Рудная черта - Руслан Мельников

Магистр рубился рядом. Мертвая дружина Бернгарда тоже не отставала. Первые ряды неприятеля они разметали, даже не ощутив сопротивления. Но чем ниже опускался их небольшой выстроенный острым углом отряд, чем ближе подходил к дну, тем сложнее было продвигаться дальше.

Тень отвесных студенистых стен и густой зеленый туман поглощали большую часть солнечных лучей, и в глубинах озерного ущелья упыри уже не столь сильно подвергались губительному воздействию светила. Внизу нечисть билась свирепее, отчаяние и яростнее, чем наверху.

Не было здесь уже облезших черепов и пустых глазниц. Не отваливалась и не пузырилась упыриная плоть, бледная кожа – почти не темнела. Исчезали вялость членов и неуклюжесть движений. Даже визжали твари как-то менее обреченно, что ли… Или, уж скорее, более злобно.

Враг больше не ложился тупо под клинки и ноги, враг норовил зацепить сам. Цапнуть. Укусить. Разорвать. А упыриные зубы и когти, не подточенные солнцем, теперь были не в пример крепче и опасней.

И нести милосердие на острие меча становилось все труднее.

Склон по-прежнему уходил круто вниз. И снизу по-прежнему поднимались все новые и новые твари. Свежие, злые, лишь едва пожженные солнцем. И оттого – еще более злые.

Твари напирали нескончаемой волной. Видимо, не так уж и мало Пьющих увел с собой прошлой ночью за рудную черту темный Властитель. Бледные тела, безволосые головы и непроходимые заросли вьющихся когтистых змей-рук перегораживали узкий проход. Упыри шли плотно, упыри гасили движение пешего клина.

Только бы не остановили! Как тогда, ночью, остановили конную тевтонскую «свинью» перед ущельем. Только бы не выпихнули обратно на берег!

Ведь уже близко! Совсем рядом ведь уже!

Да, солнце почти не проникало в озерные глубины, но на колышущихся стенах раздвинутых мертвых вод багровели отсветы заветной рудной черты. К которой их так не хотят пускать.

Ощущая нарастающее сопротивление нечисти, Всеволод все сильнее раскручивал мечами разящие мельницы. Рубил с плеча. С одного, с другого. Наотмашь. Отсекал тянущиеся снизу, спереди руки, сносил головы, вспарывал нутро, вываливая из сухого и белесого черное и осклизлое.

Кого – швырял под ноги, кого – спихивал с дороги.

Отброшенные упыри с чавкающим звуком впечатывались в деготьно-болотистую муть подрагивающих стенок озерной расщелины. Увязали в противоестественной смеси воды этого мира и темного тумана мира иного, если могли – выбирались обратно. Жадно хватая ртом воздух (дышать в мертвых водах упыриное отродье, оказывается, неспособно), падая под мечами и секирами умрунов, следовавших за Всеволодом.

Случалось и так, что о мертвые воды задевало серебрёное острие чьего-нибудь меча. Порой их касалось крыло наплечника, покрытого белым металлом, посеребренный край щита или налокотник. Тогда стена вздрагивала, вспухала, шла пузырями и испуганными кругами – по всей отвесной поверхности. На вертикальной плоскости зарождалась маленькая буря, грозившая захватить любого, кто окажется в пределах досягаемости. Пару раз захватывала не успевших отскочить.

Впрочем, Всеволоду это пока не грозило. Он шел посреди прохода, на равном удалении от опасных киселеобразных стен. Шел, нанося удар за ударом, освобождая место себе и другим.

Всеволод исступленно сражался впереди – на самом острие клина, однако вовсе не чувствовал себя в этой битве одиноким. Обоерукого лидера, как и предупреждал Бернгард, опекали, оберегали, защищали. Мягко, ненавязчиво. А если возникала необходимость, то и навязчиво тоже.

Вот справа удачно прикрыли щитом от когтистой лапы.

А вот – слева.

Вот вовремя и весьма кстати меч умруна остановил проскочившую под клинком Всеволода темную тварь.

А вот и сам Бернгард ловко срубил невесть откуда взявшегося кровопийцу, покуда Всеволод вырывал увязшее в чужой плоти оружие. При этом два других упыря буквально раскололи когтями щит магистра. Оба, впрочем, тут же пали от его меча. Но и Бернгарду пришлось избавляться от ненужных обломков.

А вот – проклятье! – нога вдруг предательски скользнула в луже черной крови. Оступившегося Всеволода вновь заботливо заслонили щитами. Мертвые рыцари Бернгарда прикрывали именно его – не себя. И потому…

Одного из серебряных умрунов тут же разорвали в клочья. И второго… И третьего – следом. Брызжущее из ран жидкое серебро щедро окропило темных тварей, изъязвило, прожгло, однако не остановило.

Остановило другое. Очередной воин неживой Бернгардовой дружины широко – будто намереваясь объять весь свет – раскинув руки, неожиданно выступил вперед. Захватил с полдесятка тварей. Вместе с ними ухнул в мутную стену озерного ущелья. Посильнее, поглубже вдавливая врага. Увязая сам…

Посеребренный доспех умруна взбудоражил темный студень. Взорвавшиеся, взбурлившие мертвые воды слизнули с пути рыцарского клина еще добрую дюжину упырей. Выплюнув взамен…

Что это? Прямо под ноги Всеволоду выкатилось что-то округлое, опутанное густыми черными нитями. Комок водорослей? Нет, в этих безжизненных глубинах не произрастают ни водоросли, ни тина. Не похоже и на камень. И на отсеченную упыриную голову не похоже тоже.

И все же – голова! Только – человеческая. И не нити то вовсе, а длинные мокрые волосы.

Арнольд? Не он. Волосы – длиннее, и лицо… Лицо – женское. Никогда не виденное Всеволодом воочию, но запечатленное в памяти Эржебетт, с которой однажды смешалась и его память. Лицо не было тронуто тленом. Совершенно. Мертвые воды, оказывается, бережно хранят своих мертвецов.

Всеволод узнал лицо.

Величка! Мать Эржебетт. Ведьма, открывшая проход между мирами. Ее голова была брошена в озеро. Да и обезглавленное тело тоже должно быть где-то поблизости.

А впрочем, что ему теперь за дело до Велички и Эржебетт? Носком сапога Всеволод отшвырнул ведьмину голову туда, где ей сейчас самое место обратно в мертвые воды.

Сам протолкнулся на свое место.

Вперед.

На острие рыцарского клина.

Глава 42

Они протиснулись еще дальше.

Они бились уже не на склоне – на пологом дне Мертвого озера, где проход несколько расширялся, но куда вовсе не доставали солнечные лучи.

Сверху светилась зеленым густая туманная дымка.

Впереди рдела рудная черта.

И до черты той – рукой подать.

Вот она – сияет, переливается красным, алым, багровым сразу за упыриными спинами. Граница, прочерченная древней кровью и ею же порушенная.

– А-а-а-а-а! – обезумев вконец, Всеволод заработал мечами с удвоенной, с утроенной энергией.

– А-а-а-а-а! – рядом колол, рубил, крушил Бернгард.

– У-у-у-у-у! И-и-и-и-и! – выли и визжали темные твари.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});