Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник) - Ирэн Роздобудько

Но сказать ему нечего – все понятно без слов.

– Тебе не кажется, что все люди вокруг говорят о пустяках? – У Анны-Марии сегодня странное настроение, она и сама не понимает, откуда появилась эта волна необъяснимой агрессии. – Ты не замечал, как уже с утра однообразны наши движения. Меня начинает тошнить, когда я расстилаю и застилаю постель, ставлю на плиту чайник, чищу зубы, прокручиваю в замке ключ… А подумай, о чем мы все говорим! О кино, о погоде, о тряпках, о деньгах… Мне казалось, что когда я вырасту, буду очень умной. А теперь я понимаю, что умной я была ТОГДА. И свободной тоже. А слова, по-моему, вообще не имеют никакого значения – это всего лишь звуки, которые мы издаем в пустоте…

– Зря ты так… – Колька сдвигает брови, морщит лоб и, словно ныряльщик перед прыжком, вдыхает побольше воздуха, – я так не думаю. Есть и другие слова. Вот послушай:

Стояла зима. Дул ветер из степи.И холодно было младенцу в вертепена склоне холма…

– Это что?

– Это Пастернак. В прошлое воскресенье мы с ребятами ездили в лесопосадку за городом – там спекулянты книги продают. Прямо с земли… А вот еще:

Луна переменилась, но ничтоНе сдвинулось – сознание и стилос,Гора, река, столетье… Но затоКак бережно луна переменилась!Все серебро и золото ее стеклоИ на стекле засахарилось.И сердце утомленное мое упало…И луна переменилась.

– Пастернак? – произносит Анна-Мария странную фамилию. Жар не покидает ее тела, Колька все еще держит ее руку в своей.

– Да ты что! Это ужасные стихи!! – Он предательски краснеет, и Анна-Мария понимает:

– Твои?!

– Неважно. Так вот, есть совсем другие слова. И ради них стоит жить. Машка! У меня не будет свадьбы с куклой на капоте. Я тоже все это ненавижу.

– Но когда-нибудь это же должно произойти! – Анна-Мария вынимает свои пальцы из его ладони. – Ты ведь сам говорил об этих снах… И это нормально. А мне претит все, что нормально. Понимаешь?

– Тогда, – он снова берет ее за руку, но на этот раз прикосновение кажется Анне-Марии неожиданно властным, а вместо тепла всю ее пронизывает незнакомая дрожь, идущая от его руки, – давай будем ненормальными! Без кукол. Я ведь все равно, если и женюсь – то только на тебе!

Наверное, в другое время она сказала бы: «Вот дурак!» или что-то в этом роде. Но сейчас в ее голову приходит замечательная идея. Это именно то, что ей сейчас жизненно необходимо – упасть как можно ниже.

– Вот и отлично! – говорит она. – Я согласна. Но учти – это будет разовая женитьба.

– То есть?

– Что ж тут непонятного? Я приду к тебе, когда скажешь, но только один раз. Избавишься от своих снов…

– Ты серьезно? – Голос его дрожит, как и рука. – Шутишь?

– Я же сказала. Можешь назначать день. И побыстрее, пока не передумала.

– Подожди, подожди… – Колька старается пока не думать о серьезности предложения, ему необходимо сообразить – когда и где? – это его мужская обязанность, а осознавать свое счастье можно позже. – Завтра Сергей со Светланой уезжают в Крым. Придешь завтра?

– Я же сказала – да. Завтра так завтра.

– Что… что тебе приготовить?

– Ну не есть же я к тебе приду! Приготовь мне… яблоко. Одно большое красное яблоко – такое, как продаются на центральном рынке.

– Хорошо. Но ты уверена, что ты этого хочешь?

– Конечно. Не бойся, – Анна-Мария проводит рукой по его волосам, и все меняется в мире.

– Тогда бегу за яблоком! – Колька достает из кармана маленькое круглое зеркальце и разламывает его о подоконник на две части. – Вот твой пароль. Как сказал один поэт: «Мы при встрече их соединим!»

Анна-Мария берет свой осколок, и ей кажется, что нечто похожее уже когда-то происходило…

Колька уже успел перескочить две ступени, но вновь возвращается к Анне-Марии:

– Послушай… Я, конечно, не совсем тебе верю… Но… может… поцелуемся?

– Почему бы и нет?..

И Колька целует ее. И вместо забвения, головокружения или же других ощущений, о которых так часто и много говорили одноклассницы, Анну-Марию одолевает немыслимое любопытство. Оно огромное, оно распирает ее изнутри и, возможно, отныне становится для нее движущей силой, которая и определит дальнейшую жизнь. Но пока она не знает об этом…

– Все! Помчался! Я достану тебе самое огромное яблоко в мире! – шепотом кричит Колька. – Завтра прогуляем школу. Приходи прямо днем – мои уезжают с утра.

Он прыгает через ступеньки и через секунду внизу хлопает дверь подъезда.

* * *

– …бежал куда-то сломя голову… Ужас какой! Надо же, какая судьба… – доносится до кухни чей-то приглушенный разговор. Анна-Мария смотрит на часы – ровно восемь. Мачеха уже стоит на пороге, готовая идти на работу, и с кем-то разговаривает вполголоса. Сквозь сон Анна-Мария узнает голос соседки тети Вали. – Нужно будет вечером зайти, помочь…

Сегодня Анне-Марии некуда торопиться, и она накрывается одеялом с головой. Пусть сегодня Алекса сам разогревает себе завтрак, если хочет, а она будет спать. А потом помоет голову, оденется и сделает вид, что уходит из дому. И никто не узнает, что идет она не дальше второго этажа, идет на любовное свидание, как самая последняя грешница. «Да, да, – думает Анна-Мария, – все должно быть именно так. Почти случайно, почти между прочим. Чтобы не было потом пошлых ожиданий, фантазий и прочих розовых сиропов. И никаких признаний в любви…» Хотя вряд ли Колька удержится от признания…

Через полчаса Анна-Мария чувствует, как кто-то настойчиво стягивает одеяло с ее головы. На кухне уже светло, она щурится и не сразу соображает, что на краю ее раскладушки сидит Алекса.

– Вставай! – говорит он. – Есть новости: Ник попал под машину. Насмерть. Еще вчера вечером. А нашли только сегодня. В морге!

Алекса весь трясется от возбуждения, его будоражит мысль, что Колька, с которым только вчера они обменялись парой слов во дворе, сейчас – мертв. Ему не терпится впервые увидеть это зрелище. А больше всего ему хочется первому разнести эту новость по соседям.

– Ты врешь? – спрашивает Анна-Мария и вдруг понимает, что братец впервые не шутит и не издевается над ней. – Убирайся! Убирайся! – кричит Анна-Мария и снова ныряет с головой под одеяло. Ее бьет мелкая дрожь, тело становится липким, ноги – ватными. Как это могло произойти? Как вообще это происходит? Говорят, «был человек – и нет». Но ведь человек – не спичка, не камень, брошенный в воду, не шарик в руках фокусника. Это большой и сложный организм, целая система, пронизанная параллелями и меридианами сосудов, нервных окончаний и целый мир сновидений, стремлений, тайных и явных желаний. Колька целовал ее теплыми губами – неумело, но жадно и живо, а теперь где они, эти губы?..

Ей кажется, что за эти минуты она превратилась в разбитую параличом старуху. Трясущейся рукой она достает из кармана куртки осколок зеркальца. «Мы при встрече их соединим…» – звучит у нее в голове Колькин голос…

Незаметно, словно за одну минуту, наступает вечер – будто кто-то вырезал из киноленты целый кусок: только что было утро – чик! – и за окном уже распустили сизый дым сумерки. Анна-Мария понимает, что нужно встать, одеться, спуститься вниз, на второй этаж, самой убедиться, что это – не сон, не глупое вранье сводного братца. То, что это явь, она понимает сразу, едва отворив входную дверь: в подъезде тишина, многие двери приоткрыты, со второго этажа доносятся приглушенные звуки, шарканье шагов, звяканье посуды и особенный запах зажженных свечей. Анна-Мария не может заставить себя спуститься вниз. Зато через некоторое время в квартиру вбегает Алекса:

– Я сегодня с матерью остаюсь у Сергея – буду сидеть у гроба. Ты с нами? Там полная квартира соседей. Говорят, к двенадцати придет поп! Прикинь, у Кольки в руке было яблоко! Так вцепился, что еле вытащили!

Алекса хватает со сковороды котлету, быстро запихивает ее в рот, захлебываясь, пьет молоко.

– Ладно, я помчался! Если что – мы с матерью внизу!

«Здесь ты никогда не найдешь себе пары, – воскресает в памяти голос охмелевшего Калиостро, – в тебе слишком много радости и жизни. А люди не выносят этого в другом. Тебе может встретиться только Убивающий Радость, и ты будешь бороться за двоих, пока не окаменеешь. Потому что убивать радость в ближнем намного проще, чем зародить ее в себе и в других…» Колька не был Убивающим Радость, но его больше нет, думает Анна-Мария, скорее всего радость убила его. Она вспоминает, какой вчера был вечер – как на картине Ренуара: сотканный из множества размытых пестрых мазков, пахнущий дождем и немного – кофе. Хороший был вечер… Куда идти? Кому рассказать о печали, о расплавленном свинце, ворочающемся в сердце?..