Страж-2 - Джеффри Конвиц

— А как он попал к вам на вечеринку? — последовал очередной вопрос полицейского.

— Он позвонил мне на днях и сказал, что находится Сейчас в городе. Я предложил встретиться и объяснил, что мы с женой как раз устраиваем небольшую вечеринку. Он обещал обязательно прийти. Ну, и пришел, — объяснил Бен.

— Так он, значит, сказал, что находится в городе? — переспросил Уосо.

— Да.

— Странно… Ведь он жил здесь все время!

— Я не знал этого, — заупрямился Бен. — Мне он сказал только, что сейчас находится здесь, и больше ничего.

Уосо надул из жвачки огромный пузырь, потом втянул его назад в рот и снова стал судорожно жевать.

— И вы все, — обратился он к присутствующим, — видели этого человека на вечере у Бэрдетов?

Все одновременно кивнули — Батилль, обе секретарши, Вудбридж, Дженкинс и, конечно, Джон Сорренсон.

— А не говорил ли он чего-то такого, из чего можно было бы сделать вывод, что он склонен к самоубийству? — подсказал детектив. — Может быть, он производил какие-нибудь странные действия?..

Наступила неловкая пауза.

— По-моему, я задал вопрос, и требую на него ответа! — резко произнес полицейский.

Вперед выступил Дженкинс. Он вынул из кармана платок, которым время от времени вытирал лицо, откашлялся и заговорил:

— Насколько я заметил, мистер Франкино… Вернее, монсеньер Франкино был очень неуравновешенным человеком и, вероятно, серьезно больным…

Уосо сел на ручку дивана и удивленно уставился на Дженкинса. Потом, положив руки на колени, детектив, наконец, спросил:

— А почему вы так решили?

И Дженкинс, не скрывая ничего, как мог, рассказал ему обо всем, что случилось в тот вечер. Он описал и таинственный ритуал, и приступ священника, и то, как монсеньер накинулся на него и порвал пиджак, и многое другое… Уосо внимательно слушал Дженкинса, ни разу не перебив и не скрывая своего растущего интереса. А когда тот закончил, полицейский попросил специалиста по антиквариату сделать вывод относительно столь странного поведения монсеньера — что оно могло означать?

— Ну… — многозначительно начал Дженкинс, потом помолчал немного, как бы обдумывая свой ответ, и, наконец, заговорил: — Похоже на то, что он страдал либо эпилепсией, либо у него был самый настоящий психоз на религиозной почве. Если же нужно мое личное мнение, то, с вашего позволения, сержант… Основываясь на том, что я имел возможность наблюдать собственными глазами в квартире Бэрдетов, я имею все основания полагать, что этот человек, безусловно, был способен совершить самоубийство как сознательно, так и нечаянно, во время очередного приступа.

Уосо подсел ближе к Бену, положив руку на спинку дивана.

— Ну, а что вы могли бы добавить, мистер Бэрдет? — не скрывая своего подозрения, осведомился он. — Сначала мы находим труп в компакторе. Вернее, его находит именно ваша жена, и у нее наступает шоковое состояние… Дело берет инспектор Бурштейн, которому не дает покоя старая, слепая и парализованная монахиня, живущая по соседству с вами. Он просит меня просмотреть старые дела об убийствах, совершенных пятнадцать лет назад в особняке, который стоял тогда на месте вашего дома. Но папки именно с этими делами оказываются кем-то похищенными из архива. Тогда Бурштейн выходит на Гатца — детектива, который пятнадцать лет назад занимался этими убийствами. Гатц же встречается именно с вами и приглашает вас для разговора к себе домой. Вы идете туда и неожиданно находите там его труп. Снова убийство. Вы, разумеется, пытаетесь связаться с Бурштейном, но как раз в этот момент выясняется, что он погиб при пожаре. Причем уже доподлинно установлено, что это был поджог. И вдруг откуда ни возьмись, прямо как гром среди ясного неба, выплывает этот самый священник по фамилии Франкино. И сначала у него случается припадок во время религиозного ритуала в Вашей квартире, а потом он решает выкинуться из окна именно с вашего этажа, причем буквально через день после вечеринки у вас. Правда занятно, да?

— Да, — не смущаясь, ответил Бен. — Такой рассказ в пору нести в детективный журнал.

Уосо улыбнулся.

— Зачем же обязательно в журнал? — ехидно прищурился он. — Можно и в уголовное дело по факту многочисленных убийств, которое потом будет представлено Большому Жюри.

Все замерли на своих местах. В течение нескольких минут никто не мог выговорить ни слова.

Потом Уосо поднялся и не спеша направился к выходу.

— Я хочу, чтобы над моими словами задумался не только мистер Бэрдет, но и все остальные, кто здесь находится Хотя, конечно, в первую очередь это касается именно мистера Бэрдета. Впрочем, я думаю, с ним мы еще встретимся в другом месте и поговорим более основательно…

Он еще раз улыбнулся и, надев шляпу, исчез за дверью.

Глава 18

Комната сфокусировалась в его поле зрения, будто медленно, как в старом кино, навели резкость. Это была маленькая каморка, не больше пятнадцати квадратных футов, с., верным от копоти потолком и грязными, заляпанными стенами. Он лежал на старой продавленной кровати, покрытой ватным матрасом. Справа от себя он заметил тумбочку с отломанной дверцей, а над ней — большое пыльное зеркало под старину. В дальнем углу стоял стул, на котором вперемешку были свалены платья, бюстгальтеры и постельное белье не первой свежести. Над головой горела тусклая лампочка без абажура. На оконном стекле раскинулась паутина трещин.

Он облизнул пересохшие губы и попытался определить, где находится. Кое-что начало всплывать в памяти: жгучий ветер, пыльная буря в холле десятого этажа… Потом Франкино, выпавший из окна. Боль. И полная темнота… А больше ничего. Как же он попал в эту странную комнату? И кто ее хозяин?

Макгвайр попытался приподняться на локтях. В комнате пахло дешевыми терпкими духами, от которых его сразу же затошнило. Он послюнявил пальцы и стер песчинки из уголков глаз. А потом услышал какой-то шум. Вероятно, из соседней комнаты.

— Эй там, не вздумай вставать с кровати! — раздался из-за стены хриплый женский голос.

— Где я? — чуть слышно спросил священник.

— Ты-то? В комнате. И причем на кровати. Макгвайр откинул заплатанное одеяло и увидел, что все его тело покрыто синяками и ссадинами.

— Можно мне поговорить с вами? — неуверенно спросил он.

— Конечно. Я хоть и черномазая, но с белыми потрепаться совсем не брезгую. Только потерпи чуток, святой отец. Я сейчас дочищу твою рясу и приготовлю чайку, а потом мы с тобой вдоволь наболтаемся.

Макгвайр снова откинулся на подушки в шелковых наволочках. На полу рядом с ним валялись смятые газеты и резиновый вибратор в форме пениса.

Через несколько секунд в комнату вошла миловидная негритянка лет тридцати в белом халате. В руках она держала его одежду и поднос, на котором оказалась вазочка с печеньем и чашка чая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});