Иностранец ее Величества - Андрей Остальский

Но меня ждало еще одно поразительное открытие. Когда я работал в знаменитой английской газете «Файнэншл таймс», меня на время отпуска заменял юный коллега из Москвы: на мой взгляд, очень способный, приятный, интеллигентный юноша. Притом с замечательным английским — результат проведенного с родителями в Нью-Йорке детства.

По возвращении я поинтересовался его успехами у английских коллег. Отвечают: все было хорошо. Но глаза отводят. Что-то явно у них вертится на языке, но говорить не хотят. Наконец выжал из них правду: все было прекрасно, но вот акцент…

«Как — акцент? — поразился я. — Ведь и у меня фонетика не стопроцентно английская…»

«Да, — говорят, — но у вас-то легкий, приятный, русский акцент, а у вашего коллеги американский!» И добавляют шепотом: «С таким у нас большой карьеры не сделаешь… так, между нами, раздражает, сил наших нет…»

И потом я много раз слышал в свой адрес странноватый комплимент: ничего, у вас акцент вполне терпимый, легкий, ухо не режет, и главное — не американский…

Парадокс: особые отношения, родство, общие англосаксонские корни и ценности, теснейший политический союз — и вот нате вам: от акцента их, видите ли, с души воротит… Ревность какая-то историческая, что ли? Но вот что смешно: со временем и я вдруг почувствовал, что ярко выраженный американский акцент начинает меня раздражать. У англичан есть забавное выражение «to go local» — буквально не перевести, но означает примерно: с кем поведешься, от того и наберешься…

Может быть, англичанам особенно неприятно, когда с ярко выраженным заокеанским акцентом говорит не коренной американец, а живущий в Англии иностранец. Почему-то это кажется им особенно обидным и раздражает еще сильнее.

Ведь англичане — синтетическая нация, плавильный котел здесь работает давно и с великолепным результатом, и уже следующее поколение эмигрантов может добиваться высокого положения в обществе. Но это как со спортивным клубом: неважно, откуда ты перешел, но коли ты теперь наш, то будь любезен, старайся, носи нашу форму, следуй нашим правилам, а мы уж решим, притвориться ли нам, что принимаем тебя за своего или нет… Но научиться быть англичанином очень сложно. И дело тут не только в языке, хотя в языке в первую очередь.

Если вы, например, недостаточно им владеете, чтобы понимать английский юмор, чтобы самому смешно шутить, то вы уже поражены в правах. Возникнут затруднения. Автор где-то прочитанного мною анекдота точно отразил ситуацию: «Английский юмор — это когда один очень интеллигентный джентльмен говорит другому весьма уважаемому джентльмену нечто такое, чего не понимают окружающие. Именно это обоих и забавляет».

Но, пожалуй, еще точнее: «Рассказывая английский анекдот, испытываешь чувство легкого превосходства, слушая английский анекдот, ощущаешь чувство легкой неполноценности».

Помню один из своих первых походов к английским журналистам в гости. Попал сразу в большую компанию, где все знали друг друга, новичком был только я один.

Я несколько напряженно следил за общей беседой, стараясь время от времени подавать осмысленные реплики. И все шло блестяще, пока в какой-то момент я вдруг не потерял нить разговора. Или, по крайней мере, мне так показалось. Все время заходила речь, в разных комбинациях, о некоей актрисе, которая что-то такое невероятное сказала какому-то епископу. А иногда наоборот, епископ что-то совершенно удивительное и смешное ей отвечал. И все это сопровождалось дружными взрывами хохота разогретых красным вином и не на шутку развеселившихся англичан.

Я же чувствовал себя идиотом. Видимо, это какой-то всем здесь известный скабрезный анекдот, решил я. Надо будет при случае разузнать, в чем там дело. Должно быть, очень смешно.

В тот же вечер, по дороге домой, сев в такси с одним из коллег, я попытался выяснить подробности. Но коллега только нервно хихикнул и перевел разговор на другую тему. Я не стал настаивать. Решил: видимо, что-то настолько неприличное, что малознакомому человеку рассказывать неловко.

На следующий день я зашел в кабинет к хозяину вчерашней вечеринки, поблагодарил за гостеприимство и как бы невзначай осведомился о содержании «того анекдота, который вчера все цитировали». «Анекдота?» — удивился хозяин. Но тут нас прервали: секретарша сообщила о каком-то важном звонке.

Целый день ходил я по зданию «Файнэншл таймс» и собирал информацию. И ничего толком не добыл. Люди реагировали как-то странно и, как я начал подозревать, смеялись за моей спиной. «Неужели же этот анекдот настолько уж скабрезен? — недоумевал я. — Но я ведь не красна девица, как-нибудь выдержу». Но решил не сдаваться, а выждать.

И только недели две спустя мне удалось взять измором участника той вечеринки — корреспондента газеты в одной из европейских стран. Он объяснил мне, что это такой прикол (не знаю, как иначе назвать).

Изначально смысл все же был достаточно вульгарным. И описывалось, конечно, занятие любовью служительницы Мельпомены и служителя культа. Что уже само по себе неприлично.

Прием этот называется «веллеризмом» — в честь Сэмюэля Веллера (в русском переводе — Уэллера), героя романа Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба», и представляет собой особую разновидность высказывания, при которой поясняется не только то, кто сказал данную фразу, но и при каких обстоятельствах это было сделано, что часто придает самому высказыванию совершенно новый смысл. Таким образом любую невинную фразу можно сделать скабрезной. Ну самый примитивный пример. Кто-нибудь пытается собрать стол и говорит: «Не знаю, куда эту штуку вставить». И тут вы неожиданно добавляете: как сказал епископ актрисе.

Ха-ха. Или кто-то сетует, мол, нельзя ли хоть чуть-чуть поэнергичнее? А вы опять добавляете: как сказала актриса епископу. И так до бесконечности.

Придумала это, кажется, актерская братия в начале XX века. В принципе, сей прием считается избитым клише, но мои английские приятели пытались вдохнуть в него новый смысл, изощрялись, затеяли игру с двойным смыслом.

Например: что тебе сказал начальник, когда выяснилось, что ты забыл текст доклада в другом городе?

А что сказала жена нашему другу Джону, когда обнаружила, что он привез ее не в тот аэропорт?

Надо придумать, что распорядительный директор или деспотичная жена общего знакомого могли при подобных обстоятельствах сказать такого, что могло быть интерпретировано как имеющее сексуальный подтекст.

Что он сказал? Да то же самое, что епископ сказал актрисе. А что она ему ответила? То же, что актриса епископу.

И так далее. Чем абсурднее и изощреннее ситуация, тем больше простора для воображения. Комедия положений и комедия характеров. Кто-то придумывает сюжет, остальные на секунду замирают, а потом начинают хохотать, вслух ничего не объясняя. Вот такая игра.