Снеговик - Жорж Санд

— Стало быть, слуга ваш становится на подставки, чтобы с вами сравняться? Здорово придумано, ничего не скажешь, здорово!

И тут же Юхан добавил, с сомнением покачивая головой:

— Одно странно — отчего же я не слышал стука этих подставок, когда он спускался с лестницы?

— Вам опять изменяет ваша природная сообразительность, господин мажордом. Если бы эти подставки не были подбиты толстым слоем войлока, они бы гремели на всю залу во время спектакля.

— И на все-то у вас есть ответ… Но что ни говорите, я никак не возьму в толк, каким образом этот тупой простолюдин сумел так блестяще подыгрывать вам.

— Проще простого! — ответил Христиан. — Такова сама сущность актера: на сцене он блистает умом (в данном случае вернее было бы сказать «под сценой»!), а уйдя за кулисы, впадает в ничтожество, в особенности если ему свойственна злосчастная привычка напиваться с челядью знатных вельмож.

— Как! Вы полагаете, что он пил…

— Со здешними лакеями, а они, господин мажордом, по-видимому, отдали вам полный отчет о своей поучительной беседе с ним, коль скоро у вас имеются столь точные сведения о его непроходимой тупости…

Юхан опять прикусил губу, и Христиану стало совершенно ясно, что либо Пуффо за стаканом вина частично раскрыл собутыльнику его инкогнито, либо это полностью сделал Массарелли, положив в карман немалую толику денег.

Пуффо знал Христиана только под именем Дюлака; Массарелли же знал все имена, под которыми он появлялся в различных местах, кроме, может быть, недавно присвоенного имени Христиана Гёфле. В последнем Христиану очень хотелось убедиться; вскоре он понял по жадному любопытству, сквозившему во взгляде мажордома, что тому не столь важно узнать, скрывается или нет череп мертвеца под этой черной маской, как необходимо удостовериться, что сегодняшний фигляр и вчерашний самозваный племянник Гёфле — одно и то же лицо.

— Но все же, — произнес наконец Юхан после множества осторожных вопросов, ловко отбитых молодым искателем приключений, — если какая-нибудь милая дама… или прелестная девушка… скажем, графиня Маргарита… попросит вас снять маску — неужели вы заупрямитесь и откажете ей?

— Что это за графиня Маргарита? — спросил Христиан самым непринужденным тоном, несмотря на горячее желание отвесить оплеуху достойному Юхану.

— Бог ты мой! — ответил мажордом. — Я назвал графиню Маргариту, потому что она, без сомнения, самая красивая женщина из всех, кто сейчас находится в замке. Неужто вы ее не заметили?

— А где же я мог ее видеть, скажите на милость?

— Среди ваших зрительниц в первом ряду.

— О, если вы полагаете, что я, разыгрывая почти в одиночку пьесу с двадцатью действующими лицами, еще успеваю заглядываться на дам…

— Этого я не знаю, но неужели вы не горите желанием понравиться такой прелестной женщине?

— Понравиться? Господин Юхан! — воскликнул Христиан с отлично сыгранным жаром. — Вы, сами того не зная, произнесли очень жестокое слово. Вам, по-видимому, неизвестно, что судьба наградила меня чудовищно уродливой внешностью и только по этой причине я стараюсь прятать лицо под маской!

— Я об этом слыхал, — возразил Юхан, — но мне приходилось слышать и обратное; именно поэтому господину барону и всем гостям, в особенности съехавшимся сюда дамам, весьма желательно знать, чему, собственно, верить.

— Я нахожу это желание очень обидным для себя и, чтобы отбить у них охоту, беру вас в свидетели.

И с этими словами Христиан, уже заранее потушивший из предосторожности все свечи, кроме одной, сбросил черную шелковую маску и как бы с отчаянием поспешно открыл взглядам мажордома свое лицо, или, вернее, вторую маску из полотна, залепленного воском, маску, столь искусно выполненную, что в неверном свете свечи, да еще наспех, невозможно было не принять ее за человеческое лицо, курносое, смертельно бледное и обезображенное огромным багровым родимым пятном. Несмотря на всю свою подозрительность, Юхан попался на удочку и вскрикнул, будучи не в силах скрыть отвращение.

— Простите меня, любезный, — спохватился он тотчас же, — вы поистине достойны сожаления, и все же я завидую вашему таланту и уму!

Сам мажордом был так дурен собою, что Христиан едва удержался от смеха, видя, что тот считает себя красивее, чем страшная личина.

— Ну, а теперь, — сказал он, снова закрывая лицо черной маской, — скажите мне попросту, почему вы так любопытствовали узнать, насколько я некрасив?

— О господи! — ответил Юхан после минутного колебания с наигранным простодушием. — Так и быть, скажу вам… Более того, если вы поможете мне раскрыть одну тайну — о, это сущий пустяк, но здесь многие хотят разгадать ее, — вас, несомненно, отблагодарят… понимаете, весьма щедро отблагодарит сам хозяин замка… Речь идет о шутке, о заключенном пари…

— Я не прочь, — согласился Христиан, охваченный желанием узнать, верна ли осенившая его догадка. — В чем же дело?

— Вы остановились в замке Стольборг?

— Да, ведь здесь мне было отказано в ночлеге.

— Вы провели ночь… в медвежьей комнате?

— И превосходно выспался!

— Вот как, превосходно? А ведь говорят, что привидение…

— Неужели вы собираетесь что-то узнать от меня о привидении? Да вы в него верите не больше моего!

— Вы совершенно правы; но есть еще иное привидение, никому не ведомое, — оно появилось вчера на балу. Вы, должно быть, видели его в Стольборге?

— Нет, никакого привидения я не видел.

— Собственно, если я говорю «привидение»… Вы встретили там адвоката по имени господин Гёфле? Весьма достойный человек.

— Да, я имел честь беседовать с ним нынче утром. Он занимает комнату с двумя кроватями.

— Вместе с племянником.

— Племянника я не видел.

— Племянник он или нет, но это молодой человек вашего роста; на голос его я внимания не обратил, но лицом он мне показался весьма недурен, одет был в черное платье, — словом, как говорится, юноша приятной наружности.

— Приятной наружности? Послал бы господь мне такое счастье, господин Юхан! Меня вчера так клонило ко сну, что я и не знаю, был он в Стольборге или нет. А видел я там только пьяницу по имени Ульфил.

— И господин Гёфле тоже не видел этого незнакомца?

— Думаю, что нет.

— Он его не знает?

— Ах, я вспомнил… Да, да, теперь понимаю, о ком вы говорите: я слышал, как господин Гёфле возмущался тем, что какая-то темная личность явилась на бал под его именем. Это он и есть?

— Он самый.

— Но как же случилось, господин мажордом, что, заподозрив в чем-то этого незнакомца, вы никого не послали за ним вдогонку?

— Мы как раз ни в чем его не заподозрили: он выдал себя за родственника адвоката; мы не сомневались, что он опять явится сюда. И только сегодняшним утром, когда адвокат заявил, что его не знает, господин барон задался вопросом, как же осмелился этот самозванец явиться на праздник в замок! Должно быть, молодой нахал побился об заклад… Возможно, это студент горного училища в Фалуне… Но возможно также, судя по некоторым его намекам, что он побочный сын адвоката, не имеющий права носить его имя.

— Все это, по-моему, не заслуживает внимания, — небрежно сказал Христиан. — Надеюсь, вы мне теперь разрешите пойти поужинать, господин мажордом.

— Да, разумеется, вы отужинаете со мной.

— Нет, благодарю, я очень устал и пойду восвояси.

— Все туда же, в замок Стольборг? Наверно, вы терпите там всяческие неудобства?

— Напротив, мне там очень приятно.

— Есть ли у вас по крайней мере постель?

— Нынешней ночью будет.

— А пьяница Ульфил прилично вас кормит?

— Как нельзя лучше.

— Вы согласны дать завтра представление?

— В котором часу?

— Как сегодня.

— Отлично. К вашим услугам.

— Ах, еще словечко, господин Вальдо; но будет ли с моей стороны нескромным спросить ваше настоящее имя?

— Ничуть, господин Юхан, мое настоящее имя — Стентарелло, ваш покорный слуга.

— Ах, шутник! Стало быть, это вы всегда говорите в ваших пьесах от имени этого персонажа?

— Или я, или мой слуга.

— Загадочный вы человек!

— Да, когда речь идет о секретах моего театра; ведь без этого — прощай престиж, прощай успех!

— Можно ли, хотя бы, узнать, почему один из ваших персонажей носит титул барона?

— Ну, об этом спросите у лакеев, подпоивших моего Пуффо; что же касается меня, я так привык к его промахам, что не заметил бы и этой оговорки, если бы он сам в страхе мне не сознался.

— Он, возможно, подхватил какую-нибудь дурацкую сплетню?

— Сплетню? Какую? Объяснитесь…

— Нет, нет, не стоит того, — ответил Юхан, видя, что ловкость или беспечность его собеседника переменила их роли, и опасаясь, как бы ему не пришлось самому отвечать, вместо того чтобы расспрашивать.