Невинные - Джеймс Роллинс

Леопольд стоял на берегу синего озера в южной Италии, в недвижных водах которого отражался свет звезд. Он сделал глубокий вдох, готовясь к предстоящему. Уловил в воздухе следы серы — запах слишком слабый, чтобы его учуял смертный, но все-таки сохранившийся и выдающий вулканическую природу Авернского озера. Крутые склоны древнего кратера поросли густыми лесами. Россыпь огней по ту сторону воды указывала отдаленные усадьбы и фермы, а еще дальше на горизонте сиял ночной Неаполь.

В прошлом был период, когда от озера валил пар, настолько насыщенный вулканическими газами, что пролетавшие над ним птицы падали на землю. Даже само название — Avernus — означает «лишенное птиц». Древние римляне верили, что вход в преисподнюю находится где-то близ этого озера.

Как же правы они были…

Он оглядел безмятежные синие воды, воображая, как это мирное место рождалось в огне, из лавы, взмывающей к небесам, сжигая землю, убивая всякую тварь ползучую, ходячую и летучую. Теперь же здесь раскинулась покойная долина, дающая кров птицам, рыбам, ланям и кроликам. Окружающие сосновые леса и кусты так и кишат жизнью.

Он усвоил этот урок.

Порой огонь необходим для очищения, чтобы принести крепкий мир.

На это и уповал Леопольд — принести спасение миру через пламя Армагеддона.

Он взирал на озеро, немного задержавшись здесь, чтобы возблагодарить Бога за спасение жизней находившихся в поезде. Он позвонил Окаянному после осмотра собственного гроба в Кастель-Гандольфо, в результате чего узнал, что остальные выжили, что Окаянный заключил соглашение с русским монахом, чтобы тот заманил остальных в ловушку в Стокгольме.

Собравшись с духом для выполнения долга, Леопольд повернулся к озеру спиной. Его кожаные сандалии зашаркали по красной вулканической почве тропы, ведущей к гроту Кокцея. Это древнеримский тоннель в километр длиной, проложенный еще до рождения Христа, тянущийся от озера до руин древних Кум на дальней стороне стены кратера. Тоннель, пострадавший во время Второй мировой войны, был закрыт для публики и теперь служит идеальным секретным местом.

Леопольд добрался до входа — арки из темного камня, перекрытой стальными воротами. Ему пришлось чуть поднапрячься, чтобы сломать замок и проскользнуть внутрь. Потом — на четвереньках, а где и ползком преодолевать завалы скальной породы, чтобы добраться до главного тоннеля. Дальше путь был свободен, и Леопольд побежал в темноте, не утруждаясь скрывать своей сверхъестественной быстроты. Никто здесь его не увидит.

Замедлил шаг он лишь на подходе к дальнему концу, где тоннель выходит к руинам снаружи кратера. Снаружи Леопольд ощутил прохладный бриз со стороны недалекого моря. Над головой у него, возносясь над долиной, высился храм Аполлона — древний комплекс, ныне представляющий собой разбитые колонны, каменные амфитеатры и крошащиеся фундаменты давным-давно разрушенных строений. Но Леопольда интересовал вовсе не храм. От входа в тоннель он повернул вправо, нырнув в другой тоннель. Здесь коридору, вырубленному в желтом камне, придали трапециевидную форму — узкий у основания, он расширяется кверху, так что стены наклонены наружу.[20]

Это вход в грот Кумской Сивиллы, не ведающей времени вещуньи, упомянутой Вергилием и запечатленной в Сикстинской капелле, где она входит в число пяти провидиц, предсказавших рождение Христа.

Леопольд получил предельно точные инструкции о том, что делать дальше. К этому моменту Окаянный уже должен был заполучить Первого Ангела. Леопольд должен сделать то же самое с другим. Мороз продрал его холодную кожу, грозя погнать его прочь.

Как смею я покушаться на подобное?

Но он представил себе Авернское озеро, где мир и покой родились из огня и серы. Нельзя отступаться, когда цель так близка.

Коридор протянулся на сотню ярдов в глубины под кратером. Вергилий утверждал, что путь к сивилле стократен, намекая на лабиринт, погребенный под этими руинами. То, что видно туристам, — лишь мизерная частичка истинного логова провидицы.

И все же Леопольд достиг конца туннеля и замешкался, прежде чем ступить в помещение, считающееся святая святых сивиллы. Остановившись на пороге, он оглядел резные арки и пустые каменные скамьи. Когда-то оно блистало великолепием, украшенное фресками и цветами. Вдоль стен были разложены прекрасные подношения. Цветы отдавали свое благоухание подземному воздуху. Фрукты дозревали и сгнивали здесь.

Напротив стоял ее резной трон — простая каменная скамейка.

Леопольд вообразил сивиллу, возвещающую отсюда свои пророчества, вообразил шорох листьев, которые якобы сопровождали ее прорицания, листьев, на которых она записывала свои видения будущего.

Несмотря на утверждения древних летописцев, Леопольд знал, что источник истинной силы заключается не здесь, а гораздо ниже. Сивилла избрала это место из-за того, что скрыто в самом сердце логова, чего-то такого, что она защищает от всего мира.

Пока отвага не покинула его, Леопольд ринулся через зал к трону, к арке позади него. Приблизившись к дальней стене, изучил узор, образуемый ее камнями. Потом, следуя указаниям Окаянного, нажал один за другим образующие силуэт кубка — древний знак, символизирующий именно эту сивиллу.

Как только он нажал последний камень, послышался хруст, и по стене, осыпая пыль, побежали черные трещины, обозначившие абрис двери. Леопольд знал, что есть и другие секретные пути в расположенный внизу лабиринт, но Окаянный недвусмысленно указал, что он должен пробираться к ней именно этой дорогой. Окаянный был знаком с сивиллой в другой жизни и узнал об этом ее святилище. Столетие за столетием он следил за ее перемещениями по планете, знал, что сейчас она пребывает здесь и, скорее всего, ждет их.

Леопольд толкнул дверь, и та открылась, со скрежетом проехавшись по камню. Но он остался на пороге, не отваживаясь ступить в ее царство без разрешения. Отступил обратно к трону и преклонил перед ним колени. Достал нож и порезал себе запястье.

Потекла темная кровь, позволяя благословению Христа воссиять в ней.

— Услышь мою молитву, о сивилла! — нараспев повел он. — Пробил час, дабы твое пророчество принесло плоды.

Он ждал на коленях, казалось, целые часы, но, скорее всего, прошли лишь считаные минуты.

Наконец, его острый слух уловил мягкие шлепки босых стоп по камню.

Он устремил взгляд за каменный престол в темный проем двери.

Полоска тьмы растаяла, проступил силуэт, и взору открылась безупречность темнокожей женщины, одетой в простую полотняную сорочку. Единственными ее украшениями были золотой браслет на плече и осколок серебра, висящий на золотой цепочке. Не то чтобы она нуждалась хоть в каких-то украшениях. Ее сумеречная красота пленила мысли Леопольда, разворошив даже греховные. Как мог устоять перед ней хоть кто-то? Она — воплощенная мать, возлюбленная, дочь, сама женственность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});