Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди луга я остановилась и встала на колени. Теперь у меня были новые ритуалы. Я закрыла лицо руками, глубоко вдохнула и закричала.
Я кричала громко, так долго, насколько хватало воздуха; гортанные звуки царапали мне горло и изнуряли голосовые связки. Этот крик был сродни ночным воплям моей матери и завыванию сестер в их последние минуты жизни. Это был крик чэпеловских женщин.
Закончив, я какое-то время сидела на коленях, не отнимая рук от лица. Я оставалась в таком положении до тех пор, пока мой слух вновь не начинал воспринимать пение птиц.
2
Проснувшись на следующее утро, я ощутила на своей шее дыхание прильнувшей ко мне Зили, которая спала, обхватив меня руками и переплетя свои ноги с моими. Поняв, что не смогу пошевелиться, пока она не проснется, я снова закрыла глаза, чувствуя спиной нежное биение ее сердца.
У нее появилась привычка иногда забираться ко мне. Она делала это несколько раз в неделю – возможно, даже не до конца при этом просыпаясь. С утра она вылезала из моей кровати и ложилась в свою, словно ничего этого не было. Я понимала, что она уже слишком взрослая для таких нежностей, но позволяла ей эту слабость. Зили была для меня как ребенок – я уже тогда понимала, что ничего даже близкого к этому в моей жизни больше не будет, и находила радость в том, что я кому-то нужна, что кто-то меня обнимает. К тому же для меня это был единственный шанс ощутить физический контакт.
Наша спальня была на первом этаже, под девичьим крылом. Если бы наверху кто-то жил, мы слышали бы шаги прямо над нами, но теперь, конечно, там царила тишина. После смерти Каллы и Дафни мы переехали из просторной спальни, разрисованной пурпурными ирисами и колдовским орехом, в пустовавшую гостиную внизу.
Когда-то это была гостиная нашей бабушки, и все называли ее «комнатой роз». В 1920-х там сделали ремонт: на стенах появились обои с принтом из роз; розы были на шторах, диванах и коврах; лампы Тиффани ярко горели розами, и даже каминная полка была украшена орнаментом из колючей лозы. Казалось, что бабушка готовилась к появлению Белинды и сделала все возможное, чтобы эта комната внушала ей ужас. После смерти бабушки комната долго стояла запертой, пока мы не открыли ее в поисках спальни.
Новая комната была чуть меньше, чем наша старая спальня, но в ней оказалось достаточно места для двух кроватей, которые мы поставили по обе стороны от венецианского окна, и остальной мебели. И пускай это было не самое подходящее место для нас, оставаться на втором этаже мы не хотели, как не хотели (по крайней мере, в то время) переезжать в две разные спальни. На первый этаж переместился и наш отец, переоборудовав для себя никому не нужную бильярдную на противоположном конце внутреннего двора. Мы с Зили предпочли бы вообще переехать в другой дом, но отец не хотел об этом слышать. Он говорил, что «свадебный торт» – это семейный особняк Чэпелов и мы должны оставаться в нем до конца его жизни.
Я всегда просыпалась раньше, да и в целом Зили почти во всех сферах жизни немного отставала. Я принимала ванну, одевалась, садилась за стол и читала ей газету, пока она собиралась.
– Как тебе остров Принца Эдуарда? Смотри, какой очаровательный домик, – сказала я, вырезая объявление из раздела о продаже недвижимости и укладывая его в старую коробку от сигар, где хранились вырезки из газет. – Мы могли бы жить в нем, как Энн из усадьбы «Зеленые крыши», – добавила я, решив, что это тоже звучит мило.
Зили застегнула пуговицы на своем льняном платье, мандариновый цвет которого был ей не слишком к лицу. – А снег там бывает?
– Еще как бывает.
– Тогда нет, – сказала Зили. – Мне нужен теплый климат.
– На прошлой неделе ты была готова ехать в горы Колорадо!
– Тогда зачем ты вообще предлагаешь этот остров?
Зили вредничала, но это была всего лишь игра. Мы поклялись, что, когда я окончу педагогический колледж, то есть через два года, мы уедем из Беллфлауэр-виллидж и поселимся где-нибудь еще. Я бы нашла работу учителем, а Зили… ну, эта часть плана пока оставалась неясной.
Белинда сказала мне: «Беги!» – и пока это было лучшее, что я могла придумать. Жизнь, которую я рисовала в голове для себя и сестры, была до крайности обыкновенной – работа учителем и скромный дом, в котором живут две старые девы и их кошки. Рисованием я собиралась заниматься в виде хобби. Иногда меня удручало отсутствие воображения и некоторой дерзости в отношении будущего, но наша главная задача – выжить, а это важнее, чем приключения.
Отец об этих планах даже не догадывался, это был наш с Зили секрет. Каждую неделю он выплачивал нам щедрое содержание, и половину своих денег я откладывала на счет в банке. От Зили ожидалось то же самое, но она тратила все до последнего цента на ненужные платья и сумочки, которые в день отъезда не поместились бы в «Ситроен». Я же любую покупку оценивала именно с этой стороны: смогу ли я увезти это в «Ситроене»?
Я по-прежнему просматривала раздел недвижимости, когда Зили высоким голосом спросила:
– А Калифорнию мы не рассматриваем?
– Северную или Южную?
– Хмм, – сказала Зили, на секунду перестав пудрить лицо. – А где больше солнца?
– В Южной, конечно.
– Тогда давай поедем туда, купим дом с лимонными деревьями и пальмами и будем целыми днями загорать.
– В смысле ты будешь загорать, пока я на работе?
– Да, – сказала она, не обратив внимания на сарказм. – А вечерами мы будем ходить на вечеринки с кинозвездами.
– А я буду сидеть у бассейна и проверять школьные работы.
– Звучит отлично.
Я вырезала объявление о продаже коттеджа на побережье Флориды и положила его в коробку.
– Зили, если ты хочешь вести такой образ жизни, тебе тоже нужно пытаться откладывать деньги. Иначе мы отправимся в Небраску. Или в Монтану. Или в Арканзас. А это довольно далеко от кинозвезд.
– Пфф.
Когда она была готова, мы отправились завтракать. Зили вошла в столовую и поздоровалась с отцом, я же направилась в сторону лестницы. Это был еще один ритуал. Я уже почти поднялась наверх, когда услышала голос Доуви.
– Миссис О’Коннор уже накрыла на стол. Еда остывает.
– Я всего на минутку, – ответила я, глядя на нее с лестничного пролета, но она не сдвинулась с места. Мне не нравилось, что она за мной наблюдает. «Оставь меня в покое, Доуви, – хотелось ей сказать. – Улетай».
Ни Доуви, ни Зили, ни отец не знали, зачем я каждое утро перед завтраком поднимаюсь наверх. Они и не спрашивали. Когда-то на втором этаже «свадебного торта» кипела жизнь, но теперь его как будто не существовало. Если бы кто-то попросту отрезал этот верхний слой, возражений бы не последовало. Но для меня все было по-другому.
Я поднялась по лестнице и прошла мимо родительского крыла – там царил полумрак, и все двери были закрыты. Затем я дошла до той части дома, где мы жили с сестрами.
– Доброе утро, девочки, – обратилась я к коридору закрытых дверей. Ответного приветствия я, конечно, не услышала. Что бы ни придумывали служанки, здесь не было прозрачных фигур в белых одеждах – здесь были лишь тени отсутствия. Мои сестры оставили после себя так много небытия – все эти застывшие предметы и вечное безмолвие. Гнетущая неподвижность, царившая здесь, могла любого свести с ума.
Сказать по правде, я бы предпочла прозрачные фигуры в белых одеждах.
Несколько мгновений я размышляла, в какую комнату зайти. За день до этого я носила духи Эстер – значит, теперь была очередь Розалинды. Открыв дверь
- Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Фиолетовый луч - Паустовский Константин Георгиевич - Русская классическая проза
- Вторжение - Генри Лайон Олди - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / Русская классическая проза
- Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Записные книжки 1935-1942 - Альбер Камю - Драматургия / Русская классическая проза
- Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг - Историческая проза / Русская классическая проза
- Том 27. Письма 1900-1901 - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Душа болит - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Ибрагим - Александр Туркин - Русская классическая проза