Сыны Зари - Джек Кертис

Это было одно и то же. То же самое. Она чувствовала, как его кровь струится вместе с ее кровью, тоненькими ниточками, черными и сгорающими вместе с недугом...

«Когда ты уходишь...»

Она провела кромкой зеркальца черту по своему перевернутому запястью, потом поменяла руки и провела такую же черту по другой, торопясь, пока первая рука не ослабнет. Она резала глубоко. Плоть легко раскрывалась, и два этих маленьких устья вдруг закричали гневом и болью.

Зеркальце упало на поверхность скалы, рассыпавшись ожерельем света. Цвета были достаточно яркими, чтобы опалить взгляд. Широко раскрыв глаза, она пристально смотрела на очертания, из которых больше не могла извлечь смысла: скала-человек, облако-кактус, пустыня-половодье. Ее запястья подпрыгивали, как маленькие шланги, разбрызгивая во все стороны кровь, и она понимала, что это все дурное выливается из нее.

Она стала легкой, как соломенная мякина, все ее чувства зажглись, подобно нитям накаливания в лампочке. Она слышала сопение и топот: это тот зверь вылезал из пещеры и отправлялся вниз по скале. Она чуяла его отвратительный запах, а теперь она уже и видела его, красного и волнистого, струящегося по необъятному простору пустыни.

В ее ушах звучали медные тарелки и барабанная дробь солнца. Она еще видела темный поток, текущий к плантации роз. Он шелестел среди корней, и головки цветов падали на землю: черно-красный яд снимал урожай роз. Кровавая жатва.

«...Все перестает дышать».

Часть четвертая

Глава 43

Самым лучшим временем были минуты сразу после полудня. Если какой-то дом в это время пустовал, тогда была большая вероятность, что целый день никого не будет дома. Часа в четыре, конечно, мог вернуться из школы какой-нибудь ребенок, но можно было успеть уйти задолго до этого.

Дом, который выбрал Эрик Росс на этот раз, стоял как <>ы сам по себе, последним в коротком ряду домиков среднего достатка. Такой дом должен быть весьма слабо защищен и, стало быть, доступен для желающего проникнуть туда. Эрик уже пару раз выбирался из торфяника, чтобы украсть что-нибудь. Он взял бы и деньги, если бы пришлось, но пища была даже более удобной добычей: ведь это означало, что ему не надо еще и тащиться в какой-нибудь магазин. Был случай, когда он забрал холодную еду, стоявшую на столе в ожидании чьего-то возвращения.

Он чувствовал себя униженным, оказавшимся в самых низах общества. Словно хищник, вытесненный из своих диких краев и вынужденный подбирать какие попало отбросы на обочине: жертвы аварий, например, впечатанные в гудрон шоссе, со шкурами, покрытыми слизью нефти. Он толком не понимал, почему он делает все это, чего ради. Он вспомнил, что пришел сюда встретить Мартина, и знал, что эта встреча должна состояться на его собственных условиях. Но он не был готов к этому. Он утратил что-то. Способность видеть мир, как видит птица. Свободу и власть. Иногда ему случалось спорить с самим собой о том, как он мог бы вернуть себе все это. Спор этот был таким мучительным, что заставлял его скрежетать зубами и кричать. Он наполнял болью его грудь и глаза.

Этот случай был легким. Открытое оконце над дверью в задней части дома. Он, согнувшись, припал к подоконнику, открыл большое окно, потом, уже оказавшись внутри, закрыл его. У него был с собой испачканный углем дерюжный мешок, который он прихватил в другом доме. Он набил его едой из буфета и холодильника, потом нашел пластиковый мешок для провизии и наполовину заполнил и его. Он перенес эти мешки на второй этаж и нашел главную спальню. Открыл шкафы и быстро обшарил карманы во всех носильных вещах. Уловом оказалось восемь фунтов. Заодно он забрал пару рубашек, свитер, три футболки, несколько пар носков и набил всем этим доверху пластиковый мешок. Потом закрыл шкафы и пошел было к двери, но тут кто-то вошел в дом.

Судя по звуку шагов, это была женщина. Деваться ему было некуда. Росс стоял за дверью спальни, вцепившись в свои разбухшие мешки, словно нагруженная покупками домохозяйка. Он прислушивался, надеясь по стуку закрывающихся дверей определить их расположение в доме. Но двери не захлопывались, стало быть, женщина направлялась прямо наверх. На ходу она стягивала с себя свитер через голову, руки ее были заняты, и поэтому она не смогла закрыть дверь. Это спасло ей жизнь. Это и еще зазвонивший телефон.

Она подошла к тумбочке у постели и сняла трубку. Дверь была на две трети отведена к стене, как раз ровно настолько, чтобы прикрыть Росса. Женщина присела на постель, чтобы поболтать, к дверному проему она была обращена спиной. Голос у нее был низким, а ритм речи плавным, как у человека, который успокаивает кого-то.

– На следующей неделе... Да, я же тебе это говорила. Десять дней. Да. Да, конечно, мы сможем. Нет, он будет дома... Правильно. Конечно да. Конечно! Слушай, я сейчас не могу разговаривать. Не беспокойся. Я собираюсь сказать... Да. Все будет отлично. Все будет в порядке. – Тон ее был мягким и льстивым, флейта дыхания выводила переливчатую ноту.

Женщина повесила трубку. Росс пытался представить, что означает ее молчание. Если она откроет какой-нибудь шкаф, она может заметить пропажу вещей. Если она начнет раздеваться, чтобы переодеться, она может закрыть эту дверь, как обычно делают люди, даже если они одни. Он надеялся, что она закроет дверь. Он уже представил ее, откачнувшуюся назад, увидевшую его, стоящую с ним лицом к лицу, и этот миг молчания, прежде чем она снова сможет говорить или двигаться, тот самый миг, в который он шагнет вперед и обхватит ее. Возьмет ее под свое крылышко. И внезапно он понял, чего он хотел. Он знал, как он сможет снова стать самим собой.

Где-то внизу хлопнула дверь, и донесся оклик какого-то мужчины. Женщина вышла из спальни. Росс подождал, пока не услышал, как звуки их голосов удаляются из прихожей. Вот закрылась какая-то дверь. Росс спустился вниз, держа мешки в одной руке, чтобы другая оставалась свободной. Они были в какой-то из комнат вдали от прихожей. Мужчина смеялся.

– ...Повсюду великолепные гостиницы. Десять дней в высшем обществе! – восторгался он.

– И дела тоже. – Голос женщины был легким, приободряющим.

– Ну, да-да, довольно мало. А все остальное время – наше!

– Жду этого – не дождусь, – сказала женщина. – У нас так давно совсем не было времени потолковать.

Росс вышел через парадную дверь, оставив ее слегка приоткрытой. Он пошел по городу. Никто не видел его, потому что никто и не хотел его замечать. Его грубая одежда, его десятидневная щетина, его набитые мешки как бы давали сигнал: это бродяга, один из почти невидимых. В городах и деревеньках он был всего-навсего серой тенью, неприметной для глаза. А когда он вступил на торфяник, он исчез окончательно.

* * *

Фрэнсис перекатывал шахматную пешку между подушечками большого и среднего пальцев. Фигурки и сама шахматная доска имели чисто декоративное предназначение.

– Тебя там не было, – сказал он. – Чтобы встретить его.

– Не было. – Мартин Джексон стоял у окна своей кухни, прижимая телефонную трубку подбородком. Во дворе рабочий Джексона загонял двух свиней с провисшими спинами в изолированный загон. – В этом не было необходимости. Он вернулся вовремя?

– О да. Вовремя. И привез с собой некоторую проблему.

– Получил то, за чем и ездил?

– Да.

– Ну и ну! – Джексона это явно позабавило. – Ты, выходит, мне толкуешь, что он становится главной задачей.

– Уже стал. Вот почему мы и разочарованы, что тебя там не было, когда...

– Чтобы я там сделал что? – резко спросил Джексон. – Оторвал бы ему голову прямо в центре зала прибытия?

– Нас беспокоит этот Кэлли. И нас беспокоит Росс.

– Я знаю. Не волнуйся.

– Прошло уже больше недели... Я говорю о Россе.

– Да.

– Ты даже не можешь быть уверен, что он там.

– Отчего же, могу, – возразил Джексон. – Он здесь.

– А Кэлли в Лондоне.

– Ненадолго.

– Что-что?

– Я сказал – ненадолго.

– Что ты имеешь в виду?

В последний момент одна из свиней увернулась и, проскочив между калиткой и рукой рабочего, забилась в заросли крапивы. Рабочий бросился за ней и, стоя по пояс в крапиве, стал молотить палкой. Джексон рассмеялся.

– Что-что? – спросил Фрэнсис.

– Он будет здесь довольно скоро, так что не беспокойся. Мы будем здесь вместе, все трое.

– Ты это можешь гарантировать?

Свинья галопом вылетела из крапивных кустов, едва не сбив с ног рабочего. Джексон расхохотался еще громче.

– Да, – сказал он, отсмеявшись. – Удостоверься, что он остается в группе расследования, и тогда я могу это гарантировать.

* * *

Росс не был единственным, кто пополнял свои припасы. Джексон вернулся домой захватить еды, наполнить свою фляжку, запихнуть пропитанные парафином лучинки для растопки в пластиковую бутылку с завинчивающейся крышкой. Это было его третье возвращение назад, его дом превратился в базовый форт.