Сны Великого князя. Дилогия (СИ) - Андрей Матвеенко

Пожалуй, в одиночку Макаров не решился бы на выступление против заведенных в крепости порядков. Но два адмирала-единомышленника с изрядно авантюрным складом характера, прекрасно знавших театр военных действий и то, какие меры нужно принимать здесь и сейчас, на месте, а не ориентируясь по несвоевременным приказаниям из Мукдена, образовали критическую массу, потребную для перехода к активным действиям. И первым их шагом стала вербовка сторонников.

Среди армейцев честь считаться таковым выпала генералу Р.И.Кондратенко, которого Макаров высоко ценил за его личные и профессиональные качества (подтверждением тому могут служить слова, однажды сказанные Степаном Осиповичем Роману Исидировичу: «Я скоро перестану здесь с кем-либо говорить, кроме вас. Какого вопроса не коснись, все упирается в Кондратенко. Жаль, что вы не моряк.»).

По предложению Макарова, пользуясь тем, что Кондратенко как раз наведался с позиций под Цзиньчжоу в Порт-Артур, его пригласили к командующему флотом для приватной беседы, на которой «заговорщики» и озвучили свою идею об объединенном командовании всей обороны крепости — и морской, и сухопутной. Как выразился по этому поводу Дубасов:

— Наши местные мудрецы в армейских погонах (не про Вас, Роман Исидорович, будь сказано), пусти мы все на самотек, и крепость не защитят, и флот погубят. Но если все ж мы окажемся правыми, то строго с нас за сие самоуправство не спросят. А коли нет — так ответ нам держать в первую очередь перед японцами держать придется, а уж потом перед наместником и Петербургом.

Кондратенко как командир всей сухопутной обороны тоже был не слишком доволен своим положением, при котором помимо него войсками в крепости распоряжались Стессель и Смирнов, и долго его убеждать не пришлось. Более того, Роман Исидорович, после выхода от Макарова пригласив уже к себе двух также весьма важных для обороны людей, — командира 4-й дивизии В.Н.Горбатовского и начальника крепостной артиллерии В.Ф.Белого, — сумел и их убедить на созываемом моряками на завтра военном совете выступить единым фронтом в поддержку предложения двух адмиралов.

На совете идею старшего и младшего флагманов эскадры с примкнувшими к ним тремя генералами поддержали также адмиралы Григорович и Матусевич. Оппонировали им генералы Стессель, Смирнов и Никитин. В числе временно воздержавшихся были адмиралы Витгефт, Лощинский, Ухтомский и генерал Надеин.

Непростой разговор «по душам» и с переходом на высокие тона позволил получить на выходе все же не совсем то, что ожидали «заговорщики». Но принятое окончательно решение было в имеющихся условиях тем компромиссом, который, пожалуй, худо-бедно устраивал все заинтересованные стороны.

Пришли к таковому уже в самом конце напряженного обсуждения, когда в ответ на высокопарное заявление Смирнова, что-де «каждый должен заниматься своим делом» взбешенный всей этой тягомотиной Макаров ответил резко, буквально выплевывая слова:

— Дело у нас с вами, милостивые государи, на всех одно — общими, подчеркиваю, общими усилиями обеспечить оборону крепости до подхода подкреплений. А не тянуть, аки лебедь, рак и щука из известной басни, всяк в свою сторону.

А Дубасов спокойно и веско добавил:

— Если примутся наши пропозиции, за то, что мы тут со Степаном Осиповичем и Романом Исидоровичем натворим, будьте покойны, мы сами же сполна и ответим. И перед Куропаткиным, и перед Алексеевым, и перед самим императором, ежели понадобится.

После этого «военно-морского демарша» всех своих сторонников удивил Стессель, заявивший:

— Что ж, господа, если всю ответственность наши новоявленные «бунтари» берут на себя, то я склонен в полной мере доверить им дело обороны крепости, однако же — сугубо неофициально, без издания о том специального документа.

По сути, позиция Анатолия Михайловича была понятна — прямо выступать против установленного порядка управления он опасался, но если смычке из моряков во главе с Макаровым и армейцев во главе с Кондратенко удалось бы достигнуть успеха в деле обороны крепости, то это была бы и его победа. Если же нет, то при отсутствии надлежаще оформленного приказа у него всегда был шанс сказать, что это была личная и не одобренная им инициатива проштрафившихся.

После выпадения Стесселя из когорты противников объединенного командования у Смирнова не хватило ни авторитета, ни аргументов, чтобы отстоять свой участок ответственности, а слово Никитина по этим вопросам отнюдь не было решающим. Да и отсутствие на совете «бешеного муллы», как за глаза называли в крепости генерала Фока, наверняка выступившего бы в числе противников идеи Макарова и Кондратенко, сказалось в лучшую сторону. Кроме того, на позиции «заговорщиков» перешли и Лощинский с Надеиным, что также решило вопрос в пользу обсуждаемого предложения. Возможно, окончательно склонили весы в его пользу как раз слова старого генерала, сказавшего:

— Все одно Роман Исидирович и Степан Осипович у нас тут на деле всем и заправляют, и к тому же с полным пониманием воюют, эвон как япошкам под Цзиньчжоу наваляли… Так пусть и дальше этот крест несут, а уж мы подсобим чем сможем.

По результатам военного совета генерала Кондратенко определили ответственным за организацию теперь уже всей обороны на суше, включая право распоряжаться в самой крепости. Макаров же остался при своей епархии, включая флот и службы порта. Но при этом штаб флота и штаб обороны крепости наладили постоянную взаимосвязь для координации всех действий сухопутных войск и эскадры. А с учетом хороших личных отношений Макарова и Кондратенко, двух, безусловно, незаурядных людей, и их уважения к профессионализму друг друга можно было уже с уверенностью сказать, что флот не бросит крепость в беде, а крепость, соответственно, окажет всю возможную помощь флоту. Что, собственно, и требовалось перед лицом приближающегося нового штурма.

В обеспечение защиты своих планов от вмешательства «сверху» «заговорщиками» решено было свести до абсолютного минимума сообщение с материком. Легальный повод к тому с учетом недавнего печального опыта отправки в Чифу «Сокрушительного» придумали без труда — «флот не может более рисковать миноносцами, коих у него после всех понесенных потерь и так не слишком много в сравнении с японцами». А распоряжения Куропаткина и Алексеева, все-таки доходящие до Порт-Артура (как правило, с прорывающими блокаду немногочисленными пароходами), впредь должны были выполняться строго избирательно, сообразно их соответствию текущей обстановке — как, впрочем, уже не раз бывало на практике и до того.

Все эти новые схемы и принципы руководства войсками предстояло проверить в деле уже в самое ближайшее время.

ї 10. На дальних рубежах

13 июня японцы завершили высадку у Бицзыво 3-й армии Ноги (за исключением частей тяжелой осадной артиллерии и двух резервных бригад), но еще продолжали накачивать свежими частями, такими, как новоприбывшая 6-я пехотная дивизия, 2-ю армию Оку.

Русские в это время также закончили одно весьма важное дело — ремонт дирижабля «Россия». И это позволило 14 июня провести очередную авиаразведку позиций японцев под Цзиньчжоу и Бицзыво. Наученный горьким опытом, Костович в этот раз держал приличную высоту, что, конечно, снижало возможности распознавания целей, зато позволяло не бояться обстрела с земли. Доставленные им командованию к концу дня сведения показали, что у японцев все готово к очередному штурму, который стоит ожидать со дня на день.

Заодно прояснился и размер сосредоточенной на перешейке группировки японских войск, которая готовилась проломить Цзиньчжоускую позицию. Правда, ее численность воздушными наблюдателями была завышена и оценена примерно в 100 тысяч пехоты и 400–450 орудий. Фактически же у армии Оку было 44 тысячи человек, 208 орудий и 56 пулеметов (причем на момент разведывательного полета даже еще меньше, так как выгрузка пополнений все еще продолжалась), у армии Ноги — 34 тысячи, 160 орудий и 72 пулемета.

С русской стороны под Цзиньчжоу этой немалой силе противостояли примерно 9,5 тысяч человек из состава 4-й дивизии (численность этой группы войск во многом лимитировалась размерами самой позиции), имеющие 115 орудий и 20 пулеметов, включая один собранный из частей уничтоженных после первого штурма и еще шесть дополнительно снятых с кораблей. При этом с учетом развернутых под руководством Кондратенко за время передышки работ инженерные укрепления на Цзиньчжоуской позиции были значительно усовершенствованы, а артиллерия располагалась преимущественно на закрытых позициях.

Оставшаяся часть 4-й дивизии (5 тысяч человек и 48 орудий) находилась в резерве. Состав сил в Дальнем была сокращен до 1,5 тысячи человек с 16 орудиями, в Талиенване же был оставлен лишь небольшой отряд казаков.