Московские эбани - Елена Сулима

— Но ведь это же точно она! — недоуменно смотрел Вадим ей вслед.

— Нет. Нет. — Отрицал господин Вилмар. — Я много лет ее…

— Так вы и были её продюсером? — уставился на него Вадим, догадавшись. — Это вы купили её картины в России?..

— Да — я. А что вы так на меня смотрите? Разве она не сказала вам?

— Она сказала, что вы умерли. Кажется… от отравления.

— Нет! Нет. Я не умирал! Умер моя жена! — господин Вилмар уставился на Вадима.

— Но она мне сказала, что вы!

Они оба замолкли, разглядывая друг друга. Вадим почувствовал прилив дурноты. Медленно до него доходило, что с появлением этой странной женщины в его жизни, он уже ничему не удивляется, и чуть ли не поверил, что видит перед собою мертвеца наяву.

Господин Вилмар сумрачно пытался нащупать в своем сознании доказательства того, что он живой, но, глядя в глаза собеседнику, верил в то, что он ему не поверит.

— Поймите, не все так просто. Если сейчас вы видели не её, а её фантом, то это не значит, что я — не я, а фантом. Или, как это по-русски?..

— Приведение.

— Вы жили не в том мире, чтобы уметь различать сердцем, вам все объяснять надо. Но то, что нужно понимать без слов, объяснять нельзя. А… когда она давала вам мой телефон, она сказала, чей это телефон?

— А… а… она не передавала ваш телефон. Ее друг передал мне ваши координаты. — Медленно произнес Вадим. — Друг у неё тоже очень путаный парень. Он мог и не знать…

— Что не знать?! — воскликнул господин Вилмар, — Что я не умер, не знать? Что я живой?! Вы это хотите сказать?! Чушь какая-то! Эта Витори любого может свести с ума! Когда я поселил её на своей вилле в Южной Африке, она уже тогда показалась мне странной. Она только работала, работала, работала. — Начал он говорить быстро, брызжа слюной. — Где вы видели, чтобы художник не хотел посмотреть другой страны! Я повез её на коралловые рифы, на пикник. Она поплавала, посмотрела рыб и сказала, что раньше её бы это привело в восторг, но теперь она далека от таких радостей. У нас не было там вредных насекомых, но много бабочек — она рассматривала их расцветки и не радовалась. Словно все было для неё лишь информацией, как для пришельца. Она написала первое полотно на заказ для большого интерьера быстро — три метра на шесть и тут же взялась за исполнение второго. Тогда я отправил её в Италию на три недели. Даже моя ревнивая жена жалела её и боялась, что она переутомиться. Ни она, ни я не знали, что она общалась с шаманами, проходила у них школу не дрогнуть ни перед чем. Потом она вернулась, снова исполнила очень большой заказ, и я снова отправил её путешествовать по Европе за свой счет в сопровождении своей взрослой дочери. Дочь осталась учиться в Сорбонне, а она вернулась и снова начала работать, работать… Я не понимал её. Если служанка не напоминала ей о том, что пора есть, она забывала даже об этом. Но потом я понял, что она перенесла какую-то травму личной жизни. Я к тому же постоянно вспоминал о тете, она была так на неё похожа… Я и сам не заметил как все мои мысли стали заняты Виктори. Как все что бы я не делал, я делал втайне ради нее. Я дал ей все что мог и радости общения, и путешествия. Я постоянно вызывал её на пати, где она восхищала всех своей красотой. Но что ж, если она не могла представляться художником и говорить, что её картины её. Все равно они были в таких домах, в которых она не была. Она нравилась там как женщина. Будь она немного иной, она бы могла выйти замуж за кого-нибудь из очень богатых людей. Но для неё словно не существовало любви. А я… Я почувствовал, что чем больше я что-то делал для нее, тем лучше становилось мне. Моя жизнь, надо сказать уже угасающая жизнь, словно обрела новое дыхание.

— Вы любили её. — Вадим не спросил. Он сказал то, о чем умалчивал Вилмар. И когда Вилмар выдохнул: «Да», почувствовал, боль жалости. Но к кому?.. К себе ли?.. К нему?.. К ней? Или к вспомнившемуся почему-то Потапу?.. — Она не умеет любить. — Резюмировал Вадим.

— Нет! Я не верю в это! — воскликнул господин Вилмар. — Она умеет любить! Она просто не бабочка, летящая на огонь, она сама творит этот огонь. Тайный огонь. А это не всякому под силу сгореть в нем и возродиться как птица феникс. Можно и не возродиться. Поэтому она аккуратно обносит свой огонь мимо слабых. Она обносила его мимо меня, но светила мне им, манила в какое-то новое познание. Значит, любила. Иначе бы она не сказала, что я умер. Иначе бы было все не так.

— Вы хотите сказать, что она вас любила?..

— Да. Я чувствовал это. Но она не могла… Она не могла переступить. Она… она не могла быть любовницей. Она не могла переступить через мою жену. Она боялась сделать больно. Она человечна. А я… я… я…

— Вы убили свою жену? — Вадим, сам не ожидал от себя, что сможет сказать такое в глаза человеку.

Господин Вилмар замычал, замотал головой, словно вдруг зубная боль заставила его онеметь, затеребил пальцами, прося сигарету. Вадим прикурил сигарету и вложил ему в пальцы её зажженной.

— Я… я… когда представился случай, взялся за строительство отеля в Таиланде, потому что мы могли жить в разных странах, но Тайланд… там другие нравы… там…

— Страна любви! Родина «Эмануэль». — Вспомнились Вадиму слова секретарши.

— Страна любви! Конечно страна любви! — сладостно заулыбался седовласый господин Вилмар. Вадима даже передернуло. "Хотел и её под шумок!.." — злобно догадался он, но вдруг лицо господина Вилмара резко посерьезнело:

— Нет. Мы так думаем. Но это не так. Мы путаем секс с любовью. А я любил Виктори. Я хотел чтобы она… оттаяла душой. Я уже не загружал её так сильно работой. Она сама была вправе выбирать, где жить. Захотела на остров. Жила там. Сама выбирала, кто ей будет помогать. Вот и выбрала. Сначала подружилась с Пинжо. Она ей позировала. Но Пинжо…

— Я знаю. Транссексуал. Была мужчиной.

— Да-да. А что вы ещё знаете? А что вы знаете про Палтай?

— Палтай?! А что Палтай? Колдун какой-то! Но я ему ещё покажу, отморозку!

— Палтай был женщиной.

— Что?! — отпрянул Вадим, — Она что там, специально таких собирала?

— Нет. Там много таких. Но ей было удобнее жить среди них, как среди сущностей вне похоти, вне секса. Секс для нас уже не составная любви. Благодаря упражнениям йогой можно достичь такого оргазма, что будешь прибывать в нем двадцать один день. Размножение, при таком демографическом взрыве, который происходит раз в миллион лет, как говорят ученые, к любви тоже имеет мало отношения. Тем более, что генетики скоро могут выводит человека из пробирки. Она всегда пыталась отделить животное от человеческого в себе, и любовь тоже отделяла от животного влечения. Она настоящий художник. Художник это ж не только тот кто может рисовать, но тот кто преобразует, благодаря тому, что умеет видеть иначе, чем все. Просто мы привыкли что художники обычно мужчины, а у женщин не было условий проявиться. Вот она и проявлялась изо всех сил. А Тайланд дал ей благоприятное окружение. Представляю, какого ей в России. Наверняка рухнула в яму непонимания и гребет изо всех сил песок, чтобы выбраться, как муравей.

— Нет! Я чувствую, что я её понимаю, только не понимаю что… И этого Палтая её понять не могу… Ладно из мужчины в женщину, но в мужчину-то зачем?

— Палтай больше не хотел секс. Он учился девушкой в вашей стране. Он хотел учиться. А ему, то есть ей не давали ваши мужчины. Палтай узнал все прелести любви. Вернулся, то есть вернулась, чтобы родить ребенка. Потом не захотел долго быть только женщиной с ребенком. Ему этого было мало. Устроил ребенка старым мама и папа, и уехал снова учиться. Но уже мужчиной. Очень учиться хотел. Он окончил философский. Потом зимой, когда наплыв туристов подрабатывал гидом. Витори взяла его сопровождать себя в путешествии по их монастырям. Палтай много жил как мужчина в монастырях. Они много путешествовали вместе. Потом он остался работать при ней. Но он ничего не делал. Он только с ней беседовал, читал мантры, курил благовония…

— Какая свобода существует на земле! Странно. Словно переносите меня на тысячу лет вперед. Такого не может быть. Господин Вилмар, пожалуйста, не сносите мне крышу! У нас же все вокруг половых органов крутится. Вся цивилизация — спор полов — кто кого. А тут их меняют, как хотят, как деталь какую-то. И ещё про любовь говорят… — взвыл Вадим.

— Да. Палтай её любил. Но сердцем. Я это знаю. Он действительно обладал какими-то ненормальными способностями и, всеми своими силами охранял Виктори. Он считал ей дни, когда можно что делать, когда нельзя. Научил её медитировать на гору. Потом познакомил её с философией буддизма… Вот тут-то все и началось. Витори стала нежнее сердцем. Витори стала спокойней. Она стала естественной, но мне стало совсем трудно её понимать.

— Этот гад, наверняка, пудрил ей мозги, чтобы она никуда от него не делась. Он управлял ею, а вас ревновал!

— Нет. Палтай был другой философии. Он любил Витори абстрактно. У них если любят, то хотят, не чтобы кто-то кому-то принадлежал, а наоборот был свободен. Но не как у нас — свободен. Мне трудно это объяснить. Но Палтай видел, что я люблю Виктори, и она переживает из-за меня. Особенно, когда я разорился, и мне трудно было подняться вновь. А разорился я потому что свободу Тайланда перепутал с внутренним развратом. Я быстро понял. И когда мой разврат — похождения в похоть, по девочкам окончился, я обрел ещё один бизнес, правда, потеряв отель. К тому времени Витори стала совсем самостоятельной. Она уже не работала со мной. Она брала много заказов, открыла свою галерею. О ней узнали богатые дельцы. Она нравилась им. Палтай, видимо, понимал, что основные поклонники Виктори пропасти, пустоты, жаждущие наполнения, и помнил, что Виктори, я очень близкий по душе человек. Но знал еще, что европейские женщины не могут быть долго стойки сердцем… И хотя Виктори не такая как все — боялся, что она польститься на кого-нибудь ещё хуже, чем я. Он говорил мне об этом. Я заезжал к ним тогда часто.