Штамм Закат - Чак Хоган

Атомная электростанция в Рожковой долине была пуще­на в 5:23 утра. Местные инспекторы Комиссии по ядерной регламентации наблюдали за ходом пуска из Главного щита — зала управления этим объектом энергетики, строи­тельство которого обошлось в 17 миллиардов долларов.

«Рожковая долина», как теперь назывался объект, — это атомная электростанция, использующая энергию распада атомных ядер. Ее сердце — два ядерных реактора третьего поколения: тепловые, на медленных нейтронах, легковод­ные. Все проверки как сооружений станции, так и систем безопасности закончились еще до того, как топливные — со­держащие уран-235 — и управляющие стержни были введе­ны в воду, находящуюся внутри надежно загерметизирован­ной активной зоны реактора.

Управляемую цепную реакцию часто сравнивают со взрывом ядерной бомбы, разве что взрыв этот происходит не за миллисекунды, а идет медленно, в спокойном, разме­ренном темпе. Тепло, вырабатываемое реактором, исполь­зуется для получения электрической энергии, которая за­тем доставляется потребителям точно так же, как если бы источником ее была обычная электростанция на твердом топливе.

Палмер понимал принцип ядерного распада лишь в том смысле, что этот процесс походил на деление клеток в био­логическом организме. При расщеплении выделялась энергия — в этом и была ценность, а также магия ядерного топлива.

Снаружи станции возвышались две градирни, извергав­шие султаны пара, — больше всего они походили на гигант­ские мензурки, только не из стекла, а из бетона.

Палмер смотрел на станцию с нескрываемым восхище­нием. Вот он, перед ним, — заключительный кусочек потря­сающей картинки-загадки. Последний язычок секретного замка, встающий на свое место.

Завершающий момент: сейчас засов выйдет из паза, и дверь великой сокровищницы наконец-то откроется.

Наблюдая за облаками пара, которые поднимались к зло­вещему небу, словно призраки, возносящиеся над огромны­ми котлами с кипящим варевом, Палмер вспомнил Черно­быль. Черный город Припять, где он впервые встретился с Владыкой. Авария на Чернобыльской атомной станции, как и концентрационные лагеря Второй мировой войны, стала для Владыки уроком. Племя человеческое само пока­зало ему, куда следует двигаться. И само же обеспечило Вла­дыку именно теми инструментами, которые сулили роду людей неминучую гибель.

И под всем этим стояла подпись Элдрича Палмера.

«Он же там обращает людей налево и направо, причем со­вершенно бесплатно!» — вспомнил Палмер слова Эфраима.

Ах, доктор Гудуэдер! Но ведь «многие же будут первые последними, и последние первыми»1. Вот как все должно было происходить, если следовать Библии.

Только здесь у нас не Библия. Здесь у нас Америка.

Первые будут первыми.

Вдруг Палмер понял, какие ощущения должны были ис­пытывать рядом с ним его деловые партнеры сразу после очередной сделки. Как если бы та самая рука, которую они только что пожимали, со всей силы нанесла им удар под дых.

Ты думаешь, что работаешь с кем-то, до той минуты, пока не осознаешь: ты работаешь не с кем-то, а на кого-то. «Зачем заставлять вас стоять в очереди?» И верно: зачем?

Айпод Зака упал на пол туннеля, и мальчик тут же вырвал свою руку из ладони Норы. Это было глупо, это был чистый рефлекс, но ведь айпод ему купила мама, она даже платила за музыку, которую закачивал Зак, притом что ей самой до этой музыки не было никакого дела, а иные песни она про­сто ненавидела. Когда Зак держал в своей руке маленькое волшебное устройство и растворялся в музыке — это было как если бы он растворялся и в маме тоже.

— Закари!

Было странно, даже нелепо, что Нора назвала его пол­ным именем, но прием сработал, и Зак, подняв свой плеер, быстро выпрямился. Они были уже возле головной части поезда. Нора поддерживала маму и в то же время словно бы изо всех сил цеплялась за нее; вид у нее был ужасный, Нора казалась обезумевшей. Зак испытывал теперь к Норе особое чувство. Видя, насколько больна ее мама, Зак понимал, что у них есть нечто общее: и он, и Нора потеряли своих мате­рей, и все же их мамы — хотя бы отчасти, хотя бы в какой-то степени — находились рядом.

Зак поглубже засунул айпод в карман джинсов, при этом перепутавшиеся провода наушников так и остались болтать­ся снаружи. Сошедший с рельсов поезд слегка раскачивался от творимого в нем насилия, из вагонов доносились жуткие завывания, и Нора очень старалась отгородить Зака от чу­довищной картины. Но Зак все понимал. Он видел, как окна окрашиваются красным. Он видел лица. Зак и сам был напо­ловину в шоке, он двигался, словно в кошмарном сне.

Нора остановилась и, обернувшись, в ужасе уставилась на что-то, появившееся за их спинами.

Вдали из темноты туннеля выскочили маленькие фигур­ки. Они неслись с большой скоростью. Эти твари — еще не­давно обыкновенные детишки, самым старшим было не больше тринадцати-четырнадцати лет — обладали нечело­веческой прытью. Они вприпрыжку мчались по шпалам.

Возглавляла эту стаю фаланга слепых детей-вампиров с черными, словно выжженными глазами. Слепые твари двигались довольно странно, как-то по-крабьи. Лишь только эта орда поравнялась с поездом, зрячие дети вырвались впе­ред, тоненько — а потому особенно жутко — визжа от нече­ловеческой радости.

Они мгновенно набросились на пассажиров, сумевших убежать от бойни в вагонах. Большая часть вампиренышей с разгона взлетела по стенке туннеля и целым роем обруши­лась на крышу поезда, напоминая паучью молодь, только что выползшую из кокона с яйцами.

Однако была среди них и одна взрослая фигура, пере­двигавшаяся со зловещей целеустремленностью. Некое же­ноподобное существо, силуэт которого смутно вырисовы­вался в полумраке тоннеля, — именно оно, судя по всему, дирижировало этой атакой, как одержимая мать, ведущая в бой своих бесовских детей.

Чья-то рука вцепилась в капюшон Заковой куртки — это Нора, что было силы дернув мальчика, потащила его за со­бой. Зак пошатнулся, но удержался на ногах и, повернув­шись, приготовился бежать за Норой. Он зажал руку Нори-ной мамы у себя под мышкой и потянул, почти поволок старую женщину от места катастрофы, которое уже кишмя кишело обезумевшим вампирским отродьем.

Индигового света Нориной лампы едва хватало, чтобы освещать путь в тоннеле, но при этом ультрафиолет ярко высвечивал калейдоскоп цветастых, тошнотворно психоде­лических вампирских экскрементов под ногами и на стенах. Никто из пассажиров не последовал за Норой и ее спутни­ками.

— Смотрите! — воскликнул Зак.

Его юные глаза усмотрели две ступеньки, ведущие к какой-то двери в левой стене тоннеля. Нора подтолкнула маму и Зака к этой лесенке, а сама взбежала по ступенькам на площадку перед дверью и попробовала повернуть ручку. Щеколду заклинило, а возможно, дверь была просто запер­та, тогда Нора отступила на шаг и, насколько хватило сил, ударила по ручке пяткой. Она пинала и пинала эту чертову ручку, пока та не отвалилась, — и дверь тут же с треском рас­пахнулась настежь.

По другую сторону стены была такая же площадка и две ступеньки, отделяющие ее от пола соседнего тоннеля. На полу блестели рельсы. Это был южный ствол туннеля, по нему поезда шли в восточном направлении: из Нью-Джерси к Манхэттену.

Нора захлопнула дверь, постаравшись вбить ее на место так плотно, как только могла, затем спустилась на путь.

— Быстрее, быстрее, — сказала она. — Не останавливать­ся. Нам не справиться со всеми ними.

Они углубились в темный тоннель. Зак помогал Норе, поддерживал ее маму, но было ясно, что они не смогут бес­конечно двигаться таким образом.

Они не услышали позади ни единого звука — ни крика, ни треска распахнувшейся двери, — но все равно спешили так, словно вампиры преследовали их по пятам. Каждая секунда казалась украденной у жизни.

Норина мама потеряла обе туфли, ее нейлоновые чулки изодрались в клочья, исцарапанные ноги кровоточили.

— Мне надо отдохнуть, — вновь и вновь повторяла она, с каждым разом возвышая голос. — Я хочу домой.

В конце концов это переполнило чашу. Нора замедлила ход — Зак притормозил тоже — и зажала рукой мамин рот: она просто должна была заставить ее умолкнуть.

Зак увидел лицо Норы в фиолетовом свете лампы и про­читал на нем выражение невыразимой муки: Нора пыталась одновременно и тащить маму, и заглушать любые ее звуки.

Только сейчас Зак понял, что Норе предстоит принять страшное решение.

Норина мама пыталась отлепить руку дочери от своего рта. Нора скинула с плеча огромную сумку.

— Открой ее, — сказала она Заку. — Мне надо, чтобы ты достал нож.

— У меня есть свой. — Зак порылся в кармане, вытащил нож с коричневой костяной рукояткой и раскрыл десяти­сантиметровое серебряное лезвие.

— Откуда у тебя это?

— Мне его дал профессор Сетракян.