да, собственно говоря, Юстас признался мне в любви.

Марианна обняла Пенелопу за плечи.

– О, Пенелопа, как чудесно! Я знала, что он влюблен до безумия, И думаю, что ты тоже влюблена в него. С тех пор как в твоей жизни появился Юстас Толливер, ты не выказывала интереса ни к какому другому мужчине.

Пенелопа улыбнулась:

– Да, признаюсь, что я влюблена в этого сентиментального дурака.

– Ты собираешься избавить бедолагу от страданий, – спросила Беатрис, – и выйти за него замуж?

Пенелопа пожала плечами:

– Я еще не решила. Мне нравится жизнь «веселой вдовы». Я не знаю, готова ли снова отказаться от своей независимости.

– Ты обнаружишь, что можешь быть такой же веселой женой, – улыбаясь, сказала Беатрис, – с чем, я уверена, согласится Марианна.

– Даже более того, – мечтательно поддакнула Марианна.

– Надеюсь, ты согласишься выйти за него, – сказала Грейс. – Он смотрит на тебя с такой страстью, что боюсь, ты разобьешь его сердце, если не согласишься.

– Посмотрим, – ответила Пенелопа. – Довольно приятно видеть, что мужчина так ослеплен любовью ко мне. Я не хочу уступать ему слишком скоро. Пожалуй, я предпочту, чтобы он еще немного поухаживал.

– Не затягивай с этим, – заметила Вильгельмина, склонившаяся над кустом белых роз. – Он может устать ждать. А говоря о «веселых вдовах», – она выпрямилась и повернулась к подругам, – полагаю, Грейс есть что рассказать нам.

– О Боже мой! – воскликнула Пенелопа, подаваясь вперед и склоняя голову набок, чтобы внимательно посмотреть на Грейс. – В тебе появилось сияние. Разве не так, дамы? Только посмотрите на нее. Грейс Марлоу, ах, хитрюга, ты ведь сделала это, да?

Грейс рассмеялась, потом вспомнила, что Рочдейл говорил о ее смехе, и щеки вспыхнули.

– Да, сделала. Я теперь на самом деле «веселая вдова». Рочдейл и я стали любовниками.

– Как чудесно!

– Не могу в это поверить!

– О Боже мой!

– С Рочдейлом?

– Я так рада за тебя, Грейс!

– Ты действительно сияешь.

– Ты счастлива?

– Ты влюблена в него?

– Говорят, что он лучший любовник в Лондоне.

– Расскажи нам все.

Заставив их всех поклясться хранить тайну, она рассказала о Ньюмаркете и Рочдейле. Грейс обязана была рассказать им правду, поскольку это была часть пакта «веселых вдов». Рассказывая интимные подробности, она чувствовала себя не так свободно, как Пенелопа или Беатрис, но она действительно хотела, чтобы ее самые дорогие подруги узнали, как она изменилась.

– Конечно, вы были правы, – сказала она, – все вы, когда говорили, как важно в жизни физическое наслаждение. Я просто не знала, что я упускаю.

– Старый епископ никогда не заставлял твои глаза сиять так, как сейчас, правда? – спросила Пенелопа.

– Да, боюсь, что такого не было никогда. Мне кажется, епископ вообще считал брачные отношения не удовольствием, а всего лишь грубыми физическими порывами, которым мужчины вынуждены время от времени поддаваться. Мне жаль, что он так чувствовал, но он не мог измениться. Теперь я думаю, что была для него неподходящей женой. Понимаете, вначале у меня были эти порывы, но он не позволял мне выражать их. Сейчас, когда я поддалась им, я чувствую себя гораздо более живой и настоящей. Я не та женщина, которой он считал меня, не чопорный образец добродетели. И я больше не хочу привязывать себя к его памяти и быть вдовой епископа. Мне нужно начинать свою собственную жизнь, жизнь Грейс Ньюбери-Марлоу.

– Благодарение небу, ты наконец-то поняла это, – воскликнула Марианна, беря Грейс за руку. – Это изменяющее всю жизнь прозрение, да? Я прошла через то же самое с памятью Дэвида, я так упорно связывала свою личность с образом его жены и вдовы, что не могла и представить, как откажусь от них. Из-за этого я почти потеряла Адама. Я так рада, что ты решила выйти за рамки памяти епископа.

– До такой степени, – ответила Грейс, – что решила не продолжать работу по редактированию его проповедей. Я неподходящий человек для этого дела. Мое сердце больше не лежит к этой работе, теперь я нахожу, что не могу согласиться со всем, что он написал, особенно о роли женщин и об их врожденной слабости.

Теперь она понимала, что ее муж видел женщин либо черными, либо белыми, мадоннами или шлюхами. В душе Грейс знала, что она ни то ни другое и никогда не была ни той, ни другой. Точно так же, как ни одна из ее подруг, которые предложили ей столько любви и поддержки. В общем, она не могла с чистой совестью поставить свое имя на книге проповедей, в которые больше не верила.

– Я аплодирую тебе, моя девочка, – сказала Вильгельмина. – Не хотела принижать твоего покойного мужа, но мне никогда не нравилась мысль, что ты похоронишь себя в его ограниченных взглядах, редактируя эти проповеди. Убери их в шкаф и займись чем-нибудь более интересным.

– Честно говоря, – сказала Грейс, – я решила связать их в пачку и отправить Маргарет. Она никогда не одобряла, что я взялась за их редактирование. Я передам ей весь этот проект.

– Прекрасная идея, – одобрила Беатрис. – Мне всегда казалось, что она больше привязана к памяти епископа, чем ты. Маргарет – больше дочь епископа, чем жена сэра Леонарда Бамфриза.

– Ее муж определенно самый забитый подкаблучник во всем Лондоне, – добавила Пенелопа.

– Мне кажется очень правильным, – сказала Вильгельмина, – что леди Бамфриз будет редактировать проповеди своего отца. С твоей стороны, Грейс, мудро позволить ей это. Возможно, за этим занятием она будет меньше раздражаться из-за тебя и Рочдейла.

Грейс надеялась, что Маргарет никогда не узнает, как далеко зашли ее отношения с Рочдейлом. «Веселые вдовы» не выдадут ее секрет. А Рочдейл, хотя и не обещал никому ничего не рассказывать, не станет распускать о ней сплетни. Она обнаружила в глубине его натуры честь, которая обяжет его защищать ее доброе имя.