Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья Сергеевна

На губах верховного жреца мелькнула усмешка, когда выходец из Лианора услышал, как почтительно и скромно обратился непокорный степняк.

— Конечно, нет, — Совершенный равнодушно пожал плечами. — Ты по-прежнему воспитанник храма Закатного Солнца. Но Яниэр — мой Первый ученик и Первый иерарх храма. Яниэр имеет право принимать любую мистерию, какую пожелает. Или какую я прикажу ему провести.

Красный Феникс окинул его оценивающим холодным взглядом и, помедлив, добавил:

— Если и в самом деле ищешь служения, докажи мне свою преданность.

Красный Волк насупился, почувствовав себя загнанным в ловушку еще глубже, еще безнадежнее. Будущее казалось беспросветным. Он остался один, совсем один среди неверных теней прошлого, и только сидящий перед ним человек был готов воспринимать ученика всерьёз и давать какие-то шансы.

— Учитель… простите меня.

— Ты в чем-то виновен предо мной?

— Да. Я не был достойным учеником, — Красный Волк набрал побольше воздуха перед следующими унизительными словами. — Я прошу Учителя провести ритуал инициации.

— Что? — с невинной улыбкой на устах негромко переспросил Совершенный.

— Ваш ученик просит вашу светлость лично руководить мистерией, — сквозь зубы почти прорычал кочевник.

— Вот как. Неужели ты сам просишь об этом?

— Да, мессир.

— Значит, ты покоришься мне?

— Я сделаю всё, что вы прикажете, чтобы установилась связь.

— Хорошо, — смилостивился Красный Феникс Лианора, наконец прерывая эту мучительную беседу. — Я проведу мистерию и возложу на тебя венец совершеннолетия. Сейчас же ступай и приготовься к ритуалу. Проведем его немедленно, пока сердце твоё открылось для установления связи.

Поклонившись, Элиар вышел вон. Рот как будто был полон какой-то вязкой, приторной ваты, навязшей на зубах, забившей горло и облепившей язык, которым он только что произносил подобострастные слова. Мерзкое ощущение. Ноги подкашивались, голова шла кругом, да еще и мутило: от отвращения к Яниэру или к верховному жрецу… нет… от отвращения… к самому себе. Как же низко он пал, как отдалился от простой и честной жизни вольных степняков!

Но удивительное дело — терзавшая душу удушливая ненависть к наставнику словно бы куда-то делась. Похоже, дух его был всё-таки сломлен: не грубой силой, но выверенной, расчетливой хитростью.

Да, сам не сознавая того, ученик принял волю Учителя и покорился ей.

* * *

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон пробуждения насекомых

Запускают воздушных змеев. День двадцатый от пробуждения

Ангу. Лес Кукол

*киноварью*

Всё верно… между Учителем и учеником должна возникнуть особая доверительная связь, иначе обучение будет невозможно. В этом и была суть мистерии. Однако, кажется, во время церемонии между ними двумя возникло что-то другое, что-то, не похожее на обыкновенную духовную связь ученичества.

Элирию вдруг отчётливо вспомнился момент, когда он вошёл в освещённое одними лишь тонкими красными свечами святилище для инициаций, и волосы зашевелились на голове от пробудившейся памяти.

Вспоминать совсем не хотелось. Лучше бы он продолжал брести в чёрном тумане беспамятства, огромном, как гора, милосердно скрывающим правду.

Но непрошенное воспоминание призраком восстало перед глазами: коленопреклоненный Второй ученик замер в полумраке и тишине, неподвижно, как ящерица на камне. Распущенные волосы рассыпались по плечам неистовой огненной волной, подол церемониального одеяния растекся по молитвенной платформе. Поддавшись порыву, Элирий легонько провел рукой по этим ярким волосам, и воспитанник дернулся, будто проснувшись или выйдя из транса.

Волчонок ждал его много часов. Много часов подряд простоял на коленях на холодном камне. Черт побери, он заставил прождать себя почти целую ночь. Молитвенную позу было запрещено менять, и Элиар уже едва мог удерживать ее: мышцы ног сводило, а в области коленных чашечек образовались обширные кровоподтеки. Когда он коснулся волчонка, юноша вздрогнул, но в вырвавшемся вздохе почудилось облегчение: Учитель наконец здесь и скоро всё кончится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как же ошибался его Второй ученик.

Если говорить откровенно, так долго принуждать к неподвижности уже было достаточным испытанием для мистерии: теперь как минимум несколько дней мальчишка не сможет подняться с кровати. Но неподвижность лучше всего обучала смирению, которого так недоставало гордому дикарю, а потому Элирий избрал ее. То было наказание коленопреклонения — для раздумий о своей вине, раскаяния и покорности. Раб должен стоять на коленях. Всегда. И ученик молча стоял и так же молча упал ниц на тесаный камень, повинуясь приказу руки Учителя.

Но Элирий на этом не остановился, достав из-за пояса плеть.

Поднявший на него глаза волчонок оторопел и, кажется, лишился дара речи.

— Не бойся, — спокойно сказал верховный жрец. — Я не буду тебя сечь. Ты сделаешь это сам.

— Что? — не сразу понял Красный Волк.

Испытание самобичеванием — самая жесткая практика, требующая самоотречения и фанатичной покорности. Элирий знал, что свободолюбивый кочевник ненавидит его, но подобное совершенно недопустимо в ученичестве. Нужно было как-то переломить эту ситуацию. Нужно было сломить волю мальчика и полностью подчинить себе.

— Возьми плеть. Ты должен доказать силу своей преданности.

Волчонок молчал и смотрел на него совсем без выражения. Страшное пустое лицо.

— Сделаешь сам, или тебя заставить? — Первородный сам уже начинал нервничать. Что если ему не удастся утвердить свою волю над мальчишкой? Это позор! — В первом случае, возможно, я и вправду тебя прощу.

Без вложенного в него Красным жрецом священного первоогня Хвост Феникса становился просто плетью, но и в этом случае наносил повреждения, которые невозможно исцелить, невозможно вылечить даже прямым вливанием духовной силы — шрамы всё равно останутся навсегда. Элирий прекрасно понимал это, — и именно поэтому он кинул ученику не обычную плеть.

Шрамы должны остаться, как память. Эти шрамы должны постоянно напоминать ученику о верности.

Не произнося ни слова, Элиар взял в руку плеть и нанес себе первый удар.

Наблюдавший за этим диким зрелищем Красный Феникс содрогнулся и едва удержал вскрик. Ему вдруг показалось, что и сам он почувствовал боль, будто страшный удар плети пришелся не по широкой спине ученика, а по его собственному телу. Что за черт! Первородный неожиданно разозлился. Это что, какое-то побочное действие печати большого контроля? Или… нерушимая связь уже была установлена? Не может быть! Выходит, продолжать мистерию нет нужды…

Проклятье. Ученик не должен ничего заподозрить.

Нужно немедленно поставить усиленный блок, закрыться полностью на время этой церемонии.

Навязчивые фантомы чужой боли отчаянно колотились в него, но Красный Феникс был мастером психических барьеров. Хоть он и был потрясен до глубины души, но внешне сумел остаться абсолютно бесстрастным и только смотрел, смотрел как завороженный, на эту шокирующую мистерию, в которой что-то пошло не так, как следовало…

Нехотя вспоминая тот давний обман, совершенный из желания проучить дерзкого звереныша, роптавшего на него целый год, Элирий почувствовал стыд. Он не должен был доводить дело до трагедии, не должен был доводить прямодушного ученика до исступления и отчаяния. Нельзя потерять то, чем не владел. Нельзя. Но, вопреки логике и здравому смыслу казалось, что он потерял в тот миг что-то очень ценное.

При мысли о том, что все усилия и жертвы напрасны, и установить сакральную связь с Учителем не удается, Элиар почувствовал себя очень несчастным. Красный Феникс смутно различал это горькое чувство даже сквозь толщу непроницаемой ментальной брони. Ярость и упорство заставляли кочевника вновь и вновь поднимать плеть и резко опускать ее на свои искалеченные плечи, с вызовом глядя в нарочито равнодушные глаза Учителя.

Очень скоро спина ученика стала напоминать кровавую паутину. Давно пора было остановить испытание, но жестокое и кровавое действо неожиданно зачаровало верховного жреца. Так неотрывно, не в силах отвести взгляд, смотрят на что-то запредельно ужасное, чудовищное.