Из рода волхвов - Мирослава Раевская

капли смирения и раскаяния.

Он рухнул подле идола Макошь и стал что-то отчаянно шептать, припадая разбитым лбом к земле. Радовид не мог сдержать смех от того, как иронична порой бывала судьба. Ещё вчера Яромир убил женщину, прислуживающую берегине, а сегодня отчаянно молил её о спасении своей грешной, чёрной душонки. Отвращение мешалось с ненавистью, застывая в горле комом — не вдохнуть, не выдохнуть. Когда-то давно Радовид думал, что никогда не станет тем, кто наслаждается кровью и убийствами. Но, оказалось, достаточно отнять у него Миру, чтобы все мыслимые законы мироздания в его голове рухнули в одночасье, похоронив с собой и сострадание, и милосердие.

Вороны кружились над их головами, подобно голодным стервятникам, что отчаянно желали впиться в мёртвую плоть. Грозовое небо было тёмным и тяжёлым, готовым разразиться молниями и громом. Но, пожалуй, даже гнев Перуна не устрашил бы его сейчас, когда виновник всех его бед был прямо перед ним. Просто протяни руку — и сожми шею.

— Скажи, Яромир, стоило ли оно того? — полюбопытствовал Радовид и сделал шаг вперёд, с весельем наблюдая за исказившимся лицом князя. — Для чего ты желал подчинить себе волхвов? Для дальнейших завоеваний? Будем честны хотя бы сейчас — из тебя на редкость дерьмовый правитель. И, тем более, завоеватель.

— Если бы не подобные тебе, то плевал бы я на вас, проклятые колдуны! — вдруг вызверился Яромир и поднял перед собой руки, увенчанные чёрными проклятыми рунами. — Это сделали вы, вы меня прокляли! Первыми вонзили мне нож в спину, а теперь хотите выставить виноватым?! Из-за вас я мучаюсь уже больше года!

Радовид не смог сдержать ядовитую улыбку, узнав в тёмных узорах старое, как мир, заклятие, которым наказывали самых отпетых нечестивцев. Чем больше зла творит человек — тем больше губит сам себя. Макошь играла с их жизнями, точно с куклами, но удивительно метко обличала все их пороки. Его наказала за гордость, а князя — за все свершённые им преступления. Но, пожалуй, было бы слишком скучно, закончи он жизнь столь унылым образом.

— Недостаточно мучаешься, князь. Этого слишком мало.

* * *

— Ты безумец, Радовид, если думаешь, что играть со смертью — весёлое занятие, — яростно проронил Огнедар, когда явился к нему спустя множество дней на порог. — Тело девочки давно стоило предать огню, а ты оскорбляешь её дух своим мерзким колдовством.

Радовид обернулся к нему с ленивой безучастностью, с какой обычно люди разглядывали мёртвых муравьёв, совершенно незначительных в их глазах. Перед ним на широкой постели лежала Мира, исписанная рунами с ног до головы — и только оттого сохранившая целостность своей плоти. Минуло много дней, но её тело будто застыло во льдах, в одной временной петле. Казалось, она просто заснула послеобеденным сном — и совсем скоро откроет глаза. Лишь бледное лицо и посиневшие губы выдавали в ней мертвеца, немого и глухого к желаниям живых.

— У жреца Велеса, полагаю, много свободного времени, раз вы всё ещё горите желанием читать мне нотации? — едко отозвался Радовид, разгребая завал на столе. На пол полетели коренья, сухие травы и цветы. — Каким образом вы вообще меня нашли?

— Легко найти колдуна, от которого всегда разит смертью. А это единственное место в округе, к которому боятся приближаться даже животные.

— И правда, легко, — хмыкнул он в ответ на эти обличающие слова и обернулся. Усталые злые глаза вглядывались в старческое лицо почти с отвращением. — Ну и что? Вам-то какое до того дело? Я же не прошу вас играть со смертью вместе со мной.

Огнедар раздражённо стукнул посохом и приблизился к неподвижному девичьему телу, которое лежало на постели. Даже смерть не украла её красоты, лишь заострила изящные черты сильнее. А тёмные рунические узоры, тянущиеся от изящных запястий до тонких лодыжек, внушали странный трепет. Но не от умиления, а от ужаса — если однажды жрица вновь откроет глаза, то более человеком никогда не будет.

— Ты осквернишь её своим чёрным колдовством, мальчишка, — прошипел Огнедар, рассматривая рассыпанный по полу чертополох. — Думаешь, эта трава сдержит её мертвецкую ярость, если ты продолжишь свои жуткие ритуалы?! Предай жрицу огню, не гневи богов ещё сильнее.

Радовид в безотчётной ярости швырнул в стену рядом с ним деревянную плошку, но жрец даже не шевельнулся. Усталость минувших дней вбивала гвозди в гроб его терпения — и он едва мог противиться тем чувствам, которые отравляли его душу. Он не спал несколько ночей, изучая древние свитки и писания в надежде отыскать ответ на все свои вопросы и был настолько близок к разгадке, что в предвкушении чесались кончики пальцев. У него получилось предотвратить гниение тела — и получится вдохнуть в него былую жизнь. Радовид в это слепо верил и отступать было бы слишком трусливо с его стороны.

— Я не спрашивал твоего совета, старик, — пренебрежительно выплюнул он. — В тот день, когда ты предсказал мне нашу с ней судьбу, то мог бы рассказать всё подробнее. Тогда я бы смог её спасти!

— Высокомерие — твой главный грех, мальчишка, — лукаво ухмыльнулся Огнедар, щуря глаза, словно хищник перед прыжком. — Ты и правда думаешь, что судьбу можно изменить? Она — это данность, которой должно подчиняться. И она велит тебе отпустить эту жрицу, пока ты окончательно не обезумел.

Радовид сдавленно засмеялся и отвёл слезящиеся глаза, оглядывая скромное убранство убогой избы, которая ранее принадлежала крестьянской семье. Всюду висели сушёные травы, валялись черепа животных — и стоял затхлый воздух. Пожалуй, именно так выглядело жилище безумца. В чём-то Огнедар был прав.

— Или, полагаю, ты уже достиг крайней степени безумия, — поморщился в ответ на его смех жрец.

— Да, судя по всему, именно так… Я безумец, Огнедар! Но разве моя в том вина? — он развёл руками, задевая рукавом растянутой чёрной рубахи горящую лучину. Пламя дрогнуло, разгоняя тени. — Люди, которых вы, седые глупцы, столь отчаянно защищаете — забрали у меня всё. И что же, мне смириться? Опустить руки? Почему я должен, если у меня достаточно силы, чтобы найти решение?

— По-твоему, законы этого мира не стоят и гроша? Думаешь, сможешь попрать их, обмануть смерть, а после наслаждаться счастьем вместе с любимой женщиной?!

Радовид равнодушно пожал плечами и коснулся светлых волосы Миры, пропуская их сквозь пальцы, словно белёсый шёлк.

— На этот мир и на его законы мне давно плевать, — он ухмыльнулся. — Поверьте, если бы я боялся богов, то не стал бы проливать человеческую кровь.

— Ты её не просто проливаешь — ты ей упиваешься, — с презрением процедил Огнедар. — Остановить