Теранезия - Грег Иган

Они вернулись в кампунг после обеда с бензопилой и деревянным молотком. Грант нарезала ветки метровой длины, а Прабир забивал их в землю, огораживая таким образом заминированный сад. Он прибил предупреждающие знаки с каждой стороны, сделав надписи на шести языках, воспользовавшись планшетом для перевода. Было немного шансов, что рыбаки заберутся так далеко в джунгли, но если появятся еще какие-нибудь биологи, они будут предупреждены.

— Не хочешь поставить мемориальную табличку? — спросила Грант.

— Никаких святилищ, — покачал головой Прабир. — Они ненавидели это.

Грант оставила его одного, теперь доверяя ему. Прабир стоял у забора и пытался представить их: среднего возраста, держащиеся за руки и полжизни еще впереди. Любившие до конца, работавшие до конца, дожившие до своих пра-правнуков.

Вот, что он уничтожил.

Грант продолжала настаивать: они бы не обвиняли тебя! И что это значит? Мертвые никого не обвиняют. Что, если его мама выжила и парализованная горем, знала бы, что во всем виноват он? Она поначалу, пока он был ребенком, пыталась бы защищать его. А сейчас? А всю оставшуюся жизнь?

И его отец…

Он не имел права испытывать их так, заставляя выбрать между презрением и прощением. И сколько бы оправданий они для него не нашли, сколько бы сострадания не высказали, в конце концов это не имело бы никакого значения. Он не хотел их воображаемых благословений, он не хотел никакого похожего на правду сострадания. Он хотел лишь невозможного: вернуть их.

Он сел на землю и заплакал.

Прабир добрался обратно до пляжа, пока еще не стемнело. У него пропало желание умирать, обезболить себя до несуществования.

Но жить, он должен жить с болью от того, что совершил, а не с надеждой на то, что это когда-нибудь пройдет. Такого никогда не случится. Ему нужно найти другой повод двигаться дальше.

Часть шестая

13

Грант провела следующее утро, извлекая ткани из сохраненных бабочек, а затем секвенируя их ДНК. Даже при том, что белок Сан-Паулу зашифровал некоторые его части, можно было, используя генетические маркеры, восстановить правдоподобное фамильное дерево, используя серийные номера в качестве хронологии.

Одно Прабир угадал правильно: ген Сан-Паулу изменился. Собственный белок постепенно перезаписывал его: хотя белок двадцатилетней давности казалось должен вносить более тонкие изменения от поколения к поколению, чем современная версия. Это добавило новый поворот в процесс конвергенции: по крайней мере, у бабочек сама трансформация оказалась предметом последовательных улучшений. Чтобы не делал белок Сан-Паулу, чтобы производить свои на удивление благотворные мутации, со временем изменения, которые он внес в свой собственный ген, позволили ему выполнять весь процесс намного эффективней.

Грант опубликовала в сети исторические данные, упомянув заслуги Радхи и Радженды Суреш. Затем она приступила к работе со спящими взрослыми особями — брала пробы для анализа РНК-транскриптов. Им можно было не беспокоиться о недостатке образцов — помимо тех шести, что сорвал Прабир, все пойманные ими взрослые особи перешли в то же состояние.

Прабир сидел и наблюдал, как она работает, помогая, чем мог. Возможно, из-за того, что он начал постепенно понимать, что именно она сделала для него в кампунге, ее лицо казалось, стало добрее, а поведение — мягче. Как будто он наконец-то научился понимать диалект языка ее тела, как раньше привык к ее незнакомому акценту.

Вечером, после ужина, они сели на палубе лицом к морю и, слушая музыку, обсуждали, как закончат свое путешествие. Если только новости из Лозанны или Сан-Паулу, которые они получат утром, не сообщат обратного, то, по их мнению, они собрали все необходимые данные для подпитки исследований мутантов в обозримом будущем. Они присоединяться к экспедиции на день или два, чтобы лично сравнить заметки, а потом Грант отправится на Сулавеси, чтобы вернуть взятый в аренду корабль. Прабир пока точно не знал, хочет ли он отправиться с ней в Амбон. Это будет зависеть от приема, который ему окажет Мадхузре.

— Что ты собираешься ей сказать? — спросила Грант.

— Я не знаю. Я не могу сказать ей то, что сказал вам. Я не могу отравить ей жизнь. Но я больше не хочу врать ей. Я не хочу пичкать ее историей о том, что приехал сюда, чтобы уберегать ее от травмы.

Грант бросила на него сердитый взгляд.

— Тебе разве не приходило в голову, что это все еще может быть правдой? У тебя может быть больше одной причины, чтобы делать что-то.

— Я знаю, но…

— Не позволяй этому разрушать все, — оборвала она Прабира. — Не позволяй лишить тебя вещей, которыми ты можешь гордиться. Ты, что, искренне веришь, что никогда больше не попытаешься защитить ее, только потому, что она твоя сестра?

— Если не попытаюсь, — жестко ответил Прабир, — значит я, по крайней мере, не раб своих генов.

Глаза Грант сузились.

— И это для тебя важнее?

На мгновение Прабир подумал, что потерял ее, что его слова оказались непростительными. Но она добавила сухо:

— По меньшей мере, в достаточно плохом фильме, где ты можешь оказаться, так принято.

— Если у вас такое представление о плохих фильмах, — сказал он. — Значит, вы жили в тепличных условиях.

Он протянул руку и погладил ее по лицу тыльной стороной ладони. Она не отрывала глаз от него, но ничего не сказала. Он действовал почти бессознательно, чувствуя, что прав, но будучи почти готов к тому, что на поверку его инстинкты окажутся ложными, но она ни поощрила, ни отвергла его. Он вспомнил, как она смотрела на него, в ночь прибытия; тогда он подумал, что это не значит ничего, но сейчас словно пелена упала у него с глаз.

Прабир наклонился и поцеловал ее; они сидели, прислонившись к стенке кабины, и было трудно развернуться к ней прямо. На мгновение она застыла, а потом ответила на его поцелуй. Он провел ладонью по ее руке. Ее кожа пахла удивительно; от ее запаха теплая волна пробежала по его телу. Канадские девушки в школе пахли нейтрально и бесполо, как младенцы.

Прабир провел рукой по ее спине под футболкой, и, остановившись внизу, притянул ее к себе. У него уже началась эрекция, он чувствовал там свой пульс. Он положил руку ей на грудь. Ему надо было избавиться от любых зрительных образов, он боялся, что если начнет рисовать картины в голове, то сразу же разрядится. Он не должен ни о чем думать, не должен ничего планировать: пусть их движет вперед внутренняя логика действия.

Грант неожиданно отстранилась, высвобождаясь из его объятий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});