Меч и Крест - Лада Лузина

— Да, — кивнул он опять.

— Здесь недавно погибла девушка, — деликатно начала Ковалева.

— Да. — Митя грустно опустил глаза. — Я виноват. Я не хотел этого.

— В чем ты виноват? — мигом отреагировал Красавицкий, опускаясь на траву перед ним.

— Я не хотел, чтобы она умирала, — жалобно проплакал Митя, глядя себе в пупок. — Но она умерла. Потому что я ее не любил. Она мне сама сказала это… И позвала меня. Но я был плохим. Я не хотел!

— Оп-па! — сказал Мир.

— Вон она! — рука Мити с выброшенным вперед указательным пальцем полетела на церковь, и Маша и Мир резко обернулись, на секунду поверив, что и впрямь увидят там сейчас мертвую Риту в окровавленном платье.

Но узрели только огромного и угрюмого черного ворона, прохаживавшегося по серым солнечным плитам у запертых дверей Кирилловской церкви.

* * *

На стене кабинета висел старый, нарисованный гуашью плакат, еще советский, судя по квадратно-охровым лицам врача и врачихи, в позе легендарных «Рабочего и колхозницы», поднимавших над головами медицинскую чашу со змеей. Рядом с ними мирно соседствовала плейбойного вида эстрадная певица, тоже уже порядком обтрепанная по краям.

— Что вы хотите узнать? — спросил их дежурный врач, тревожно кося глазами на две длинные зеленоватые купюры, перекочевавшие на его стол из заднего кармана Мирослава.

Маша разделяла докторские чувства: в ее семье такие деньги не прописывались и даже никогда не приходили в гости, и при виде их она испытывала странную смесь тревоги и боязливой неприязни.

— Вы ведь дядя Киря, не так ли? — осведомился Мир.

Врач Кирилл Снуровский встревожился еще больше и еле заметно кивнул. Кажется, визитеры пугали его.

— Не знаю, смотрите ли вы телевизор…

— Смотрю, — быстро уточнил врач. У него было белесое и белобровое лицо неудачника с абсолютно не запоминающимися, лишенными возраста чертами. Ему могло быть тридцать или сорок. — Я видел вас. Вы — Красавицкий. — Он выговорил фамилию посетителя, осторожно перебирая языком каждую букву, словно не мог понять, какова она на вкус.

И Маша поняла: он боится не ее, а Мира. И не поняла, почему же тогда он согласился встретиться с ними, едва только охранник на входе назвал ему по внутреннему телефону эту пугающую фамилию.

— Выходит, я могу не объяснять, — покрытый пылью посетитель изобразил сдержанную улыбку, — в каком… ммм… спорном положении я нахожусь в данный момент. Я, конечно же, понимаю, вам нет никакого смысла навлекать на себя неприятности. Ведь если выяснится, что кто-то из ваших больных… — Мир демонстративно пропустил конец предложения. — Но и вы, думаю, понимаете тоже: моя проблема куда неприятней вашей. Меня подозревают в убийстве. И ваша помощь для меня очень дорога. Практически бесценна!

Психиатр поморщился, без труда расшифровав более чем прозрачный намек, и забарабанил пальцами по купюрам, не спеша, однако, их принять.

— Иными словами, — недовольно переспросил он, — вы хотите узнать, не мог ли совершить эти убийства кто-то из моих пациентов?

— Им ведь позволено гулять по территории больницы?

— Днем, а не ночью, — уточнил Кирилл Снуровский.

— А на ночь их запирают? Или оглушают снотворным? — дерзостно полюбопытствовал Мир.

Подбородок доктора неприязненно пополз вперед.

— Мы не приковываем своих подопечных к койкам, что бы там про нас ни сочиняли! Конечно, среди них есть и буйные, и вот они-то как раз не могли выйти отсюда ни под каким видом. Но два последних вечера здесь, простите за плохой каламбур, был настоящий сумасшедший дом. Массовый приступ истерии. И милиции, — холодно уточнил врач, — об этом превосходно известно. Многие пациенты повскакивали с кроватей, пытались спрятаться, убежать….

— И как вы это объясняете? — искренне поразилась Маша.

— Когда дело касается человеческого мозга, никто и никогда не сможет объяснить вам ничего до конца, — с апломбом изрек Кирилл Снуровский. — Почки, печень, сердце, кишечник — простые и понятные работяги. Даже если с диагнозом напутаешь, так патологоанатом разберется…

Мир вежливо улыбнулся бородатой врачебной шутке.

— А ум — Бог! Вечная загадка! — Врач, похоже, оседлал любимую идею-фикс и помчался на ней во весь опор. — Кто мои пациенты? Кто они? — оживленно вопросил он. — Одни считают их одержимыми бесами, другие говорят, что блаженные ближе к Богу. До революции людей не от мира сего почитали как святых и пророков. Вы, верно, слышали о Куреневском мальчике?

— Нет. — О таком не слыхивала даже Маша.

— И известнейший московский чудотворец Иван Корейше — тоже жил в сумасшедшем доме. А «киевский Корейше» — юродивый Феофил — предсказал Николаю I поражение в Крымской войне! Как это прикажете объяснять? Как? Лично мне кажется, что эти люди — сродни животным! Не в худшем смысле, — строго затряс пальцем он. — Просто, как бы человек ни кичился своим превосходством, когда речь заходит о животной силе, животной интуиции, магнетизме, сексуальности, мы сразу вспоминаем о нашем кровном родстве с тварями. И вы знаете, что такие люди, — Михаил Снуровский явно избегал слова «сумасшедшие», — бывают чрезвычайно хитры и способны обвести вокруг пальца любого здорового и здравомыслящего. Они наделены огромной силой, которой не обладали до болезни. Когда тот же Митя входит в раж, с ним не могут справиться и три санитара! И точно так же, как животные, предчувствующие приближающийся пожар еще до того, как их нюх учует запах гари, они способны улавливать зло — некие непонятные и неощутимые для нас волны. Другого объяснения я не вижу!

Маша и Мир невольно переглянулись.

— Если я вас правильно понял, — подвел итог Красавицкий, — из-за этих необъяснимых волн ваши больные две ночи бегали по больнице, и никто не может поручиться, что тот или иной…

— И что, простите, вам дает это теоретическое предположение? — с вызовом прервал его врач. — В Киеве найдется не меньше миллиона людей, которые теоретически могли быть в данном месте в данное время. А диагноз моих подопечных — это еще не мотив.

— А откуда ваш пациент Митя так хорошо знает историю Павловской больницы? — пошел на войну Мир.

— И церкви, — вставила свои пять копеек Маша. — И про клад.

— Какой клад? — Доктор неприятно посерел. — Я просто пытаюсь развивать их. Они не должны чувствовать себя ущербными…

— И потому вы рассказываете Мите про других, уважаемых сумасшедших. И про то, что с таких, как он, рисовали апостолов. А заодно и про клад гетмана, и про злую землю. — На лице Мира выписалось явственное презрение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});