Долгий сон - А-Викинг

— Хорошо, малыш! — искренне сказал господин. — Ну как, понравилось?

— Да-а… — отчетливо выговорила девушка, помня утренний урок.

В баню ее пришлось, как и утром, нести на руках. Несмотря на греющую порку, купание довело Маришку почти до обморока, и Граф несколько раз недовольно морщился, наблюдая, как мечется под горячей водой стонущая ученица — по его расчетам, в корыте она могла провести час-полтора, а было значительно меньше — да-а, явная недоработочка… Отогрев и оттерев ее в парилке, проверив состояние высеченных утром сосков, Граф наконец убедился — девушка «воскресла». До вечернего занятия они жили нормальной жизнью — и случись в доме гость, он бы так ничего не и понял. Разве что подруга хозяина дома почему-то была голая и на ее теле горели свежие рубцы вперемешку с уже старыми, сходящими на нет. Ну, может ей так нравится — дома голышом ходить, а ошейника под волосами почти и не видно!

Ровно в девять они снова были у рамы между сараями. Термометр так и застрял на двух-трех градусах — кожаные ремни затянулись легко, вновь распиная голую Маришку классической позой женского распятия. Выдохнув пар, впервые за сегодня рабыня нашла в себе силы сказать: «Спасибо мой господин!» На что граф ласково потрепал ее по щеке и ушел.

Теперь он просто и деловито дожидался, пока не перевернется в третий раз талия песочных часов. Выходил каждые полчаса, сильно мял груди и зад, растирал водкой промежность, соски и вновь уходил в дом. В половине первого ночи ни водка, ни пощечины результата не дали. «Три с половиной!» Средненько, но все-таки — из нее будет классная женщина! И — не в силах пошевелиться, она хрипло застонала на кровати, лежа в той же позе, как снятая с распятия. Он лег на нее сверху, коснулся головкой напряженного сильного члена словно смерзшихся губок. Утопил чуть-чуть головку, и когда Маришка приоткрыла полные нетерпеливой мольбы глаза, шепнул ей на ухо:

— Ты мое вкусное мороженое!

И полностью вбил член в мороженое, зовущее, жадное до ласки, изумительно сладкое и холодное лоно девушки.

2005 г.

Приглашение

Переехали они в наш дом в разгаре зимы. Да и я немногим раньше — дом-то новый, едва сдали, и всю осень он казался продолжением собственной стройки: какие-то плинтусы, косяки, разнобой пластиковых и деревянных рам, цементная пыль на площадках. Поэтому новые соседи по двухквартирному «карману» на двенадцатом этаже особого внимания не привлекли: и своих забот хватало. Попробуй в одиночку обустроить гнездышко, когда привычный стиль холостяцкого жилья просто надоел. Соседи как соседи, мужик как мужик — средних лет, среднего роста, в меру подержанный «ниссан», вежливо-равнодушные приветствия у лифта и общей дверной железяки. И девчонка при нем — в меру красивая, в общем даже симпатична, такая же вежливая, но не более. Никаких других представителей слабого полка не оказалось.

Вскоре после перетаскивания мебели оттуда тоже стали доноситься привычные звуки «евроремонта». Девчонка по выходным таскала пластиковые пакеты с обрывками обоев и прочей дребеденью, которая с трудом влезала в пасть мусоропровода, а длинномерные куски старого плинтуса я самолично помогал ей вталкивать в щель между контейнерами — она что-то долго возилась, и я даже пошутил — повернись боком, все и пролезет. Девчонка, аккуратно отряхнув новенький спортивный костюмчик и вежливо поблагодарив за помощь, едва заметно пожала плечами и проворчала — мол, уже навертелась. Так оно и бывает — жили дверь в дверь уже недели две, а второй раз столкнулся с девчонкой снова на отшибе от дома: там же, у контейнерной площадки, где размашисто мела ветками снег старая ива, чудом спасшаяся от тракторов и бульдозеров. Пыхтя и карабкаясь по рыхлому сугробу, девчонка срывала с нее длинные хвосты прутьев и совала в тот же пластиковый пакет, из которого только что вытряхнула строительный мусор. Я сунулся было помочь, но она вдруг покраснела поярче своей лыжной шапочки, торопливо собрала уже наломанные прутья и исчезла в подъезде.

— Место встречи соседей изменить нельзя… — не знаю, сумел ли я скопировать голос Жеглова-Высоцкого, поскольку третья встреча снова была «на мусорном фоне».

Девчонка вежливо усмехнулась, вытряхивая уже привычный пластиковый мешок. Там снова были обрывки обоев, уже другого цвета и показавшиеся знакомыми ветки. Точно, вон с той же ивы — только уже какие-то странные, излохмаченные. Ни фига себе, как полы метет! Супер-золушка!

Как и всегда при ремонтах, что-то прорвалось или протекло — короче, через пару дней я звонил в эту дверь, чтобы задать вопрос — все ли у них в порядке, и стоит ли бить морду соседям выше коллективными усилиями. Открыл сам сосед — даже дома аккуратно одетый, подтянутый — и даже в свободной рубашке словно бы при галстуке. Недоуменно пожал плечами, вежливо посторонился, пропуская внутрь, и пригласил самому убедиться, что у них «все сухо». У них действительно было все сухо и в том же стиле — «вежливо-аккуратно». Кухня как кухня, ванная как ванная, с модными бордюрчиками и только бросалась в глаза явно не к месту среди кафеля — деревянная то ли кадушка, то ли еще чего-то, в которой набухали темной влагой все те же ивовые прутья.

Извинился. Ушел. Кто как живет, и кто чем занимается — мне конечно по фигу, своих дел хватает. Однако маленькие кусочки пока еще непонятных деталей уж больно походили на головоломку… Хотя при очередном столкновении — угадайте, где? — прутьев в ее пакете не оказалось — ни свежих, ни истрепанных. Придумается же всякая фигня, краснел я тихо сам с собою, придавливая на лоджии сигарету. Вздохнул и пошел совершать геройский подвиг по приготовлению ужина. Картошка хранилась как раз в нашем общем «кармане», распирая бока дерюжного мешка, упрятанного в дощатый, на две секции поделенный короб. Наклонился, начал копошиться в мешке и не сразу обратил внимание на непонятный, чуть приглушенный, но явно непривычный по быту звук из-за соседской двери. Равномерно, неторопливо и как-то очень странно — словно мокрым по мокрому… Так в старину бабы в деревне белье о доски отбивали… Только мокрое хлестание — и больше никакого звука, разве что слова, невнятно пробившиеся сквозь дверь: «Не сжимаемся! Терпим!» — и снова мокрый редкий хлест. За время моего торчания у дверей можно было не только набрать, но и заново вырастить вагон картошки — я едва успел сунуться снова в короб, когда смачно щелкнула вторая, внутренняя дверь соседей. Видимо, она случайно осталась приоткрытой — потому что звуки теперь не пробивались вовсе… а приникать ухом к щелям — увольте, не пацан! И так получилось стыдно, глупо и не как-то… не пойму как. Плюнув, снова обозвал себя любопытным придурком и все-таки довел до победного финиша приготовление ужина. Наутро, матерясь и дуя на отшибленный палец, стал вспоминать — где в последнее время рычал перфоратор. Этой дрелью замучаешься ведь дырки делать… Вспомнил — так у соседей же! Звонок. Знакомая стальная пластина двери. Внутренняя, деревянная — угу, та самая звуковая глушилка…